Эдвард Марстон - Ученик дьявола

— Спокойной ночи, Дэйви, — проговорил он.

Ответа не последовало.

— Он уже спит без задних ног, — решил Илайес. — Устал как собака. Судя по его виду, пришлось мальчонке несладко.

Илайес затушил свечи и забрался в постель. Николас долго слушал, как валлиец ерзает, устраиваясь поудобнее. Наконец он угомонился. Николас почти задремал, как вдруг услышал шепот Оуэна:

— Ник, ты спишь?

— Еще нет.

— Думаешь, мы когда-нибудь узнаем, почему он сбежал?

— Мистер Страттон уж точно об этом не расскажет.

— Я бы у него не стал спрашивать, даже какой сегодня день недели, — пробормотал Илайес, снова заворочавшись под одеялом. — Он бы наверняка содрал с меня плату за ответ. Купцы все одним миром мазаны. Вруны и обманщики.

— Оуэн, тише.

— О Страттоне можно говорить все что угодно, Дэйви не обидится. Ты видел эту парочку своими глазами. Любовью там и не пахнет. Кроме того, — он подавил зевок, — парнишка спит мертвым сном.

— Так и не буди его, — прошипел Николас.

Через некоторое время Илайес снова заговорил:

— Этот сэр Майкл — сущий безумец. Стрелять ночью из пушки по озеру, чтобы разбить лед? Я едва не расхохотался. А зачем ему столько оружия?

— Ему интересно.

— Оружие — оно для того, чтобы стрелять, а таких добродушных малых, как он, я в жизни не видел.

— Он наш заказчик, поэтому мы должны принимать его таким, какой он есть. Своим приглашением Гринлифы спасают «Уэстфилдских комедиантов», не забывай. Может, он и чудак, но мы не должны обращать на это внимания. — Николас помолчал. — А вот кто вызывает у меня беспокойство, так это управляющий.

— Почему?

— Начнем с того, что он не хочет, чтобы мы сюда приезжали.

— Ой, знаешь, Ник, мне тоже так показалось.

— Если бы решал он — ночевать нам на постоялом дворе. Мне кажется, Ромболлу Тейларду претит сама мысль о том, что «Уэстфилдские комедианты» будут выступать в Главном зале.

— Он что, думает — мы собираемся спереть столовое серебро и надругаться над горничными?

— Не знаю, но в его поведении меня смущает не только это.

— И что же еще?

— А хотя бы то, что он постоянно мозолил нам глаза! В таком огромном доме у него должно быть целое море обязанностей. Он следит за прислугой, помогает сэру Майклу, отвечает за то, чтобы на кухнях всегда была провизия, ведет счета и прочая, и прочая, и прочая. Однако стоило нам переступить порог — он от нас на шаг не отходил. Почему Тейлард не перепоручил нас кому-нибудь? Зачем браться за дело, которое должны выполнять другие? Смекаешь, к чему я клоню?

— Как-то не очень, — зевнул Илайес.

— Да очень просто! Он за нами следит.

Илайес снова громко зевнул, и Николас понял, что разговор окончен. Пожелав друг другу спокойной ночи, друзья поуютнее закутались в одеяла. Илайес уснул первым, ознаменовав это событие тихим похрапыванием. Некоторое время Николас лежал, размышляя о том, как неожиданно исчез в лесу Дэйви Страттон и где он пропадал все это время. Постепенно веки его отяжелели, и Брейсвелл, не в силах более сопротивляться навалившейся усталости, задремал.

Он не знал, сколько проспал, но, когда его разбудил скрип, было еще темно. Сначала суфлер подумал, что это Илайес бродит в поисках ночного горшка, однако валлиец по-прежнему мирно похрапывал на своей кровати. Николас сел и всмотрелся в темноту:

— Дэйви, это ты?

Поскрипывание тут же прекратилось, однако ответа не последовало. Почуяв неладное, Николас тихо встал с постели и, шаря руками в темноте, добрался до маленькой кроватки. Дэйви там не оказалось, однако суфлер был уверен, что мальчик по-прежнему в комнате. Николас медленно двинулся к двери. Дейви, который, затаив дыхание, стоял, прижавшись к дверному косяку, издал пронзительный вопль, ощутив, как сильные пальцы сомкнулись на его запястье. Николас замер в изумлении.

— Да ты одет, — проговорил он.

— Я хотел… хотел пройтись, — промямлил Дэйви.

— Посреди ночи? Что, снова собрался убежать?

— Нет!

— Да! — Николас едва сдерживал ярость. — Почему? Куда ты собирался?

— Никуда.

— Не лги мне, Дэйви! — Николас тряхнул мальчика. — Ты снова собрался смыться. Я слышал, как ты пытался открыть дверь. Или, скажешь, мне пригрезилось?

— Да, — сдавшись, тихо всхлипнул мальчик. — Я пытался сбежать, и сбежал бы, если б вы не заперли дверь.

