Джулио Леони - Закон тени
Джованни остановил его у самой двери, когда он уже вытащил из-под одежды ключ.
— Вы аббревиатор Марко? — спросил Пико, тронув рыжего за плечо.
Тот застыл, тревожно оглядываясь, но увидел, что юноша один, и чуть успокоился, хотя держался настороженно.
— А вы кто?
— Мое имя Джованни Пико, я из Флоренции. Мне надо с вами поговорить, — ответил Пико, уверенный, что попал в цель.
— Из Флоренции? Поговорить со мной? О чем? Я чиновник курии и не могу…
— Общаться с иностранцами? Не бойтесь, я не спрошу вас ни о чем, что могло бы нарушить конфиденциальность вашей должности. Мне просто хотелось бы узнать о человеке, с которым вы были знакомы много лет назад.
— Но из Флоренции!.. Знаете ли…
Пико подошел еще ближе и понизил голос почти до шепота:
— Мне известно, что на данный момент Святой престол в натянутых отношениях с нашим городом. Но я уже сказал вам, что вопрос, интересующий меня, не имеет никакого отношения к распрям власть имущих. Кроме того, высочайший правитель Флоренции будет чрезвычайно благодарен за все, что вы сможете сообщить.
Тут рыжий снова огляделся.
— Все, что вы расскажете, будет хорошо вознаграждено.
Пико выразительно похлопал по сумке, висящей на поясе. Наблюдая за реакцией аббревиатора, он понял, что попал в точку.
— Входите, не надо нам тут стоять, — преодолев последнюю нерешительность, сказал тот, пропуская юношу вперед.
Они поднялись в жилище чиновника, маленькую комнатку, выходящую прямо на лестничную площадку. В комнатке не было практически ничего, кроме простой кровати и неказистого платяного шкафа. Нищенскую обстановку завершал полный грязной воды тазик для умывания, поставленный на скамеечку под окном. Юноша оглядел комнату, удивленный такой нищетой, а еще более тем, что здесь не было ни одного предмета, связанного с занятием жильца: ни стола, ни перьев, ни бумаги.
Тот, казалось, прочел мысли юноши, потому что сразу напустил на себя опечаленный вид.
— Прошу прощения за более чем скромную обстановку. Вы, конечно, привыкли к роскошным жилищам, ведь дворцы составляют гордость вашего города. В Риме тоже полно богатых домов, — поспешил он признать, — но проводить там свои дни — привилегия либо богатых семей, либо тех, кто близок к понтифику. А мы, бедные служители веры, чиновники низшего звена, довольствуемся малым.
— Я полагал, что у вас блестящее место, да и вознаграждение, соответственно, приличное, — заметил Пико.
— Конечно, мы делаем важную работу для светских контактов Церкви, а порой и для того, что тесно связано с наставлением душ. Наша задача — изложить изящным и ясным языком все послания, которые курия адресует в разные христианские страны. Ни одна страница не попадет к переписчикам, не пройдя нашу редакцию. В прежние времена наш труд пользовался уважением, да и заработок позволял вести достойную жизнь. Но потом… Садитесь, пожалуйста.
Он указал гостю на кровать, а сам устроился на скамеечке.
— Так что же произошло потом?
— А потом Павел Второй во времена преследований закрыл всю контору. Тогда многих из нас обвинили в заговоре против Папы и в покушении на его жизнь!
Рыжий снова опасливо огляделся, словно боялся, как бы понтифик его не услышал.
— Да, я знаю об этой истории, — отозвался Пико. — Тогда арестовали многих римских литераторов и философов.
— Я был очень молод в те времена, моя карьера только начиналась. До высшего звена, то есть до тех, кто работает в непосредственном контакте с кардиналом вице-канцлером, было очень далеко. Скорее всего, меня спасли юный возраст и свойственная ему наивность. Именно наивность, а не невиновность, ибо, если ты попал в лапы инквизиции, виновен ты или нет, значения уже не имеет.
— Инквизиция? При чем тут инквизиция? — удивился Пико. — Ведь речь шла не о политическом заговоре!
Рыжий так отчаянно замотал головой, что от его огненной гривы прошел ветер.
— Инквизиторы были уверены, что речь шла о попытке восстановить языческие культы с помощью дьявольских искусств. И все колдуны будто бы собирались в Риме под видом изучения античности, а сами на своих сборищах пытались заключить союз с Сатаной, чтобы открыть двери Антихристу. Для прикрытия они использовали имена знаменитых философов, например грека Платона, и почитали его учителем более древним, а следовательно, более великим, чем Христос.
