Эдвард Марстон - Ученик дьявола

Эдвард Марстон

«Ученик дьявола»

Посвящается моей любимой дочери Елене, верному псу Мильтону и удивительному коту по кличке Сумасшедший Макс

Ведьма — та, что, призвав на помощь дьявола или же посредством дьявольского искусства, приносит вред или исцеляет, находит скрытые вещи или предсказывает будущее. Дела сии она творит по наущению дьявола, дабы опутать и обречь на вечные муки человеческие души. Колдуны, заклинатели и волшебники всяческого рода также сим богомерзким деяниям предаются.

Глава 1

Николас Брейсвелл увидел труп, едва отойдя от дома на пятьдесят ярдов. В проулке у стены лежал старик, свернувшись калачиком в последней попытке согреться. Тело несчастного было покрыто инеем и забрызгано грязью. Нельзя сказать, что Николаса потрясло это зрелище — ему и прежде доводилось видеть смерть, — однако, в очередной разубедившись в ее избирательной жестокости, он не смог сдержать вздох сочувствия. На этот раз жертвой стал беззащитный нищий старик, бездомный, одинокий, чьим единственным богатством было жалкое тряпье, не сумевшее защитить владельца от холода. Склонившись над покойным, Николас с удивлением заметил на изможденном лице улыбку, словно бедолага с радостью расстался с жизнью. Этой застывшей беззубой улыбкой мертвец будто прощался с миром, полным страданий. Николас закрыл покойнику глаза и молча вознес молитву за упокой его души.

В Лондоне случались холодные зимы, но эта выдалась особенно суровой, словно сама природа решила мстить людям за свою же бесхарактерность. После жаркого лета и мягкой осени город атаковали туманы, ветер, ливни, снег и стужа. На Рождество разбушевалась пурга. Новый год одарил горожан градом. В Сочельник поднялся и завыл шквальный ветер. Темза замерзла. Поначалу народ, пришедший на Зимнюю ярмарку, порадовался разнообразию, но радость была недолгой: коварный лед то и дело трескался, люди проваливались в холодную воду. Кто-то отделался обморожениями, а кто-то и утонул. Погода не знала жалости. Мороз, лютый и беспощадный, сеял повсюду смерть.

Николас двинулся в путь. Он понимал, что труп нищего с застывшей улыбкой — не последний, будут и другие на улицах Бэнксайда.

Стражников Николас встретил в «Черной лошади». Они пили эль, подсев поближе к очагу, и ворчали, что честным людям в такую стужу пристало сидеть дома, а не мерзнуть на улице. В трактире, пристанище проституток и прочего сброда, было темно и сыро. Презрев свои обязанности, стражники пили с теми, кого должны были арестовывать, если что.

Николас рассказал о мертвеце, однако сочувствия не встретил. Напротив, высокий стражник с клочковатой бородой выглядел раздосадованным.

— Что, еще один? — недовольно проговорил он, потирая озябшие руки. — Отчего эти старые дураки мрут у нас? Других приходов, что ли, мало? Уже третий за эту неделю.

— О нем надо позаботиться, — произнес Николас.

— О нас тоже, мистер.

— Да и вообще, — усмехнулся второй стражник, — он сейчас там, где гораздо теплее, чем здесь.

Николас не отступал:

— Если бы вы меньше думали о себе и больше о других, может, и удалось бы кого-нибудь спасти. Проявите хоть каплю уважения к покойному. Где лежит тело — вы слышали. Сделайте так, чтобы его убрали.

— Тебе-то какое до него дело?

— Я здесь живу.

— Ну и мы живем.

— Тогда будьте хорошими соседями.

Развернувшись на каблуках, Николас решительно пересек вонючий трактир и вышел на морозный воздух. В лицо ударил порыв ледяного ветра, и Николас поплотнее надвинул шляпу и закутался в плащ. Главное, двигаться быстро, тогда холод не страшен. Он быстро направился к мосту: лучше уж пройти по нему, чем трястись от холода в лодке. Добравшись до угла, Николас остановился и оглянулся. Из «Черной лошади» нехотя выходили пристыженные стражники. Потоптавшись у входа, они медленно двинулись к переулку, где лежал труп нищего. Николас, удовлетворенный, пошел дальше.

На Лондонском мосту вовсю кипела жизнь. С обеих сторон вдоль мостовой теснились домишки и лавочки, едва позволяя повозкам и телегам разъехаться. Николас пробирался сквозь толпу, то и дело уворачиваясь от лошадей и подвод. Из головы его никак не шел замерзший насмерть нищий из Бэнксайда. Николаса мучило чувство вины: он-то всю ночь проспал в теплой постели, пока несчастный умирал от стужи… Эта смерть напомнила ему судьбу еще нескольких людей: его любимая труппа «Уэстфилдские комедианты» также оказалась жертвой нынешних холодов. Мороз прогнал актеров со двора трактира, где они обычно давали представления, силы медленно оставляли их, впереди маячила безработица. Скоро у комедиантов достанет воли лишь опуститься на землю, как этот нищий, и, повернувшись лицом к стене, тихо отойти в небытие.

