Эдвард Марстон - Ученик дьявола
Марджери обняла и поцеловала Ханидью:
— Ты славный мальчик, Дик. Мой муж это знает и ценит. Ты всегда был его любимчиком.
— Что с ним? — Дик всхлипнул.
— Самой хочется узнать поскорее.
— Джон Таллис говорит, что у него лихорадка.
Марджери гневно вскинула голову:
— Можешь передать от меня Джону Таллису, что, если он и дальше станет распускать подобные сплетни, я не поленюсь, поднимусь наверх и хорошенько его вздую!
— Он ведь не со зла, миссис Фаэторн.
Слегка успокоившись, Марджери обняла мальчика покрепче — не столько чтобы ему было уютнее, сколько чтобы самой набраться уверенности и сил. Она была рада, что Ричард прервал ее одинокое бдение. Теперь ожидание казалось чуть менее мучительным.
— Ну как, согрелся?
— Да, спасибо… — Мальчик замолчал, потом наконец спросил: — Миссис Фаэторн, скажите, ведь такого раньше никогда не было?
— Какого — такого?
— Ну, такой болезни.
— Нет, Дик.
— Мистер Фаэторн никогда не хворал.
— Да, это правда.
Именно поэтому состояние мужа так ее беспокоило. Лоуренс Фаэторн был столь крепкого сложения, что доброе здравие воспринимал как само собой разумеющееся. Мелкие хвори, которыми маялись другие, всегда обходили Лоуренса стороной, ну разве что иногда зубы прихватывало, а всякие несчастные случаи, которые иных надолго отправляли в постель, не могли сломить его волю к жизни. Как-то Лоуренс вывихнул коленку, слезая с лошади, — и после этого стал играть Гектора, Помпея Великого, Генриха Пятого, опираясь на толстую трость, и так и выходил с ней на подмостки, пока не выздоровел. А когда Фаэторн, упав со сцены, сломал руку, он все равно продолжал выступать в «Голове королевы». Марджери не переставала восхищаться его упорством и настойчивостью. Неужели теперь удача изменила ему?
— Надеюсь, он скоро поправится, — сказал Ханидью. — Мистер Фаэторн — сердце и душа «Уэстфилдских комедиантов». Если мы его потеряем…
— Не потеряем! — почти крикнула Марджери, но тут же смягчилась: — Ох, не сердись на меня, Дик. Просто не хочу слышать такие речи. На дворе зима, — продолжала она, будто обращаясь к самой себе, — а зимой вечно все болеют. Теперь настал черед и моего мужа. Нам нельзя отчаиваться.
Тут на лестнице послышались шаги, и вскоре на пороге гостиной стоял доктор Уитроу.
— Как он, доктор? — Марджери кинулась к нему. — Мне к нему можно?
— Подождите немного, — ответил он. — Я дал ему кое-какие снадобья…
— Но что с ним? Ведь я его жена, я имею право знать!
Доктор был худощавым мужчиной лет пятидесяти, с ввалившимися щеками и глубоко посаженными глазами. Он долгие годы проработал в Шордиче и повидал немало обеспокоенных жен.
— Успокойтесь, вашему мужу ничего не угрожает, — начал он. — Он один из самых крепких пациентов, которые были в моей практике.
— А как же лихорадка?
— Пошла на спад. Кризис миновал.
— Слава богу! — Марджери не верила своим ушам. — Когда вы пришли, с него градом катился пот. Неужели, доктор Уитроу, ваша микстура так быстро помогает?
— Мне кажется, ему полегчало еще до того, как он ее выпил. Вообще-то, — доктор улыбнулся, — когда я пытался влить ему лекарство, мистер Фаэторн отпихнул мою руку, лишив меня, таким образом, части гонорара. Это свидетельствует о том, что, несмотря на болезнь, он в ясном сознании. Советую вам не выпускать его из постели до утра. Дайте ему хорошенько отдохнуть, и он снова станет здоровым как бык.
Не в силах дальше ждать, Марджери, торопливо пробормотав слова благодарности, кинулась вверх по лестнице. Когда же она распахнула дверь спальни, ее муж, совсем недавно стонавший в агонии, собирался встать с постели! Лоуренс Фаэторн вновь был самим собой. Марджери заморгала от удивления, не в силах поверить в чудесное выздоровление.
— Лоуренс! Во имя всех святых, что ты делаешь?
— Иду вниз. Может, маленькие оборванцы оставили мне хотя бы немного еды, — ответил он и, пошатываясь, направился к двери. — Я с ног валюсь от голода.
— По мне, так ты замечательно выглядишь, — усмехнулась Марджери, оглядев его.
— Я рад, что все еще способен возжечь в тебе пламя страсти.
— Никуда ты не пойдешь! — Марджери решительно взяла себя в руки и силой усадила мужа на постель. — Если хочешь есть, я тебе принесу. Доктор Уитроу сказал, что тебе нельзя вставать.