Пико внимательно вслушивался в его слова. Рассказ Манетто полностью подтверждался. Более того, наметилось явное совпадение по времени: рукопись попала в руки Козимо как раз тогда, когда в Риме шли аресты аббревиаторов.
— Но о чем вы хотели меня спросить? — прервал его размышления рыжий.
— Мне бы хотелось узнать о человеке, который какое-то время работал в Канцелярии вместе с вами. Я говорю о знаменитом архитекторе Леоне Баттисте Альберти.
— Баттиста, — со вздохом прошептал аббревиатор, словно это имя возбудило в нем далекие воспоминания о чем-то теплом и сердечном. — Да, я его знал. Он принадлежал к нашему кругу чиновников при курии. Несмотря на разницу в возрасте и на его блестящую образованность, я удостоился его дружбы. Он был очень замкнут и никого к себе близко не подпускал… Может, его это и спасло, — покачав головой, прибавил он.
— Спасло? — повторил Пико. — Так, значит, и Альберти могли арестовать?
Аббревиатор поднялся со скамьи, сел рядом с юношей.
— Альберти был чрезвычайно любознательным человеком, интересы которого простирались далеко, равно обогащая его ученость и светом солнца, и тенями того, о чем лучше бы не знать, — загадочно прошептал он.
— Что вы имеете в виду?
— Говорили… Учтите, это всего лишь сплетни, но говорили, что он посещал не самые достойные места и улицы в окрестностях Пантеона были ему хорошо знакомы, особенно по ночам.
— Выражайтесь яснее! Леон Баттиста интересовался черной магией?
Аббревиатор помедлил с ответом.
— Никто не знает наверняка. Но иногда, в редкие минуты откровенности, Леон Баттиста упоминал… что он перенял какие-то знания от греческого ученого, приезжавшего во Флоренцию во время Восточного собора[47]. И еще: якобы какие-то тайны ему открыл один из северных князей, на которого он тогда работал.
Пико лихорадочно размышлял. Он вспомнил слова Марсилио: на Флорентийском соборе, где пытались восстановить отношения между Католической и Православной церковью, Альберти был в свите кардинала Бессарионе. И самое главное, он принимал участие в ученых диспутах, которые организовывал Джемисто Плетоне. Этот философ привез на Запад сочинения Платона и множество халдейских и египетских загадочных текстов, а также рукописи Гермеса Трисмегиста.
Но кто же был этот северный князь?
— Может быть, он намекал на Сиджизмондо Малатеста? — нетерпеливо спросил юноша.
Рыжий кивнул и еще больше понизил голос:
— Да, на вельможу из Римини, отлученного от Церкви. Говорят, тот пытался убить Папу Павла Второго. Но Леон Баттиста отзывался о нем с большим почтением и с удовольствием вспоминал то время, когда возводил его семейную капеллу. Он называл ее своей первой работой, первым знаком.
— Первым знаком?
— Да, он много раз так говорил. Я не знаю, что Альберти имел в виду, но имя этого человека он упоминал часто, ибо благодаря ему познал истину.
Аббревиатор замолчал, а Пико задумался, пытаясь осмыслить только что услышанное.
Но тут рыжий снова заговорил:
— Леон Баттиста был во власти одной навязчивой идеи. В последнее время он ею просто бредил.
— Что за идея?
— Он говорил о каком-то особенном, совершенном шрифте.
— Совершенный шрифт… А он не сказал, что это такое?
Пико был поражен. Те же слова он слышал от Лоренцо, и, возможно, эта тайна лежала у истоков всех убийств, случившихся во Флоренции.
Марко покачал головой.
— Я в точности так и не понял. Но думаю, что он имел в виду шрифт для перепечатывания тех документов, что мы готовили. Он всегда был недоволен работой переписчиков.
— Совершенный шрифт… Больше он ничего не упоминал?
— Нет. Но однажды, когда мы об этом заговорили, Альберти заметил, что древние умели придумывать буквы для своих языков и таким образом точно передавать мысли. Следовательно, должны существовать и письмена, соответствующие языку самого Бога.
— Самого Бога? Может, он имел в виду древнееврейский?
— Нет… не думаю. Полагаю, что у Леона Баттисты были весьма индивидуальные представления о божественности.
— А вы сами когда-нибудь видели этот шрифт?
— Во время перерывов Леон Баттиста часто исписывал целые листы какими-то странными значками, но тщательно оберегал их от посторонних глаз и всегда уносил с собой.
— И вы не знаете, где сейчас могут быть эти листки?
