Валентин Лавров - Блуд на крови. Книга первая
— Саперный войск! Я хорошо знай.
— Когда это было?
В разговор вновь вступила Герда:
— Как раз моя кузина уехать в Дрезден — 25 мая.
ВМЕСТО СВАДЬБЫ — В ОСТРОГ
Командир лейб-гвардии саперного батальона объяснил:
— Я что-то подозревал плохое. Дело было так. Утром 26 мая ко мне явился подполковник Карл Ландсберг. Он выглядел неважно. Был бледен, нервничал. Свое состояние объяснил тем, что получил телеграмму от матери. Она, дескать, серьезно больна. Очень просил отпустить его на неделю домой. Рука? Да, ладонь была завязана.
— Где живет мать?
— Она помещица Шавельского уезда Ковенской губернии. Но влачит трудное существование. Насколько мне известно, ее покойный муж промотал все состояние. Карл отправляет ей каждый месяц переводы из своего жалованья. Но деньги у него все же водятся, особенно последнее время.
— Откуда? Ведь в полку обычно все известно, все на виду.
— Это так, но наблюдать за средствами своих офицеров считаю нескромным. Карл вел трезвый образ жизни, в карты не играл — стало быть, доходов с этой стороны быть не могло. А деньги ему ой как нужны сейчас. Ведь Карл обручен с графиней-красавицей… — батальонный командир назвал одну из самых громких в России фамилий. — Невеста — наследница богатейшего состояния. Вот Карл и вынужден корчить из себя богача: шьет новые мундиры, несколько раз устраивал пышные ужины. А вообще-то он прекрасный офицер! Хорошо образован, умен, исполнителен. Кстати, 6 июня у него свадьба.
— Боюсь, что со свадьбой придется несколько повременить. Где Ландсберг теперь?
— Еще не вернулся от матери, хотя отпуск истек.
…Через час телеграфист отстукивал: «Карла Ландсберга арестовать тчк доставить спешно СПБ» (СПБ — это Санкт-Петербург).
6 июня Ландсберг был арестован. Вместо брачного ложа он отправился на тюремные нары.
По осмотру, произведенному тюремным доктором, у задержанного были найдены резаные раны: глубокая поперечная на правой ладони и два свежих рубца на левой.
— Это я неосторожно шпагу в ножны вставлял, — твердил Карл.
9 июня бывший гвардейский офицер был доставлен в Петербург и помещен в одиночную камеру. Известные нам стряпчий и пристав были свидетелями того, как этого гиганта (уже в наручниках) водили на допрос сразу четыре (!) конвоира — боялись побега.
В ОБМЕН НА МОЛОДОСТЬ
Стряпчий, не скрывая восхищения, спрашивал своего седоусого коллегу:
— Как это вам, господин пристав, еще не зная убийцы, удалось догадаться, что он силен, высок, да еще высокообразован? Мне это кажется невероятным!
— Просто я обратил внимание на те детали, которые вы пропустили. Помните, на стене возле раковины виднелись четкие отпечатки окровавленной ладони? Человек опирается на стену на уровне плеча. Вот по этим отпечаткам я легко догадался, что убийца ростом далеко не карлик.
Далее: по следам слежавшейся пыли не составляло труда разглядеть, что сейф сдвинут совсем недавно. Убийца в квартире был один — об этом мне сказали четко различимые следы на залитом кровью полу. И если ему удалось сдвинуть с места тяжеленный сейф, стало быть, он человек богатырской силы.
— Логично! Но как вы догадались, что преступник хорошо образован?
— Это было сделать несложно. Возле сейфа сверху кровяного пятна лежал сборник французских стихов. В доме Власова иностранных книг не было. Стало быть, стихи принес и выронил, когда двигал сейф, убийца. Кстати, он уже признался, что книга это его. Она приобщена к вещественным доказательствам.
— Вы гений!
— Нет, мне помогает всего лишь мой долгий опыт. Вы его тоже приобретете. Вместе с повышением по службе. Но — увы! — лишь в обмен на свою молодость.
ОТКРОВЕНИЯ УБИЙЦЫ
На первом же допросе в «Крестах» Ландсберг признался:
— Да, я убил Власова и его служанку. У меня не было другого выхода. Я много лет, шаг за шагом, с неимоверными трудностями делал себе карьеру. Моя женитьба открывала мне доступ в высший свет. Теперь я мог достичь по службе самых вершин — стать генералом, занять важный пост.
— Разве эти несчастные жертвы мешали вашей карьере? — спросил стряпчий.
— Да, я полагал, что Власов разрушит мою свадьбу, а стало быть — счастье… Дайте, пожа-луйства, воды!
