Судебный дознаватель фараона - Анна Трефц
— Ты, Мери с виду силач, не иначе. Но все ж таки слабоват для такого дела. Дай-ка я тебе пару девчонок пришлю на подмогу, — не унимался карлик.
«Четыре, пять, шесть…»
— Руки, держащие палочку для письма, и не должны быть очень сильными. Твоя мощь в другом, мальчик…
«Семь, восемь, девять…»
— Мои девчонки сами все сделают. Ты только укажи им бутыль, какая тебе приглянулась.
— Ах, что б тебя! — Гормери перегнулся и, ухватившись за толстый трос из прочных волокон джеду, потянул на себя.
(Джеду — так называлось растение папирусный камыш или папирус во времена Древнего Египта).
— Не надорвись, писец! — крикнул сверху неугомонный Анхатон.
И на верхней палубе раздались неприятные для самолюбия Гормери смешки. Он и сам понимал, что не вытащит такой груз в одиночку. Никто бы не вытащил. И зачем позволил завлечь себя в эту ловушку, ответить он тоже не мог.
— Эй, помогите писцу! — крикнул Ипу матросам.
Да благослови его Атон утренним восходом! Какой хороший человек! Позади затопали с десяток ног. Гормери перехватил канат, и тут случилось совершенно неожиданное, сеть с сосудами резко дернулась вниз. Да с такой силой, что Гормери подкинуло над палубой как пушинку. Он сам не понял, как очутился в воде, барахтаясь, отфыркиваясь и понимая, что лодка устремляется от него с невообразимой скоростью. А ведь с палубы казалось, что движется она еле-еле. Теперь же, все что успел сделать писец, так это схватиться за канат двумя руками. И снова разочарование. Под водой веревка оказалась скользкой, так что вскоре его снесло к самим бутылям, и он едва не захлебнулся потоками воды, исходящими из-под движущейся ладьи. С обеих палуб закричали и запричитали. Ипу орал матросам, чтобы те опустили паруса. А Гормери отчаянно хватался за трос, но тот все не давался. Река то и дело смыкалась над его головой, получивший свободу тюк с тяжелыми бутылями опускался все глубже и глубже. Гормери был неплохим пловцом, но угнаться за ладьей, идущей против течения под парусами у него не получится.
— Держись! — донеслось с борта. Кажется, кричал все тот же добрый капитан.
Тут же на воду плюхнулась легкая тростниковая лодка. Гормери глотнул воздуха и снова ушел под воду, утягиваемый канатом. Он вцепился в него ногтями, чтобы не выпустить из рук. Поднапрягся и из последних сил попытался выскочить из воды, не выпустив при этом из рук веревку. Получилось высунуть лишь голову. И держать при этом канат, ушедший под воду на полтора локтя до нельзя вытянутыми руками. Он видел, что его спасение уже пустилось в путь, оттолкнувшись от борта ладьи. Писец немного успокоился. Удерживать голову над водой, а трос на вытянутых руках было трудно, но он сможет. Благо недолго осталось. Лодочка приближалась. Двое матросов изо всех сил работали веслами.
«А все-таки почему тюк с сосудами так резко дернулся вниз?»
Успел подумать Гормери, прежде чем ответ с силой и устрашающим рыком вылетел из воды в двух локтях от него. Огромный крокодил показался наполовину, и обрушился на писца зубастой мордой. Он успел откинуться в сторону, но все равно получил сильный удар по касательной. Плечо взорвалось болью. А потом его потянуло вниз с силой уносящегося на дно чудовища.
«Прихватил меня зубами? Но за что? Боли я не чувствую!»
Ужас и паника запылали было изнутри, но Гормери силой воли остудил ненужный пыл. Эмоции мешают думать, мешают принять решение. Единственное, спасительное, немедленное. Надо понять, за что зацепился крокодил? Шею в области кадыка пронзила острая боль, а вместе с ней пришло и понимание. Каким-то причудливым образом зверюга прихватила его за цепь медальона. Воздуха в легких почти не осталось. Он ведь не нырял нарочно, как раз наоборот, был застигнут врасплох и теперь виски сдавило, а внутри запекло. Еще чуть и его Ба вылетит изо рта вместе с последним пузыриком воздуха. Надо держаться. Нельзя впускать в себя воду, как бы ни хотелось вдохнуть. Надо выбраться на поверхность. И желательно без крокодила на шее. Он изловчился, схватился за цепь, сдавившую горло, и перевернулся лицом к чудовищу. А то, словно играясь, потянуло его вверх. Вот же странно. Крокодил не кошка, чтобы развлекаться с добычей. Зубастая пасть клацнула от него на расстоянии ладони. Гормери дернулся под водой, справедливо опасаясь, что может остаться без носа. И тут солнце блеснуло сотней искр, а в легкие хлынул спасительный воздух. Он замер на миг над водой, а потом тело его понеслось вниз, устремляясь за огромной речной тварью. Давление на затылок ослабло и он, схватившись за цепь руками, быстро высвободился из нее. Но пальцы разжать не смог. Его медный медальон повис на переднем зубе крокодила. Не таком огромном как прочие, еще новом и не отросшем до нужного размера. Отдать чудовищу свой знак отличия все равно что лишиться чести писца. Кто он без этого медальона в незнакомом городе? Чужак без полномочий? Без власти, данной ему кебнетом Храма Атона. Никто его и слушать не станет. И что он сможет сделать? Найдет дочку ювелира? Да этот ювелир его даже на порог не пустит, не то, чтобы в семейные тайны посвятит. Гормери ухватился за цепь, и сжав пальцы другой руки в кулак, уже входя в воду, со всей силы ударил крокодила по носу. Не так-то много чувствительный мест у этого чудовища. До глаз ему не дотянуться, а вот нежный нос — самое оно. Зверюга ожидаемо зарычала, замотала мордой, заклацала зубищами. Медальон соскользнул с зуба и, гордо сжимая цепь в руке, Гормери отлетел от крокодила на добрых три локтя. Животное же ушло под воду, обижено ворча. Как по опыту знал писец ненадолго. Крокодилы не умеют обижаться. Они злятся и нападают в любой непонятной ситуации. Даже если только что получили по носу. В этом случае они еще яростнее нападают.
— Господин! — орали с приближающейся лодки матросы, — Плывите к нам!
Писец не стал спорить и очень энергично заработал руками и ногами, каждый миг ожидая, что крокодил либо схватит его за ногу, либо вообще перекусит пополам. Но то ли удар по носу
