Джулио Леони - Закон тени
Монах посторонился, чтобы дать гостю пройти.
— Работы в капелле… Да. Ими занимался брат Гвидо, приор монастыря. Входите, он сейчас кончит молиться. Вы найдете его вон там, — указал он на маленькую капеллу возле главного алтаря.
Пико подошел. Старый монах, стоя на коленях, шептал молитву, обращаясь к изображению женщины в античном одеянии, с закрытым лицом. Она была нарисована на холсте, спускавшемся с потолка над малым алтарем. Старик перекрестился, почувствовав за спиной чье-то присутствие, быстро взглянул на юношу и тут же снова повернулся к образу.
— Мало кто столько сделал для церкви, как эта девушка, — сказал он с почтением. — И никто столько не сделал, как ее родители.
— Святая Приска, одна из первых мучениц, насколько я помню, — отозвался юноша.
Старик кивнул.
— Ее жертва скрепила союз семьи с отцом всех апостолов. Эту церковь возвели на месте, где некогда стоял дом Акилы и Присциллы. Здесь отправляли первые христианские обряды в Риме, здесь гостил святой Петр, прежде чем принял мученичество, — прошептал он. — Здесь родилась Церковь. И храм надо было возвести здесь, а не в Ватикане. Это сказал мне однажды один великий человек. А ты что ищешь? — спросил он, не услышав ответа.
— Каких-нибудь известий о резчике Фульдженте, который когда-то здесь работал. Он ведь жил где-то в этих местах. Вы не знаете где?
— Фульдженте… Конечно помню. Как раз его друг, который часто к нему заходил, и рассказал мне историю святой. Это он нашел потайной храм.
— Какой храм? — удивленно спросил Пико.
— Да тот, что находится здесь, внизу. Хотите посмотреть?
Пико кивнул. Монах жестом пригласил его подойти к алтарю. В углу стены виднелась маленькая дверь. Он взял свечу из ниши в стене, зажег ее от одной из горящих и открыл створку.
За тесным коридором круто вниз шла лестница, вырубленная в скальном туфе. Они начали спускаться. Некоторых ступеней не хватало, и надо было цепляться за выступы в стенах, чтобы не упасть и разглядеть дорогу в слабом свете свечи.
Наконец спуск закончился. Поверхность под ногами стала не такой опасной, появилась арка. За ней открылось пространство в форме чаши, выдолбленной в скале, с двойным рядом ступеней по периметру, что придавало помещению вид арены. В глубине виднелась почти неразличимая в темноте мраморная статуя.
Монах подошел ближе и осветил ее. Из мрака выступили контуры фигуры юного героя, запечатленного в момент принесения в жертву быка. Это был античный Митра, языческий бог, возрождавшийся, как Христос. Пико разобрало такое любопытство, что он не смог удержаться и, выхватив у монаха свечу, стал разглядывать юного бога. Его потрясла торжествующая красота его тела в расцвете молодости.
— И тот человек был сражен точно так же, как вы, — раздался у него за спиной голос монаха. — Он проводил здесь целые дни, перенося на бумагу очертания статуи.
— Человек, сопровождавший резчика? А вы не помните, как его звали?
— Он велел называть себя Леон Баттиста.
Пико вздрогнул.
— Вы присутствовали при его исследованиях? Почему его так заинтересовал Митра?
Старик покачал головой.
— Этот человек был помешан на язычниках. Однажды я слышал, как он говорил, что только их учение достигло совершенства формы. В их произведениях присутствует совершенная геометрия, и только благодаря ей боги спускались на землю. И что он сможет это повторить. Он был такой ученый человек… — грустно вздохнул монах, — и блуждал в такой тьме…
— А другой, Фульдженте? Он ведь где-то здесь жил?
— Да. У него был маленький домик сразу за предместьем. Размером чуть больше овина, с высоким коньком крыши. Но Фульдженте уже давно никто не видел.
Монах показал на маленький дом в конце улицы. Дом выглядел заброшенным: стены заросли дикими вьюнами, которые, похоже, чувствовали себя хозяевами. При приближении людей из дымохода с шумом выпорхнула пара диких голубей, свивших там гнездо.
Дверь и два окна на фасаде были закрыты. Пико попробовал толкнуть дверь, и она неожиданно подалась. Видно, хозяин так и оставил ее незапертой. Приглядевшись, юноша заметил, что щеколда сорвана с петель. Он вошел, напрягая в полумраке глаза.
