Тревожная весна 45-го - Валерий Георгиевич Шарапов
В груди похолодело, а в голове заметался вопрос: «Ну почему именно сейчас? Почему?!»
Приблизившись, комиссар показал красную корочку удостоверения и нагловатым басом попросил предъявить документы. Казимир подчинился, надеясь на то, что вопросов после проверки не возникнет.
Пока главный знакомился с документами, второй стоял чуть поодаль, недвусмысленно держа правую руку в кармане. Третий подошел к задержанному сбоку и потребовал предъявить к осмотру корзинку.
— Куда несешь? — спросил он, увидев продукты.
— Жена лежит в туберкулезном, — кивнул Квилецкий в сторону больницы.
Ответ их устроил. В те лихие времена тиф с туберкулезом косили всех без разбора.
Зато у комиссара появились подозрения по поводу личности на фотографии.
— Это ты? — тем же неприятным басом справился он, постучав грязным ногтем по фото.
— А кто же? Я, конечно.
— Так ведь не похож. Совсем не похож! — показал он развернутую «ксиву» своим коллегам.
Далее тянуть время в надежде на благой исход не было смысла. Разговор у сотрудников ЧК с подозрительными личностями был короткий.
Воспользовавшись тем, что коллеги комиссара отвлеклись на документ, Казимир выхватил из-за пояса «браунинг» и, всадив в каждого чекиста по пуле, бросился бежать. Позади послышались крики, раздался выстрел…
Квилецкому повезло: здешние места он неплохо изучил в юнкерскую пору, а потому безошибочно петлял проходными дворами и проулками. Опомнился в пяти кварталах от злополучного места встречи с патрулем.
Остановившись, оперся рукой о холодный кирпич старого купеческого дома. Прислушался.
Вокруг было тихо. Никто за ним не бежал. Лишь сердце отбивало бешеную чечетку, да ходила ходуном грудь. Корзинка где-то потерялась, кепка с головы исчезла, одежда и обувь запачкались.
Оглянувшись по сторонам, Казимир выбрал направление и зашагал дальше, отряхивая на ходу полы пиджака.
Опасаясь ареста, домой он больше не вернулся, а в Ново-Екатерининскую больницу осторожно наведался только спустя пять дней.
И услышал от дежурной медицинской сестры страшную новость: прошедшей ночью его Александра скончалась.
* * *
Вдоволь наговорившись с сыном, Квилецкий попрощался с ним, прошел через главные ворота кладбища и вышел на Малую Декабрьскую. Проследовав по ней сотню метров, он остановился и привычно огляделся вокруг. Не заметив ничего подозрительного, мужчина торопливо пересек бывшую Воскресенскую и сразу завернул на Ходынскую.
Илюха-татарчонок и Сашок отдыхали на лавочке в тени возле длинного двухэтажного барака. Завидев главаря, оба поднялись.
— Все на мази, Казимир, — доложил обстановку Илюха. — Как прошла свиданка?
— На хате узнаешь, — сплюнул на тротуар главарь и, сунув руки в карманы брюк, направился вдоль железной дороги в сторону Марьиной Рощи.
Глава десятая
Москва
13 июля 1945 года.
Бессонная ночь не добавила сил. Тем не менее, вывод технолога Московской печатной фабрики Гознака воодушевил офицеров, и группа Старцева вновь взялась за работу. Теперь все усилия были брошены на ту архивную часть старых уголовных дел, в которой значились фальшивомонетчики — как известные на всю страну, так и те, кто лишь робко и неумело пытался подделать банкноты или другие документы. Мало ли, вдруг дебютанты не теряли времени даром и доросли до профессионалов?
Бойко, Баранец, Горшеня и Ким сидели за своими столами, обложившись раскрытыми папками, доставленными в кабинет из архива. Время от времени кто-то из них, найдя кого-то подходящего, зачитывал имевшуюся в «Деле» характеристику. В каждой такой характеристике помимо общих автобиографических данных значилось, где и когда задерживался, по каким статьям и сколько раз привлекался к административной или уголовной ответственности, что именно предпочитал подделывать. Также в документах указывались склонности, слабости и увлечения данного человека.
Выслушав выдержку из личного дела, Старцев и Егоров, как наиболее опытные сыскари, коротко совещались и указывали, в какую из двух стопок следовало положить папку. В левую стопку уходили дела тех фальшивомонетчиков, которые либо завязали со своим занятием, либо отбывали сроки наказания, либо ушли в мир иной. В правую попадали дела наиболее вероятных кандидатов. Пока что правая стопка была раза в три-четыре меньше левой.
Очередной криминальный персонаж обнаружился на столе у Константина Кима.
— Асманов Максимилиан Асфарович. 1880 года рождения, уроженец Владимирской губернии, мать русская, отец — татарин, из мещан. — Ким принялся зачитывать данные. — Занимался подделкой казначейских билетов Царской России с 1904 года. Первый раз пойман при сбыте фальшивых купюр в январе 1909 года. Серийной подделкой документов не занимался. В последний раз был осужден в августе 1940 года, скончался через семь месяцев в Северо-Уральском исправительно-трудовом лагере в Свердловской области.
— Давненько. Этого налево, — отмахнулся Иван. — Давай дальше, Вася…
Махинации с продуктовыми карточками во время Великой Отечественной войны являлись самым распространенным и «непростительным» преступлением того времени. Из-за небольшого клочка бумаги, дававшего право приобрести продукты питания, часто грабили и даже убивали. Наиболее изворотливые и одаренные преступники умудрялись их подделывать. Пожалуй, самым знаменитым и рукастым в этом смысле стал некий Герасим Окунев. В ходе расследования его деяний выяснилось, что он был «хлебным» преступником. А главное, наглым и чрезмерно жадным. При помощи своих фальшивок Окунев скопил настолько огромную сумму, что никакого иного наказания, кроме расстрела, суд даже не рассматривал.
— Дальше… Дальше у нас идет Квятек Арон Шимонович, — объявил Вася Егоров.
— Этот у меня, — просигнализировал Баранец.
— Давай — слушаем.
— Арон Шимонович Квятек. 1898 года рождения, уроженец Гродно, польский еврей, из торговцев. Занимался подделкой документов разной степени сложности. Впервые задержан по донесению соседа в ноябре 1922 года. По завершении следствия суд приговорил Квятека к расстрелу, но за день до приведения приговора в исполнение высшая мера была заменена десятью годами исправительных работ с последующим поражением в правах на пять лет. Вернулся в Москву в 1935 году, поступил на работу на Первый Московский часовой завод. С 1935 по 1940 год проведено семь проверок Квятека, рецидива не замечено. Скончался в апреле 1940 года.
Старцев вздохнул.
— Кидай в левую стопку. Дальше.
— Волынец Василь Богданович, — украдкой зевнув, зачитал Егоров.
Ото всех столов послышался шорох — офицеры искали личное дело названного «товарища».
Бойко поднял руку.
— Здесь Волынец.
— Слушаем.
— Василь Богданович Волынец. Рожден в 1890 году в селе Сорочинцы, Сорочинской волости, Миргородского уезда, Полтавской губернии. Украинец. Из зажиточных крестьян. После окончания мужской гимназии в Миргороде перебрался в Полтаву, где работал в печатном цеху газеты «Полтавский голос». В 1912 году переехал в Киев и устроился наборщиком в редакцию газеты «Спутник чиновника». Впервые задержан полицией после проведения следствия, связанного с распространением поддельных справок и удостоверений в
