Валерий Введенский - Старосветские убийцы
— Так точно, ваше благородие. — Данила в армии не служил, но ответил по-военному, чтоб сделать генералу приятное.
— Как кличут?
— Данилка!
— Мужик крепкий, — оглядев слугу, отметил генерал. — Выломай-ка, братец, эту дверь!
— Вашебродие, дозвольте тока одежду барчука положить. Почистил, пока спит.
— Валяй! Только не задерживайся. Одна нога тут, другая там. — Генералу надоело стоять у двери без толку.
— Я мигом, — заверил Данила и поспешил в тучинскую комнату.
— А почему все-таки в России мертвецов хоронят на третий день? — задал мучавший его вопрос этнограф. — Православная традиция?
— Я тоже так раньше считал, — ответил Веригин, — а потом с одним архидьяконом поговорил. Знающий попался. Сказал, в Писании про сие ничего не сказано. Да, на третий день душу ангелы небесные уносят, но где тело должно находиться, молчок. Мое личное мнение, сей обычай из-за страхов появился.
— Из-за страхов? Живые покойников боятся? — быстро спросил Роос, доставая неизменный блокнотик и карандаш. — Тогда наоборот, побыстрей закапывать надо!
— Люди опасаются, что их похоронят заживо. Тьма случаев: вроде человек умер, лежит — не дышит, сердце не бьется, а наутро встал и пошел, как ни в чем не бывало.
— А-а! — догадался образованный Роос. — Это летаргическим сном называется!
— Хрен знает, как называется. Честно говоря, сам подобного не видел. Но говорят, научный факт. И многие боятся. Был один помещик, его каждый день один и тот же сон мучил: просыпается в гробу, а крышка приколочена. И не поднять никак. Силится, тужится, рвет жилы, уже и воздух кончается, вот-вот задохнется. В этот момент помещику всегда удавалось проснуться. И велел перед смертью свой гроб не заколачивать. А человеком был премерзким, близких своих мучил и притеснял. Те пуще всего боялись, чтоб он из могилы не выбрался! Но волю покойного исполнили — заколачивать не стали, крышку скрепили с гробом столярным клеем.
Веригин бросил взгляд в сторону тучинской комнаты:
— Куда Данилка запропастился?
— А что целых три дня делают с покойником? — Вопрос не давал этнографу покоя.
— Скорбят. Прощаются.
— Пожалуйста, поподробней!
— Сначала покойного обмывают. Потом родственники собираются. Священника зовут, чтоб литию прочел.
— Литию? — записал в блокнотик новое слово иностранец.
— Краткая заупокойная служба. В первый день мертвеца в гроб не кладут. На кровати лежит или на столе. Если покойник богатый, то священник неотлучно при нем. То литию снова послужит, то Псалтырь или Писание вслух почитает. А если человек поплоше помер, бабки-плакальщицы приходят.
— Но запах, запах? — не унимался этнограф.
— Окна пошире распахнуть, свечи зажечь — и не будет никакого запаха. На второй день перекладывают в гроб. Полагается туда бумажный венчик с изображением Христа поместить, а в руку покойного образок вложить. В тот же день перевозят в церковь. Там упокоившийся и ночует. Наутро после литургии отпевают, а потом — в последний путь.
— Я, пожалуй, задержусь здесь на три дня. Как мне повезло! Все в одном месте и подряд: свадьба, похороны… Еще бы покрестить кого, и можно считать экспедицию удавшейся!
— Хотите, вас покрестим?
В коридоре показался слуга. Подслеповатый генерал решил, что наконец-то идет Данила, и набросился на пришедшего с упреками:
— Что ж ты, братец, заснул?
Но это был не Данила. Немолодой опрятный мужчина щелкнул каблуками:
— Не розумем.
— Еще один иностранец! — всплеснул руками генерал. — Этот-то откуда?
Мужчина стал дергать дверь в комнату Шулявского, потом постучал. Не дождавшись, как и генерал с Роосом, никакого ответа, недоуменно пожал плечами.
— Ты, наверное, слуга Шулявского? — догадался генерал.
— Так, так, пан Шулявский, — согласился тот.
— И по-русски не понимаешь? — зачем-то уточнил Веригин.
— Так, — согласился слуга.
— «Так!» — заорал генерал, передразнивая иностранца. — Польша давно уже русская, а язык до сих пор не выучили! А еще братья-славяне, тьфу! Горцы и те по-нашему лопочут.
Веригин сложил ладошки и приложил к голове.
— Спит пан?
— Так! — согласился слуга.
— Он всегда долго спит? — Для этого вопроса генералу не удалось подобрать соответствующего жеста, и поляк посмотрел на генерала с тем же недоумением, с каким недавно разгядывал запертую дверь.
