Дворцовый переполох - Риз Боуэн
— Джорджи! — вновь окликнул Дарси.
— Мне совершенно безразлично, чем вы там занимаетесь с Белиндой, — ответила я.
— Как ни странно, с Белиндой ничем таким мы не занимались, только сидели рядом за игорным столом. Она не в моем вкусе. Слишком легкая добыча. Откровенно говоря, предпочитаю задачки посложнее.
Он снова обнял меня за плечи.
— Дарси, появись ты чуть раньше, ты бы услышал, как я извинялась. Видишь ли, я-то думала, что палачом нарядился ты. Ужасно раскаиваюсь, что наговорила тебе гадостей.
— Неудивительно, что ты меня заподозрила — вполне естественно.
Я ощущала тепло его руки, обнимавшей меня за плечи.
— Зачем ты пошел за мной в тот дом, к Физерстонхоу?
— Из любопытства. Кроме того, хотел, воспользовавшись случаем, застать тебя одну. — Он глубоко вздохнул. — Послушай, Джорджи, я должен тебе кое в чем сознаться. После той свадьбы я здорово напился и заключил пари, что за неделю затащу тебя в постель.
— И когда ты заманил меня к себе после происшествия на яхте, я тебе вовсе не нравилась… Ты просто хотел выиграть дурацкое пари?
Дарси сильнее сжал мне плечо.
— Нет, и в мыслях не было. Когда я вытащил тебя из Темзы, то вдруг понял, насколько ты мне небезразлична.
— И все равно пытался затащить меня в постель.
— Ну, ничто человеческое мне не чуждо, а ты смотрела на меня так, словно я тебе нравлюсь. Я ведь тебе нравлюсь, верно?
— Может быть, — я отвернулась. — Если бы я была уверена, что…
— Пари отменяется, — сказал Дарси, повернул меня к себе и страстно поцеловал в губы. Мне казалось, я сейчас растаю. Только бы это не кончалось. Я позабыла обо всем на свете, позабыла о суматохе на террасе, и вот мы уже остались одни в целом мире.
Позже, когда мы вдвоем в обнимку направились к дому, я спросила Дарси:
— Да, а с кем было пари?
— С твоей подружкой Белиндой, — сознался он. — Она считала, что я окажу тебе услугу.
ГЛАВА 29
Раннох-хаус
Воскресенье, 8 мая 1932 года
Когда я наконец рухнула в постель, время шло к утру. Остаток вечера я давала показания полиции. Глубокой ночью из Скотланд-Ярда примчался инспектор Бёрнелл, и пришлось повторить все с самого начала. Когда Тристана уводили, он кричал, рыдал и потерял всякое достоинство. Видел бы его сэр Хьюберт — ужаснулся бы. Дарси сказал, что Тристан еще в школе был редкостной дрянью — жульничал на экзаменах и как-то раз свалил на Дарси вину за кражу.
На следующий день мы с Уиффи, Белиндой и Марисой поехали домой. Я вернулась в Раннох-хаус как раз вовремя, чтобы застать триумфальное возвращение брата. Перед домом, проведав о новости, собралась целая толпа, и когда Бинки вышел из полицейского автомобиля, раздалось громкое «ура». Бинки зарделся и явно был польщен.
— Не знаю, как тебя и отблагодарить, старушенция, — сказал он, когда мы благополучно вошли в дом и устроились со стаканами виски. — Ты буквально спасла мне жизнь. Я твой должник навек.
Мне не хотелось намекать, чтобы в качестве маленького благодарственного подношения Бинки возобновил мое содержание.
— Так как же удалось узнать, что де Мовиля убил этот негодяй Обуа? Сам сознался? — спросил Бинки. — Я ведь из всех новостей пока что слышал только самую малость.
— Тристана поймали, когда он попытался меня задушить, — объяснила я, — и это была большая удача, потому что никаких нитей, которые вели бы от него к убийству француза, найти не удавалось. И к другим попыткам убить меня — тоже.
— Он покушался на убийство несколько раз?
— Да, один раз пытался столкнуть меня с платформы в метро, а еще отравить, сбросить с винтовой лестницы и пришибить насмерть мраморной статуей. Радуюсь, что уцелела.
Похоже, единственное, что было не на совести Тристана — это происшествие на яхте. Там я в самом деле упала за борт случайно, но это навело его на мысль, что от меня будет легко избавиться.
— Ведь я всем известна как тридцать три несчастья, и никто бы ничего не заподозрил, — содрогнувшись, объяснила я Бинки.
— Так у полиции нет доказательств, что убийца — Обуа?
— Теперь есть. Вскрытие показало, что в крови у де Мовиля был цианистый калий, и он же был обнаружен в крови у той несчастной дамы, которую Обуа убил случайно.
— Как так — случайно?
— Он собирался отравить меня кусочком сахара, который пропитал цианистым калием, но какая-то дама за соседним столиком позаимствовала у нас сахарницу и погибла вместо меня.
Бинки был ошарашен.
— Отравить кусок сахара? Но откуда Обуа знал, что ты возьмешь именно этот кусок? Он что, отравил всю сахарницу?
— Нет, он просто дождался удобного случая и словчил. Цианистый калий у него был при себе, в кармане. Когда дама за соседним столиком со мной заговорила, я отвернулась — ненадолго, — но Обуа успел капнуть ядом на один кусок сахара. Потом у меня на глазах положил себе в кофе другой кусок, а отравленный нарочно оставил на самом верху.
— Чтоб меня, — потрясенно сказал Бинки. — Хитер, подлец.
— Очень хитер, — согласилась я. — Изображал милого простофилю, чтобы его никто не заподозрил.
— И все ради денег, — с отвращением сказал Бинки.
— Деньги очень полезная штука, хорошо, когда они есть, — сказала я. — Но всю их пользу замечаешь, только когда их не хватает.
— Это верно, — подтвердил Бинки. — О, кстати! Пока я сидел за решеткой, у меня было вдоволь времени поразмыслить. И вот что мне пришло в голову. Мы откроем замок Раннох для посетителей! Будем зазывать богатых американцев в поместье на охоту в компании настоящего шотландского лорда. Они толпами повалят. Хилли может подавать английский чай со сливками.
Я захохотала.
— Хилли? Ты представляешь себе, как Хилли подает чай со сливками толпам американцев?
— Ну, не сама же она будет подавать чай. Она будет при этом присутствовать. «Познакомьтесь с настоящей герцогиней» — в этом духе.
Но я все равно хохотала и не могла остановиться, хотя из глаз у меня уже текли слезы.
ГЛАВА 30
Букингемский дворец, Вестмистер, Лондон
Май 1932 года, спустя некоторое время
— Поразительно, — сказала ее величество. — Если верить газетам, этот молодой человек — родственник сэра Хьюберта Анструтера.
— Дальний родственник, мадам. Собственно говоря, сэр Хьюберт вывез его из Франции еще ребенком, спас.
— Ах, так он француз? Убитый господин тоже француз, если я правильно поняла. Что ж, в таком случае все ясно, мы здесь ни при чем, верно?
Королева