— Но я ее не запирал. — удивился Николас. — У меня и ключа-то нет…

Он дернул за ручку — но дверь не сдвинулась ни на дюйм. Они были заперты.

Джеред Тук, дородный мужчина средних лет, казалось, не замечал стужи. Он шел через церковный двор так, словно стоял летний полдень, а не стылое зимнее утро. Огромная шляпа, которую надел сегодня Джеред, была единственной уступкой погоде, и все же, несмотря на холод, он сдвинул ее на затылок, обнажив грубое лицо. Остановившись у могильного камня, Тук молча вознес молитву. Джеред унаследовал должность церковного старосты от отца и подходил к своим обязанностям с неизменной ответственностью. В витражных стеклах западного фасада не светился ни один огонек. Тук что-то удовлетворенно проворчал — он всегда любил приходить в церковь первым.

Церковь Святого Христофора стояла в деревне, расположившейся на самом краю Сильвемера, и обслуживала два других прихода, деревню и несколько фермерских хозяйств. Это было маленькое, приземистое, ничем не примечательное строение. Церкви удалось пережить религиозные конфликты, не так давно прокатившиеся по всей стране. На ее скамьях могло спокойно уместиться до сотни прихожан. Алтарная часть храма была достаточно обширна, чтобы вместить два ряда сиденьев, располагавшихся друг напротив друга. Три широкие каменные ступени вели к алтарной ограде, еще три — к самому алтарю. Посередине зала потолок уходил вверх, образуя звонницу; к языку единственного колокола была привязана веревка. Когда колоколом не пользовались, веревку закрепляли на крюке, вбитом в кафедру.

Джеред Тук зашел в церковь, зажег несколько свечей и начал готовиться к службе. Когда звякнула щеколда на двери ризницы и в сопрестолию[9] вступил викарий, он почти закончил работу и теперь придирчиво оглядывал алтарь.

— Доброе утро, Джеред, — промолвил вошедший.

— Доброе утро, — ответил староста.

— Надеюсь, в один прекрасный день мне удастся опередить тебя, и я приду сюда первым. Ты вообще хоть когда-нибудь спишь?

— Я всегда был ранней пташкой.

— Хотелось бы и мне этим похвастаться.

Преподобный Энтони Димент, низкорослый жилистый мужчина лет тридцати, обладал приятной наружностью и хорошими манерами. Святой отец дрожал от холода, хотя и кутался в толстый черный плащ. Он подышал на руки и, будто только сообразив, где находится, стянул с головы шляпу и склонился перед алтарем в благоговейном поклоне. Тук же снял не только шляпу, но и стеганую куртку. От одного его вида Энтони Дименту стало еще холоднее.

— Все ли готово, Джеред? — спросил он.

— Думаю, да.

— Мне никакой работы не осталось?

— Только службу отслужить.

— Скоро ты с этим уже сам начнешь справляться, — улыбнулся Димент.

Тук пришел в церковь незадолго до рассвета. Теперь небо стало заметно светлее, и храм осветился первыми лучами солнца. Димент прошел по приделу к задней части нефа и задумчиво провел рукой по краю купели.

— Надеюсь, вода не замерзнет, — вздохнул он.

— Ни за что не замерзнет, — заверил его Тук.

— У нас есть только один способ позаботиться об этом.

Димент скинул плащ, вернулся к сопрестолии и преклонил колена перед алтарной оградой. Джеред Тук последовал его примеру. Несколько минут они пребывали в молчании, пока их молитву не прервал грохот распахнувшейся двери. При виде вошедшего душа викария ушла в пятки. В самую последнюю очередь ему хотелось ссориться с Реджинальдом Орром — высоким, крепким, гладко выбритым мужчиной лет сорока, одетым в черное. Орр задыхался от негодования, его голос был подобен удару кнута.

— И что же я вижу? — вопросил он, с обвиняющим видом ткнув вперед пальцем.

— Где? — поинтересовался викарий.

— Да вот. На алтаре, прямо за вами. Золотая тарелка.

— Это подарок сэра Майкла, — пояснил Димент, кинув через плечо взгляд на большое блюдо, стоявшее на алтаре. — Его щедрость не знает границ.

— Равно как и его любовь к папистам. От этой тарелки так и тянет Римом.

— Мы целиком и полностью отринули католичество, — возразил Димент, стараясь говорить тверже. — И ты, Реджинальд, убедился бы в этом сам, если бы присоединился к нашей молитве.

— Я не желаю участвовать в папистских кривляньях! — воскликнул Орр.

— Но мы следуем законам нашей страны и служим только по протестантским обрядам.

— Тогда чего вы наряжаете церковь, будто ждете в гости самого папу римского? Вы только поглядите! Золотое блюдо! Серебряное распятие! Золотые украшения! Золотое шитье на шелковой ткани, прикрывающей алтарь! А ризница, забитая до потолка всякой мерзостью?! — Орр решительно зашагал по боковому нефу. — Папа — антихрист! Отречемся от него.