Как он и предполагал, в доме никого не было. Но тот, кто взломал дверь, не ограничился тем, что просто вошел: комната была перевернута вверх дном. Повсюду в беспорядке валялись инструменты художника и разбитые емкости из-под красок, которые измазали пол разноцветными пятнами. Многие из рассыпанных вокруг листков бумаги были изорваны в клочки, словно тот, кто здесь побывал, держал на художника злобу. Пико поднял несколько обрывков и попытался определить, откуда они выдраны. Это оказались фрагменты рукописи, снабженной геометрическими рисунками, по большей части архитектурными деталями. Здесь были фасады невиданных домов, испещренные кругами и эллипсами, словно кто-то пытался вычислить их размеры или подчеркнуть, что они таят в себе объемы, искусно скрытые за внешними очертаниями. На одном из обрывков ему удалось прочесть заглавие: «Descriptio urbis Romae, opus Baptistae Alberti»[48].
Вдохновленный находкой, Джованни принялся искать внимательнее, но все, что ему попадалось, было изорвано и растоптано. В углу валялась деревянная шкатулка со сломанной крышкой, а ее содержимое — маленькие стальные детальки — было разбросано вокруг. Пико поднял одну из них, поднес к свету, проникавшему из полуоткрытой двери и долго вертел перед глазами. На одной стороне детали явственно проступало очертание буквы.
Вздрогнув, он понял, что перед ним тот же диковинный шрифт, что и в сгоревшей печатне во Флоренции. Это были пуансоны, с которых потом отливали свинцовые буквы! Значит, их делал все-таки Фульдженте, и неизвестный убийца в этом доме что-то искал. Но не нашел, и от самого Рима шел по его следу, чтобы уничтожить предмет своих поисков, а заодно и самого резчика.
Пико лихорадочно принялся искать обрывки рукописи, но от нее остались только разрозненные куски. Наконец в углу он нашел более-менее целую страницу. На ней с потрясающим мастерством была изображена триумфальная арка с сетью линий, нанесенной поверх рисунка. Он спросил себя, что бы это могло означать, но так и не понял. Почти отчаявшись найти что-нибудь еще, он вдруг заметил, что при определенном освещении рисунок словно оживает. Порой случается, что, взглянув на беспорядочные пятна на какой-нибудь стене, мы вдруг различаем фигурку животного или человеческое лицо. Сеть линий на рисунке неожиданно сложилась в букву «М».
Пико поспешно схватил еще один обрывок и внимательно его рассмотрел. Теперь, когда он знал, как смотреть, его глаза стали различать и другие буквы, точно так же образованные необычной выработкой форм нарисованных зданий. Леон Баттиста Альберти в своем труде не только возродил античные памятники Рима, но и выведал у камней тайну совершенного шрифта.
Фульдженте, очевидно, сделал пуансоны для этого шрифта. На его рабочем столе еще лежали скальпели и крохотные зубила.
И в этом доме рука врагов тоже в ярости все разорила и раскидала. Внимание Пико привлек странный инструмент: несколько металлических полосок, соединенных на шарнирах в параллелограмм, свободно меняющий форму. На одной из них виднелось острие, которым конструкция, видимо, крепилась к бумаге. На противоположной стороне имелись маленькие щипчики, в которых был зажат кусочек угля. Посередине нанесены риски, видимо указывающие, куда смещать подвижную ось. Должно быть, инструмент служил либо для рисования, либо для копирования уже готовых изображений.
Охваченный волнением, юноша вгляделся в пуансон, потом наклонился и принялся искать среди рассыпанных по полу тот, где была вырезана буква «М», такая же, как на рисунке. Его поразила точность исполнения. Он на четвереньках пополз по полу, ища другие пуансоны.
Терпеливо обшарив все углы, Пико отыскал сорок четыре штуки. Фульдженте сделал весь алфавит и аккуратно завернул каждый блок в кусочек ткани. Почему же те, кто здесь побывал, уничтожили труд Альберти и не тронули произведение резчика, сделавшего буквы по образцам архитектора?
Этому было только одно объяснение. Они ополчились не на шрифт, а на те исследования, которые Альберти посвятил римской архитектуре. Во Флоренции преступники стремились уничтожить не станок и не работу резчика, а ту рукопись, что печатали на станке. Но кто до такой степени заинтересован, чтобы ритуал Орфея остался в тайне? Потому что он таил большую опасность, как считал Козимо Медичи? Или для того, чтобы стать единственным обладателем такой выдающейся тайны? Да и существует ли она на самом деле?
На миг вся уверенность Джованни поколебалась. Но потом он снова начал лихорадочные поиски. Выйдя из дома и направляясь к центру города, он не переставал повторять себе, что должно существовать иное объяснение.