— Не собираюсь слушаться этого старого дурака! Он влил в меня такую гадкую микстуру, что теперь мне непременно надо пропустить пару кружек, чтобы избавиться от этого мерзкого вкуса.
— Нет, Лоуренс, — не отступала Марджери. — Надо отдохнуть.
— Но я ведь уже выздоровел, Марджери!
— Ты ослаб от лихорадки. Еще полчаса назад ты вообще не мог пошевелиться.
— Все уже прошло!..
— А ну лежать! Из постели ни шагу!
— В таком случае, кто-то должен составить мне компанию! — Рассмеявшись, он опрокинул ее на кровать рядом с собой. — Ослабел, говоришь? — спросил он, жарко целуя ее в губы. — Единственную лихорадку, которой я томлюсь, даришь мне ты, Марджери. Ну же, любимая! Помоги мне восстановить силы.
Протестующие возгласы женщины быстро сменились стонами удовольствия, но неожиданно резкий стук прервал процесс выздоровления. В дверях маячили четверо учеников, со смешанным чувством любопытства и облегчения на лице. Над ними возвышался доктор Уитроу. Он деликатно отвел взгляд и проговорил:
— Простите, я за сущей безделицей: вы забыли мне заплатить.
Николас Брейсвелл запил остатки ужина глотком эля, Оуэн Илайес все еще бодро работал челюстями, а Дэйви Страттон даже не притронулся к еде.
— Давай, паренек, чего сидишь, — подбодрил мальчика Николас.
— Я не голоден.
— Ну же, Дэйви, — подтолкнул мальчика локтем Оуэн. — Поешь. Так хоть согреешься.
Мальчик отправил в рот маленький кусочек, без видимого удовольствия прожевал его и снова замер. Николасу не терпелось услышать рассказ мальчика о его приключениях, однако он решил не торопить Дэйви. Паренек еще не оправился от потрясения, да и присутствие двух слуг не вызывало на откровенность. Ромболл Тейлард отвел комедиантов на кухню, после чего исчез, наказав повару накормить гостей и проводить их в комнату на ночлег. Теперь троица сидела за столом в углу главной кухни и трапезничала в тени свисавшей с крюков дичи, вдыхая целый букет чарующих запахов.
Когда актеры покончили с ужином, слуга указал маленькую дверцу, от которой вела вверх шаткая винтовая лесенка. Их провели с черного хода в комнату для слуг, которую приготовили и прибрали в явной спешке. Дрожащее пламя трех свечей осветило маленькую узенькую комнатенку с кривым полом, продуваемую сквозняками. Две кровати были застелены свежим бельем, в углу примостилась третья, маленькая кроватка на колесиках — для Дэйви. На крошечном столике у стены стояли кувшин с водой и таз, под ним — вместительный ночной горшок. Оуэн Илайес первым делом заметил именно этот предмет. Ткнув в него пальцем, он произнес:
— Нужно изрядно постараться, чтобы заполнить его до краев. Интересно, сколько обычно здесь спит народу?
— Думаю, по двое на каждой кровати, — предположил Николас.
— А то и по трое! Ну что ж, — вздохнул он, усаживаясь на кровать. — На одну ночь сойдет. Жестковато, конечно, да не привыкать. А вот спать одному мне приходится редко. — Он озорно поглядел на ученика: — Не хочешь, Дэйви, прилечь со мной?
— Нет, нет, нет! — Мальчик с опаской встал за маленькой кроваткой. — Я лучше здесь…
— Да я тебя не укушу, — весело пообещал Илайес. — Ну а если и укушу, то совсем не больно. И даю тебе честное слово не целоваться. Ну разве что ты сам попросишь!
— Оставь его, Оуэн, — проворчал Николас. — Парнишка устал.
— Надеюсь, не слишком и еще сможет поведать нам, что же произошло. Не знаю, как ты, а лично я не верю ни единому слову его отца. Пони не понес.
— Понес, — упрямо произнес мальчик. — Огонек пустился вскачь, я ударился о ветвь и вылетел из седла.
— Так с чего он понес, Дэйви? — спросил Николас.
— Не знаю.
— Тебя не было несколько часов. Где ты пропадал?
— Не знаю, — твердил мальчик. — Не помню.
— Мы думали, ты от нас сбежал. Так?
Дэйви помотал головой.
— Ты напросился с нами в Эссекс, чтобы удрать?
Тот же ответ. Николас сдался:
— Ты, я вижу, устал. Поспи. Обо всем поговорим утром.
Поняв, что на сегодня расспросы закончены, Дэйви с облегчением стал раздеваться. Мужчины тоже приготовились ко сну. Николас чувствовал, что ученик лжет. Единственный способ узнать истину — завоевать доверие мальчика, убедить его, что он среди друзей. Поведение Джерома Страттона красноречиво говорило о непростых отношениях с сыном и еще раз убеждало, что Дэйви вступил в труппу не по своей воле. Однако теперь мальчик был членом «Уэстфилдских комедиантов» на законных основаниях, и нужно следить, чтобы он не сбежал. Николас решил впредь быть более бдительным.
