Влюбленный злодей - Евгений Евгеньевич Сухов
– Прочли? – спрашивает меня Николай Хрисанфович.
– Прочел, – ответил я.
– И что вы на это скажете? – победно посмотрел на меня судебный следователь Нижегородского Окружного суда Горемыкин. – Вот она, связь Скарабеева с лакеем Померанцевым. Это многое объясняет и доказывает. Не так ли, господин Воловцов?
Конечно, можно сказать таким образом: «Не так, господин Горемыкин. Поскольку показания свидетеля лживы, как и сам свидетель Федор Осипчук, которого подбили дать ложные показания. В одиннадцатом часу вечера Григорий Померанцев никак не мог быть возле особняка генерала Борковского и разговаривать с поручиком Скарабеевым, поскольку в указанное время пил чай с пряниками у Агафьи Скорняковой, у которой и оставался до утра следующего дня».
Но я ничего такого не сказал. Пусть это пока остается моей тайной или козырем в рукаве, который я вытащу, когда придет срок. Ждать осталось недолго… Поэтому на вопрос Николая Хрисанфовича я ответил вполне резонным вопросом:
– А почему этот ваш свидетель молчал до последнего дня?
– Не хотел ввязываться в это неприятное дело, – последовал не менее резонный ответ.
– А сейчас, стало быть, захотел? – сыронизировал я.
– Говорит, что не может больше молчать, хочет справедливости, – ответил Горемыкин.
– Что, совесть заела? – Я едва сдержал усмешку.
– А по-вашему, так не бывает? – ответил на мою иронию вопросом Николай Хрисанфович.
Чего это я взъелся на старика? Не он же вытащил на свет божий лжесвидетеля и заставил давать его ложные показания. Он лишь исправно выполняет свой долг. Появился новый свидетель – допросил и запротоколировал, потом сообщил мне. Все как положено…
– Бывает, – легко согласился я и добавил уже обыкновенным тоном: – Мне бы хотелось самому допросить его.
– Да ради бога. – Николай Хрисанфович не проявил никакого недовольства. – Адрес в деле.
– Благодарю вас.
Я записал нужный адрес в памятную книжку и, прихватив все четырнадцать «анонимных» писем, находящихся в отдельной папке, и письмо Скарабеева любовнице, удалился из кабинета Горемыкина.
Наверняка Илья Федорович Найтенштерн меня уже заждался…
16. Допрос лжесвидетеля
– Вот вам подметные письма, которые следствием именуются как анонимные, а вот письмо с образцом почерка подозреваемого Скарабеева. – Я положил перед Найтенштерном раскрытую папку с бумагами. – Работайте, не буду вам мешать…
С этими словами я вышел из нумера Ильи Федоровича с твердым намерением побеседовать с объявившимся свидетелем Федором Осипчуком и, по возможности, выяснить, кто его подбил на дачу ложных показаний.
Следовало выяснить два вопроса, тормозящих следствие.
Первый: покушался ли на честь графини Юлии Александровны поручик Виталий Скарабеев в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое июля сего года? Или все было не так, как показывает Юлия Александровна?
Второй: писал ли поручик Скарабеев эти подметные письма, с какими сейчас разбирается психографолог Найтенштерн? Впрочем, на второй вопрос он сам и должен ответить…
Был еще и третий вопрос.
Если на первые два последует один и тот же ответ – «нет», возникает следующий: «Кто все это устроил?» То бишь – подметные письма, ночное нападение на молодую графиню Борковскую, дуэль между поручиками Скарабеевым и Депрейсом, увольнение Скарабеева и отдача его под стражу с предъявлением обвинения в незаконном проникновении в чужое жилище, попытке изнасилования шестнадцатилетней девушки и написании анонимных писем с клеветой и угрозами в ее адрес, адрес ее родителей, а также в адрес посторонних лиц.
Пожалуй, еще один… «Кому все это было нужно?»
Вот, собственно, вопросы, на которые мне предстояло ответить.
* * *
В особняке барона Аллендорфа меня встретили холодно и настороженно, что было вполне ожидаемо.
Дверь мне открыла немолодая женщина, по всей видимости, экономка.
– Вы к кому?
– Мне нужен камердинер господина барона Федор Осипчук, – ответил я.
– Как вас представить?
– Воловцов Иван Федорович. Судебный следователь по особо важным делам Московской судебной палаты.
Пожилая тетка, просверлив меня взглядом, посторонилась, давая мне пройти.
Вошел лакей. Я сбросил верхнюю одежду ему на руки и прошел в гостиную.