Выпив залпом два стакана, Ландсберг продолжил:
— С Власовым я был знаком давно. Это был скряга со скверным характером. Он часами рассказывал мне о том, как ему удалось из ничего сделать изрядный капитал, а я должен был изображать из себя внимательного слушателя. Старик любил повествовать о том, как он давал деньги в рост под солидные заклады и большие проценты. Заклады, по словам Власова, как правило, в несколько раз превышали своей ценой данное в долг. И нередко заклады навсегда оседали у Власова.
— С вас тоже?
— Как раз нет! С меня Власов вообще не брал процентов. Более того, будучи холостяком, во мне он словно видел родного сына. Узнав о намечавшейся свадьбе, он сам предложил мне в долг пять тысяч рублей. «Скоро ты, Карл, разбогатеешь и тогда все вернешь! — говаривал Власов. — А пока что ты должен выглядеть респектабельно!» И я, разумеется, взял. В приданое я должен был получить многие десятки тысяч рублей. Невеста знала, что я беден. Она была влюблена в меня и откровенно заявила: «Твое богатство — это твоя голова, твоя воля! С моей помощью ты сделаешь прекрасную карьеру и тогда разбогатеешь!»
От родственников графиня, естественно, скрывала свои планы и ничего не говорила про мое скудное материальное состояние, иначе ее родственники-аристократы просто бы отказали мне от дома и расторгли нашу помолвку.
— И что же заставило вас пойти на злодеяние? Ландсберг слабо улыбнулся:
— Не удивляйтесь! Причина всего лишь в том, что на какое-то роковое время мне изменило чувство юмора. Именно так! При следующем нашем свидании я все расскажу вам, без утайки. Более того, представлю подробную записку с анализом того душевного состояния и тех причин, которые толкнули меня на преступление. Скажите, чтобы мне дали чернил и бумаги…
Просьба Ландсберга была удовлетворена.
ОТКРОВЕНИЯ УБИЙЦЫ (окончание)
12 июня Ландсберг передал следователю «записку». На нескольких больших листах бумаги он делал подробный анализ того, что привело его к преступлению.
«С первого дня поступления на военную службу, — писал он, — меня каждый день приучали владеть ружьем и револьвером, обучали саперным работам, то есть способам, пользуясь прикрытием из земли, камня и железа, уничтожить возможно большее число неприятелей. Постоянно занимаясь чтением и изучением военной истории, я увидел, что одна треть государственного бюджета идет на поддержание военного устройства, что Наполеон III, чувствуя утрату своего обаяния в глазах Европы, придравшись к удобному случаю, затевает ужасную войну с Германией, в которой гибнут сотни тысяч людей и которая стоит массе семейств их отцов, мужей и братьев, а Франции — двух провинций и многих миллиардов денег, а Германия эти миллиарды опять употребляет на увеличение вооружений для новой войны, которая опять уничтожит сотни тысяч людей. Наказывается это или нет? Нет. Заводчик Крупп наживает миллионы на своих изделиях, офицеры получают „за храбрость“ ордена, пенсии, чины и т. д.».
Сам Ландсберг был награжден двумя крестами с мечами и бантом за храбрость при уничтожении десятков тысяч людей как из стана врага, так и собственных — при штурме крепости Махрама в Кокандском ханстве. Люди, посвятившие свою жизнь убийству по закону и присяге, не только не называются бандитами и преступниками, как того они заслужили, но более того, они всячески прославляются. (Отвлекаясь от темы, замечу: до чего же эти рассуждения похожи на мысли, которые чуть позже появились в философских трактатах великого Л, Н. Толстого. Первый из них — «Исповедь» — Толстой начал писать именно в 1879 году. Совпадение удивительное!)
Следователь с интересом ознакомился с записями заключенного. Но вновь задал вопрос:
— Что все-таки побудило вас пойти на преступление? И о потере какого «чувства юмора» вы сказали прошлый раз?
И тут последовала история, подобной которой, возможно, нет во всей истории мировой криминалистики.
Ландсберг откровенно рассказал:
— Как уже говорил, старик Власов полюбил меня как родного сына. Часами я внимательно слушал истории о том, как он разбогател, как неимоверными усилиями сколотил свой капитал. Одним словом, в расположении Власова я не сомневался. Да и у меня, признаться, не было в Петербурге более близких людей. Вот почему, когда вопрос о моем бракосочетании был решен, я тут же заспешил к старику, желая его обрадовать.
Тот и впрямь обрадовался, обнимал, тискал меня, приговаривая:
— Ну вот, добился своего, умница ты мой! Когда я уходил, уже спустился вниз с лестницы, старик вдруг окликнул меня:
— Карла (он именно так называл меня)! Я что придумал! Иди-ка сюда! — И мы пошли навстречу друг другу, он вниз, а я наверх. Встретились на площадке второго этажа. — Я, братец, вот что придумал: чтоб ты не зазнавался, я тебе сделаю особенный свадебный подарок… Никто таких еще не делал! Ха-ха! — И старик раскатисто расхохотался.