У «Уэстфилдских комедиантов» бывали темные времена. Чума и пожары гнали актеров из города, а в его стенах им грозил Тайный совет и пуританский суд. Конкуренты делали все от них зависящее, чтобы задушить труппу. Николас был лишь наемным суфлером и деньги в труппу не вкладывал, но каждый раз возглавлял борьбу с притеснителями и обидчиками, угрожавшими благополучию «Уэстфилдских комедиантов». Однако он был не властен над капризами английской погоды. Если морозы не отступят, актеров ждет голодная смерть и братская могила. От тоски у Николаса перехватило дыхание. Стиснув зубы, он пошел быстрее.

На противоположной стороне моста царила еще большая толчея. На Грейсчёч-стрит бойко шла торговля. Десятки запахов, перебивая друг друга, били в ноздри. Стоял невыносимый гам, орали лавочники и покупатели, ржали кони, собаки лаяли, рычали, визжали, лишь мусорщики да карманники работали в молчании. Николас двинулся вперед сквозь толпу. Только войдя в ворота «Головы королевы», он вздохнул с облегчением, оставив позади безумие и неистовство улицы. Однако облегчение быстро сменилось печалью.

Двор трактира, где некогда «Уэстфилдские комедианты» давали лучшие свои представления, пустовал, холодный, позаброшенный и забытый. Брусчатка тускло поблескивала льдом замерзших луж. Конюшни стояли опустевшими, на балконах — ни души, на крышах искрился иней. Николас не мог поверить, что стоит на том же самом месте, где некогда возвышалась сцена, звучали строки великих драм и прекрасная музыка… Неужели некогда на этих пустых балконах рукоплескали зрители, а вон там, на почетном месте, довольно улыбался покровитель их труппы лорд Уэстфилд?..

Однако кое-что в «Голове королевы» осталось неизменным: владелец трактира Александр Марвуд как был ничтожеством и подлецом, так и остался. Стоило суфлеру войти в трактир, как хозяин тут же выскочил ему навстречу.

— Эта погода меня вконец разорит, — начал он жалостливо.

— Нам всем от нее крепко достается, — устало ответил Николас.

— Но мне-то крепче всех, мистер Брейсвелл! Из-за этой чертовой холодины путников совсем не стало, комнаты пустуют. Кто ко мне теперь ходит? Всякий сброд! — Марвуд обвел рукой зал. — Полюбуйтесь — ни одного джентльмена! Во всем доме ни единого тугого кошеля. Одни скупердяи. Купят кружечку эля и сидят себе весь день у огня. А мне какая от этого выгода? Сейчас знаете какие цены на дрова?

Николас, еще немного послушав стенания хозяина, оборвал его:

— Мистер Фаэторн назначил мне здесь встречу. Как к нему пройти?

— Дайте я сначала расскажу, как меня притесняют…

— Потом, — твердо сказал Николас. — Мистер Фаэторн не любит, когда его заставляют ждать.

Марвуд, расстроенный потерей благодарного слушателя, громко шмыгнул носом и объяснил, как найти комнату. Поблагодарив, Николас поднялся по хлипкой лестнице и пошел по коридору, пол которого был истерт шарканьем сотен ног. Впрочем, Марвуд мог ничего и не объяснять: голос, глубокий, выразительный, послышавшийся из-за двери в конце коридора, мог принадлежать только Лоуренсу Фаэторну.

— Идиот! Нет, нет, нет и еще раз нет! Я говорил совсем другое!

Глава труппы, в тоске по сцене, вымещал расстроенные чувства на своем извечном сопернике — Барнаби Джилле. Николас, постучавшись, вошел в комнату. Его взгляду предстала знакомая картина. Фаэторн стоял посреди комнаты, отчаянно жестикулируя. Джилл, презрительно отвернувшись, сидел верхом на стуле, а Эдмунд Худ, то и дело всплескивая руками, метался между спорщиками, напоминая голубя мира с подрезанными крыльями. Появление Николаса положило препирательству конец. Худ бросился через комнату и заключил друга в объятия.

— Ник! — воскликнул он. — Слава богу, ты пришел. Лоуренс и Барнаби вот-вот вцепятся друг другу в глотки. Если мы их не остановим, прольется кровь.

— Вздор! — Фаэторн сдержанно усмехнулся. — Мы с Барнаби слегка разошлись во взглядах — только и всего. Я лишь пытался объяснить, что все его доводы — сущая глупость.