Тайный гость - Анатолий Олегович Леонов
На перекрестном допросе Манефа повторила все то, что говорила дознавателям ранее. От ее слов Ульянка даже расплакалась, а вот Аленка – напротив, как разъяренная кошка, защищающая детеныша, набросилась на односельчанку с самой отборной руганью.
– Блудяшка бессоромная! – в голос орала она на Манефу. – Не верьте ей, добрые государи! Она сама первая ведьма и есть! Сказывали, еще до свадьбы в деревне своей ворожила! А то чего бы Куземка Мокеев за тридевять земель к пошлой девке свататься поперся? Не иначе как с привороту!
– Занимательно рассказываешь! – Болотников прикрыл рот кричащей Аленки своей рукой.
– И откуда ты родом? – спросил он у Манефы.
– Коробинской волости, Козельского уезда, сельцо Антипово, – нехотя призналась ворожейка.
– Это же как далеко до Алексина! Любовь, стало быть, зла? А чье село?
Манефа молчала, поджав губы.
– Чье село, спрашиваю? – с угрозой повторил вопрос дьяк.
– Московского дворянина Ивана Назарьева.
– Ивана Ивановича? Хлопова, значит![110] Ну вот, а ты говорила, знать их не знаешь!
Болотников бросил победный взгляд в сторону боярина Салтыкова. Тот едва заметно улыбнулся ему в ответ и поднялся с лавки.
– Ну, государи, я думаю, все ясно? – обратился он к князю Лыкову и Михалкову. – Далее Ванька и один справится, а вас приглашаю к себе отобедать, чем Бог послал! Сегодня у меня сама Великая государыня за столом будет!
Еще дважды поднимали каты Манефу на дыбу, били плетьми и жгли огнем, выбивая нужные показания. Наконец сломленная пытками ворожея призналась: учила ее заговорам и деланию лечебных снадобий крестьянка сельца Антипова – Акулина Нетесова, старая мамка царской невесты Марии Хлоповой!
– Вот видишь, – едва ли не с сочувствием в голосе произнес Иван Болотников, когда заплечных дел мастера снимали с дыбы едва живую Манефу, – призналась бы раньше, хотя бы перед смертью не мучилась!
А за старухой Акулиной Нетесовой в Козельск был тайно послан стрелецкий сотник Никита Протасьев с грамотой.
Глава 18
Прошло уже два дня после исчезновения Афанасия. Феона ноги в кровь стер, разыскивая друга, но все было тщетно. Побирушки у церкви только плечами пожимали. Москва – большой город! Ни на одном из съезжих дворов, ни в одной божедомке следов монаха отыскать не удалось. Пропал человек, как в воду канул. Потерпев неудачу, отец Феона вернулся к церкви на Варварке, решив начать поиски сначала.
Вожак, поспешивший занять свое «законное» место, очевидно, никакого желания помогать не испытывал, но, увидев мрачный взгляд, направленный на его опухшую переносицу, решил по крайней мере не вмешиваться. В отличие от воровского клима его живописная шайка христарадников, наоборот, прониклась искренним желанием найти отца Афанасия. Они, воспользовавшись своими обширными связями среди столичных окаянников и нищебродов, едва ли не подняли на дыбы всю Москву, но вскорости и тут ждало очередное разочарование. Никто ничего не слышал и не видел.
Тем не менее надежда в душе еще теплилась. Не тот человек Афанасий, чтобы позволить себе бесследно исчезнуть. Отец Феона, вернувшийся мыслью в свой последний разговор с другом, вспомнил каждое произнесенное им слово.
– Кто следил за Английским двором?
Монах обвел нищих вопросительным взглядом.
– Так, почитай, все следили, – ответил «за общество» нищий Юшка, озадаченно почесывая затылок.
– А кто последний?
– Ну я, а чего?
Феона перевел взгляд на «немую» Маньку.
– Это ты рассказывала о двух англичанах, один из которых следил за другим?
– Ага!
– Опознаешь?
– Чего?
– Узнать в лицо сможешь?
– А! – Манька хмыкнула себе под нос: – Это пожалуйста!
Она встала, ладонями отряхнула рваные юбки и поманила монаха грязным пальцем.
– Хиляй за мной, отче!
Быстрым шагом они прошли в Зарядинский переулок и свернули на Большой Знаменский. Здесь Манька ногой выбила сгнившую доску забора выморочного особняка, когда-то принадлежавшего явно не бедному горожанину. С повалуши[111] этих хором открывался прекрасный вид на Варварку и Зарядье.
– Туда смотри! – указала Манька рукой, высунувшись из окна, лишенного даже гнилых рам.
С высоты старой башни внутренний двор Английского подворья просматривался как на ладони! К тому же расстояние здесь было столь незначительным, что наблюдателю с башни были видны не только фигуры, но, при хорошем зрении, и лица людей. Особенностью этих каменных палат были два красных крыльца, выходящих во двор. Одно вело прямо в дом, второе – в сени с открытой галереей, пристроенной к башне въездных ворот. Какая затейливая прихоть потребовала столь бессмысленной зодческой выдумки, в голове монаха осталось необъяснимой загадкой.
В остальном, как издревле повелось, большая часть внутреннего пространства была отведена под различные хозяйственные нужды, а также небольшой парк и маленький огород. Однако притом немалую часть двора занимали площадки, приспособленные для игр. Увлечение оными в Европе с некоторых пор напоминало чумную заразу. Существовали десятки спортивных развлечений, которым сотни тысяч взрослых мужчин и женщин отдавались со всей возможной страстью!
Необъяснимая любовь к подобному праздному времяпровождению сильно удивляла отца Феону в иноземцах. Взявший в руки кривую клюшку или тряпичный мяч, служилый дворянин и природный аристократ уже ничем не отличался от простого черного люда. Феоне, в три года севшему на коня, в пять взявшему в руки свои первые саадак и саблю, не понять было такой подмены простой игрой настоящих военных занятий. Впрочем, брюзжать по этому поводу он тоже не собирался.
В тот час игровые площадки были полны людей. Четыре человека, вооруженные деревянными клюшками, на огороженном низким забором узком и длинном поле играли в крикет. Еще пятеро на другой площадке сбивали большим полированным шаром деревянные фигуры. Эта игра, отдаленно похожая на русские городки, называлась у них «шары на траве», или просто кегли. За соревнованием с интересом наблюдали еще человек семь-восемь.
– Эти люди среди них? – спросил отец Феона шепотом, хотя разговор их вряд ли был бы услышан англичанами, даже если бы они говорили в полный голос.
– Нет, – сурово отрезала Манька, обшаривая взглядом двор. – Жди. Скажу, когда появятся.
– А если не появятся?
– Появятся. Всегда появлялись!
Нищенка была совершенно убеждена в сказанном, и слова ее в скором времени подтвердились. С красного крыльца дома быстрым шагом спустились Ди и Келли и направились к