Через минуту в ней появился упитанный мужчина лет пятидесяти с хвостиком, в николаевских бакенбардах и усах с лихо закрученными кверху концами. Был он в роскошном турецком халате, домашних туфлях и курительной шапочке, чтобы волосы не пропахли табачным дымом. Оглядев меня, он представился:
– Геральд Францевич Аллендорф, барон.
– Воловцов Иван Федорович, коллежский советник.
– Чем обязан? – хмуро поднял брови барон Аллендорф.
– Мне нужен ваш камердинер Федор Осипчук, – ответил я.
– Зачем он вам? – поинтересовался Геральд Францевич, что я посчитал не очень вежливым.
– Я должен его допросить, – пояснил я. – По долгу службы.
– А что вы желаете у него узнать? – спросил барон таким тоном, будто я находился у него в подчинении.
Прозвучавший вопрос был уже совершенно бестактным и неуместным. Самая подходящая минута, чтобы ответить соответственно:
– Ведется следствие. Ваш камердинер Федор Осипчук – свидетель. Покуда идет следствие, в его ход посторонние лица не должны посвящаться. Это запрещено.
– Но его уже допрашивали, – не желал уступать Геральд Францевич.
– Ничего. С него не убудет, – заявил я и уперся взглядом в хозяина дома.
Губы барона неприязненно дрогнули. Похоже, он не привык, когда ему перечат.
– Знаете что? – Барон выставил вперед ногу, приняв позу человека, собирающегося твердо стоять на своем. – Мы вовсе не обязаны…
– Обязаны, милейший! Еще как обязаны, – не дал я довершить гневную тираду Геральду Францевичу. – Мне что, послать за приставом, чтобы вашего камердинера вывели ко мне насильно?
Какое-то время барон Аллендорф угрюмо молчал, просчитывая дальнейшие действия. Наконец, подозвал слугу, находящегося поблизости, и велел ему позвать камердинера.
– Это произвол! – все же решил выказать возмущение Геральд Францевич. – Я буду вынужден обратиться к господину губернатору!
– Ваше право, – спокойно парировал я последнюю фразу барона и отвернулся к окну.
– Звали, барин?
Я обернулся на голос. Возле Геральда Францевича стоял человек в длинной рубахе и плисовых штанах. Лихо закрученные кверху кончики усов и высокие бакенбарды до середины щек делали его похожим на хозяина. Впрочем, мне уже не раз приходилось убеждаться, что каков хозяин, таков и его слуга. И не только внешне…
– Звал, – недовольно буркнул барон Аллендорф. – Вот, Федор, этот господин, – Геральд Францевич неохотно указал на меня, – желает тебя допросить. Он судебный следователь…
– Дык меня уже допрашивали? – удивился Федор и уставился на хозяина.
– Ничего, расскажешь все как было еще раз, – с каким-то внутренним подтекстом промолвил Геральд Францевич и выразительно посмотрел на своего слугу.
Оставалось предположить, что подготовка Федора Осипчука как лжесвидетеля не обошлась без участия барона Аллендорфа…
* * *
– Я бы попросил оставить нас, – заявил я барону Аллендорфу, после того как он приказал своему камердинеру Федору рассказать мне «все, как было, еще раз».
Геральд Францевич по-бабьи фыркнул и вышел из гостиной.
– Меня зовут Иван Федорович Воловцов, – представился я Федору Осипчуку. – Я судебный следователь по особо важным делам. Приехал из Москвы помочь в расследовании дела отставного поручика Скарабеева по распоряжению Правительствующего Сената, которому было поручено разобраться в этом деле скорейшим и самым тщательнейшим образом самим Государем Императором.
Произнеся это, я глянул на камердинера, который буквально на моих глазах сразу сдулся и пожух. Даже кончики его усов смотрели вверх как будто под меньшим углом.
– Мне стало известно, что вы дали показания касательно знакомства лакея господ Борковских Григория Померанцева с находящимся в данный момент под следствием отставным поручиком Скарабеевым. И что вы явились свидетелем того, как лакей Померанцев обещал помочь Скарабееву пробраться в дом Борковских в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое июля, когда на графиню Юлию Александровну было совершено нападение. Это так? – спросил я, пристально наблюдая за камердинером.
– Да, – едва слышно ответил Федор.
– А что именно вы слышали, позвольте полюбопытствовать? – откинулся я на спинку стула, продолжая смотреть на собеседника.
– Я прогуливался по набережной, ожидая возвращения баронессы…
– Позвольте, – прервал я Федора, – я не спрашивал про то, что вы делали на набережной и кого вы ждали. Я спросил: что вы слышали? То есть о чем говорили лакей Борковских Григорий Померанцев и поручик Скарабеев? – пояснил я. И добавил