— Ключ есть? — Веригин достал воображаемый предмет из мундира и повернул им в воздухе.
Слуга отрицательно помотал головой. Потом также жестами показал, что ключ у хозяина. Тот закрыл дверь изнутри и лег спать.
— Ломай тогда! — Генерал изобразил разбег и удар в дверь.
Слуга энергично замотал головой.
— Не можно! Пан… — И показал, как хозяин будет грозить пальцем и топать ногами.
— Вот басурманин, ни черта не понимает! Ну, наконец-то!
По коридору спешил долгожданный Данила. В его руке Веригин, к своему удивлению, разглядел пистолет.
— Простите, ваше высокопревосходительство! Достал свежую сорочку из комода, вчера сам туды ее ложил, и ничего окромя одежды не было, а сегодня гляньте, что нашел.
— Это пистоль Тучина?
— Что вы? Отродясь у него оружия не было! И где взял, ума не приложу! Ой, горе мне, горе! Как их довезти до имения! Уже с пистолетом шастает, разбойник!
— Дай-ка! — Веригин протянул руку.
Данила с удовольствием отдал оружие.
— Лепаж? Ну-ка, ну-ка! Бьюсь об заклад, из той пары, что поляк князю подарил! Ничего не понимаю!
— Осмелюсь спросить, — уважительно, как и полагается, обратился к генералу Данила, — чего ваше высокопревосходительство не понимает?
— Вчера на моих глазах урядник положил оба пистолета в шкатулку. Тучин после того пошел спать. Спрашивается, когда он умудрился взять пистолет?
Веригин внимательно осмотрел оружие.
— Он разряжен! Вчера твой барчук с поляком стреляться собирался. Мой денщик оружие зарядил, но дуэль сорвалась. Кто вытащил пулю?
Данила пожал плечами.
— И я не знаю! Давай дверь ломай, заждались тебя! Этому архаровцу приказал было, но он по-русски не бельмеса! — Генерал кивнул в сторону поляка.
— Кшиштоф по-французски разговаривает, сам слышал, — сказал Данила.
— Parles-tu français? [4] — повернулся к поляку Веригин.
— Oui, un petit peu! [5]
— Барин всегда так долго спит? — спросил генерал уже по-французски
— Пан иногда. Когда в карты ноць грать, — коверкая и перемежая польские слова с французскими, ответил Кшиштоф. — Вчерай грать, сегодня шпать.
— Сегодня дверь ломать, — в тон пробурчал генерал. — Уехать твой пан. Тю-тю!
— Пан тю-тю не можливо! Кшиштоф тут! Не можливо бросить!
Роос ничего не понимал.
— Что происходит? — спросил он Веригина.
Тот отмахнулся:
— После, не до вас! Данила, ломай дверь!
Тучинский слуга о чем-то размышлял.
— Ну, что стоишь, как вкопанный?
— Минутку, ваше высокопревосходительство, — ответил Данила. — Дозвольте замок осмотреть, — и, не дожидаясь согласия, присел на корточки. — Я сюртук барчука чистил, на дворе ключ нашел. Авось подойдет! Дозвольте попробовать?
— Давай! Только быстрее!
Данила достал из-за пазухи ключ, вставил в скважину — и о чудо, замок открылся.
— Прошу, — дядька широко распахнул дверь.
Первым в комнату вошел генерал, за ним остальные. Кровать была разобрана, но пуста. Как и вся комната.
— Уехать твой пан, — грустно произнес Веригин.
Кшиштоф заглянул в несессер и чемодан хозяина.
— Не можливо уехать. Все вещи покой.
— А деньги? — спросил Веригин.
Все-таки крупную сумму вчера Шулявский выиграл.
— Деньги всегда пан при собе, — сказал Кшиштоф. — И ценны.
— Значит, вещи новые купит. Удрал твой пан, — вздохнул Веригин. И что в нем княгиня нашла? Без слез не взглянешь!
Кшиштоф все мотал головой:
— Не можливе! Не можливе!
— «О женщины, вам имя вероломство», — продекламировал Веригин и пояснил Роосу: — Это ваш Шекспир написал.
— Шекспир не наш, он англичанин, — возразил американец.
— Пойдем отсюда! Закрывай дверь, Данила!
Глава двенадцатая
Отец Алексей служил литию, и доступа в спальню не было.
— Еще молимся о упокоении души усопшаго раба Божия Василия, и о еже проститися ему всякому прегрешению, вольному же и невольному. Господи, помилуй! — Последнюю фразу батюшка повторил зычным баритоном троекратно.
Киросиров молился о своем:
— Господи, пусть доктор вспомнит о неотложных делах и уберется восвояси!
Со стороны гардеробной слуги попытались занести в спальню тело Насти. Отец Алексей, размахивая кадилом, ринулся к ним.
