Тревожная весна 45-го - Валерий Георгиевич Шарапов
Минут через пятнадцать в конце тропинки появилась фигура молодого мужчины в новеньком темном костюме. Заметив его, Квилецкий поднялся и сделал несколько шагов навстречу.
* * *
Если бы при встрече со скупщиком краденого случайно присутствовал кто-то из подельников, то у них тотчас возникли бы вопросы. Много вопросов. Ведь, празднуя прошлым вечером фартовый грант, Казимир рассказывал о барыге как о человеке, с которым ранее судьба его не сводила. «На него еще покойный Кабан наводку дал. Вроде имел с ним дело…» — так объяснил он Матвею и Боцману, откуда узнал о существовании барыги. И вдруг…
Молодой мужчина и Квилецкий сошлись недалеко от памятника из белого мрамора и точно напротив скромной могилки с надписью на табличке: «Бринер Александра Николаевна».
Крепко обнявшись, они постояли, будто не виделись много лет. Затем Казимир, продолжая держать парня за плечи, шагнул назад и с гордостью осмотрел его с ног до головы:
— Ну вот, Антон! Это ж другое дело — приоделся и сразу стал похож на солидного мужчину!
— Спасибо, отец, — смущенно улыбнулся тот. — Мне, правда, пока непривычно в гражданском костюме.
— Ничего, привыкнешь. Отоспался?
— Да! Часов на пятнадцать провалился! Спасибо тебе за снятую квартирку — очень уютно и тихо.
— Не за что, Антон. Ты заслужил и уют, и тишину. Я сморю, ты все такой же худой. Как с продуктами?
— Нормально. Хожу на рынок или в «коммерцию».
— А деньги из тех, что я тебе дал, еще остались?
— Конечно. Я заплатил за костюм только половину.
— Пожалуйста, не скромничай. Если будешь в чем-то нуждаться — сразу дай знать. У меня большой оклад, проблем с деньгами нет.
— Хорошо, — кивнул сын и повернулся к могилке. Увидев свежие цветы, сказал: — А я всю дорогу искал, где бы купить ее любимые фиалки. Так нигде и не нашел.
Отец вздохнул:
— Это не беда. Главное, что ты помнишь свою мать и по-прежнему любишь.
С минуту они стояли молча. Отец вздыхал, обдумывая сложные зигзаги своей жизни. Сын пытался восстановить образ матери, давно расплывшийся и потонувший в далеком детстве.
— Здесь, рядом с ней, и мне уготовано местечко, — тихо проговорил Казимир. — Я побеспокоился об этом перед ее похоронами. Могилку при мне копали…
Очнувшись, Антон повернул голову.
— Да будет тебе об этом, — обнял он отца. — Ты у меня еще молодой и крепкий.
— Тем не менее, это когда-нибудь случится. Ну, пойдем, прогуляемся.
Взяв сына под руку, Казимир повел его по тропинке мимо странного памятника, продолжая расспрашивать о мирной жизни. Причем в разговоре с ним он старательно избегал блатной музыки[28] и крепких оборотов. И даже ни разу не помянул излюбленные словечки «холера» и «курва», давным-давно привезенные из польского Кракова. При взгляде со стороны создавалось полное впечатление, будто благодарный юноша встретился с воспитавшим его интеллигентным и благообразным отцом.
* * *
Антон родился в 1921 году, когда Квилецкий проживал в гражданском браке с некой Александрой Николаевной Бринер — очень красивой, но болезненной молодой женщиной. Александра была приемной дочерью разорившегося дворянина, титулярного советника из Тверской губернии. После того как папа проиграл в карты дом и, как записал в документе священник, «испустил дух от естественного изнурения сил», она перебралась в Москву и поселилась в унаследованной от мамы небольшой квартирке.
Имея неплохое образование, владея двумя иностранными языками, девушка зарабатывала на жизнь переводами и редактированием статей для газеты «Московская копейка». Затем познакомилась с юнкером Алексеевского пехотного училища Казимиром Квилецким. Между молодыми людьми довольно быстро вспыхнуло сильное чувство, но… случился выпуск, и пыхтящий угольным дымом воинский эшелон умчал юного прапорщика на Юго-Западный фронт Первой мировой.
За пару лет от Квилецкого пришел всего лишь пяток писем, в которых он коротко описывал лишения и ужасы окопной войны. Потом надолго исчез. И появился только в конце 1919 года, когда Александра уж перестала надеяться на их встречу. Думала, погиб или бежал в одну из европейских стран.
Узнав в позвонившем в дверь незнакомце бывшего возлюбленного, она не поверила своим глазам. Пред ней стоял не пылкий юнец с едва заметным пушком над верхней губой, а взрослый мужчина с усталым взглядом и безобразным шрамом на шее.
Он изменился не только внешне: стал неразговорчив, скрытен, подрастерял азарт к жизни; к тому же скитался по Москве с документами на чужое имя и тщательно скрывал от новой власти свое прошлое. Однако к Александре Казимир по-прежнему относился с нежностью, и ее чувства воспылали к нему с новой силой.
Антон появился на свет через полтора года после его возвращения. К тому моменту аппарат Всероссийской чрезвычайной комиссии дважды интересовался личностью Квилецкого, жившего по документам некогда сгинувшего в лесах Малороссии железнодорожного инженера Марка Железнова. После второй проверки чекисты о нем будто забыли, однако Казимир понимал: это временно, они обязательно вспомнят. И тогда, после следующей встречи с сотрудниками отдела по борьбе с контрреволюцией, домой он больше не вернется.
* * *
Когда Антону исполнилось полгода, Александра заболела туберкулезом. Около месяца Казимир метался между квартирой и туберкулезным отделением Ново-Екатерининской больницы. Поездки до пересечения Петровки и Страстного бульвара отнимали много времени и сил. К тому же всякий раз он опасался встречи с представителями ВЧК или обитавшей поблизости московской милиции. Документы хоть и были настоящими, но глядевший с фото инженер Марк Железнов мало походил на их нынешнего хозяина.
Состояние молодой женщины было плачевным; врачи делали все возможное, а лучше ей не становилось. В эти суматошные и тяжелые дни Квилецкий неожиданно осознал, что во всей России никого ближе Александры и Антона у него не осталось. Именно в маленькой квартирке, окна которой выходили в тихий тупиковый переулок, он ощутил состояние, близкое к счастью. После долгих лет лишений, войны и скитаний он обрел, наконец, любовь и покой. И вдруг над этим кропотливо созданным хрупким миром нависла смертельная опасность.
И тогда Квилецкий обратился за помощью к родной тетке Александры — бывшей актрисе оперетты Михелине Михайловне Блювштейн. Она также проживала в Москве, изредка захаживала к племяннице в гости, а однажды принимала Александру и Казимира у себя.
Он схватил в охапку сына, примчался к пожилой примадонне и попросил несколько дней присмотреть за ребенком. Всего несколько дней. Дама была строгих правил, однако семью племянницы в беде не бросила: забрала Антона да еще подкинула немного денег на продукты для больной.
Квилецкий тотчас помчался на рынок, купил молока, рыбьего жира, овощей и фруктов. С полной корзинкой провизии он
