Корсон Хиршфельд - Скандальная мумия
Процессия двигалась вперед, стала приближаться к музею, и Рита Рей поняла:
– Слушай, они же тоже за ним идут!
– Mui bueno, – ответил он. – Отвлекающий момент. Perfecto. – Он отложил мелкие отмычки и ухватил монтировку. – Тогда ведь нам не нужны тонкости?
Мори смотрел в бинокль на марширующих «светляков» с обзорной площадки «Небесной иглы», высматривая среди освещенных факелами лиц физиономию Шикльтона Дуна.
– Если ты там, друг мой, – сказал он, – я тебя найду. Найду, не сомневайся.
* * *Вскоре после ухода Детей Света из арсенала Крили Пэтч постучал в дверь Джинджер.
– Это я, – сказал он. – Посланец.
– Выпустите меня.
– Ты могла бы вести паству в поход за бренными останками преподобного Дуна, но нет – ты не такая. Ты бы дотащилась только до ближайшего бара.
– Я не такая, – донеслось изнутри. – Я буду хорошая. Выпустите меня.
Музей Библии Живой возвышался гигантским угловатым свадебным тортом. Каждый из пяти этажей был шестиугольным, подобным лежащему ниже, только поменьше, с двумя короткими стенами, образующими острия на каждом конце, и с двумя стенами подлиннее, идущими параллельно улице. Стены также наклонялись внутрь от основания кверху, и все здание казалось многогранной пирамидой. На каждом этаже цвели пластиковые растения, напоминая голливудскую имитацию висячих садов Вавилона. На вершине полыхал пропановый факел – в пару к подсвеченному прожектором ангелу-дирижаблю, парящему рядом над арсеналом.
Голиаф Джонс, патер фамилиас клана Джонсов, остановился у основания двойного пандуса, зигзагом идущего вдоль фальшивого глиняного фасада пирамиды, и поднял руку. Скандирование затихло. Джонс жестом вызвал из толпы маленького Билли Майка с его рожком.
Билли Майк застенчиво грыз ноготь, оказавшись среди взрослых, уставился на кроссовки и цеплялся за мамину юбку.
– Я боюсь, – сказал он и шмыгнул носом.
– Сын! – сказала мать и встала рядом с ним на колени. – Ты избран для священной задачи. Пути Господни неисповедимы. Когда Грэмпс подарил тебе на Рождество эту штуку, я готова была поклясться, что это Сатана меня карает. Теперь я вижу, что и этот рог, и ты – орудия Божьи. – Она взъерошила ему волосы и дала неслабый подзатыльник. – А теперь дуй в свою трубу что есть силы, а то я тебе задницу надеру так, как тебе ее еще в жизни не драли.
Билли Майк почесал затылок и поднял глаза горе. В темном хэлоуииском небе ангел-дирижабль играл в прятки со скользящими в лунном свете тучами и иссиня-белым лучом прожектора. Мальчик тревожно оглянулся по сторонам. Озаренные факелами взрослые кивали ему ободрительно и подталкивали вперед.
Билли Майк продвинулся к Голиафу Джонсу, поднял рожок к губам – и зазвучали первые незабываемые ноты «Когда святые маршируют». Слегка жестяной был звук, и несколько нот провалились, но узнать мотив можно было вполне.
Лица повернулись к фасаду музея, ожидая хруста кирпича и цемента – обещанного библейского обрушения стен.
Стены стояли неподвижно. Билли Майк снова сыграл припев из «Святых».
– Попробуй что-нибудь еще, – сказал Голиаф Джонс. Билли Майк сыграл сигнал побудки. Не помогло. «Медведь
спустился с гор». Безрезультатно. «Три слепых мышонка». Ни трещинки.
Он выдул три первых ноты «Джингл беллз», уронил трубу, повисшую на веревке, и захныкал:
– Я больше ничего не знаю…
– Что теперь делать? – сказал Голиаф Джонс. – Видение, понимаешь, у преподобного Пэтча.
– А у меня бейсбольная бита есть, – сказал один из его двоюродных братьев.
– И у меня, – сказал его дядя.
– Господь помогает тому, кто сам себе помогает. Идите и высадите двери.
Первый размахнулся на двойные металлические двери, на которых была начертана таинственная помесь барельефа, санскритской надписи и клинописи. Прозвучал глухой удар. Подскочил второй, и удар повторился.
Но на металле едва ли осталась хоть царапина, и потому Джонсы стали разбивать стеклянные панели – по одной в каждой двери. В эти окна было не пролезть, но стекло оказалось куда более податливо под ударами. Одно покрылось паутиной трещин, и толпа радостно завопила. Вторая панель вывалилась внутрь. Ободренный Джонс заорал:
– Плечами на дверь!
Его спутники навалились, уперлись.
– Раз, два, три – пошел!
Двери дрогнули, поддаваясь. На пятом толчке они прогнулись внутрь.
55
Преподобный Крили Пэтч, прижимая локтем к груди поднос, вставил ключ в замочную скважину. Поворачивая ключ, он через плечо сказал:
– Да, Отче. Исполнена будет воля Твоя.
– Бетси? – спросили изнутри.
– Нет, это Посланец.
– Я не хочу больше быть Свидетельницей. Выпустите меня. Пэтч открыл дверь ногой и вошел.
– Я думал, может, ты проголодалась. Смотри – вот чашка горячего шоколада и овсяное печенье.
Тонкая цепочка, приковывающая наручник на правом запястье Джинджер к водопроводной трубе, заскользила по кровати, когда девушка прижалась спиной к стене.
– Иди ты к хренам со своим шоколадом!
Пэтч поставил поднос на столик и сел на край кровати:
– Грубость не подобает христианке. – Он жестом показал ей, чтобы села. – Если ты успокоишься, я буду согласен поговорить о твоем будущем.
Джинджер села на край низкого табурета, держась прямо, крепко сжимая колени.
– Мой Отец нас избрал. – Пэтч подался к ней, положил волосатую руку ей на колено и улыбнулся. – Если бы только ты…
Джинджер, окаменев от его прикосновения, ударила по этой руке наотмашь.
– Убирайся от меня, старый козел! Вот погоди…
Улыбка сменилась мрачной нахмуренной физиономией.
– Да ты проказница сатанинская, да? – Он потер покрасневшую руку, куда пришелся удар. – Но я незлобив. Пей свой шоколад, подкрепись, и я, быть может, сниму твои оковы. И даже пущу тебя в святилище, если будешь себя хорошо вести.
Джинджер глянула на него прищуренными глазами:
– Обещаете?
Пэтч сцепил руки у себя на колене:
– Я – человек слова.
Она перевела взгляд с Пэтча на открытую дверь, на чашку и печенья, снова на дверь – и улыбнулась:
– О'кей.
Он кивком показал на поднос.
Она подняла чашку и отпила, настороженно глядя на Посланца, снова украдкой глянула на дверь, но ничего там не увидела и никого не услышала.
– Боюсь, я проявила некоторое неуважение, – сказала она, просияв. – Все так быстро случилось… Вознесение Князя, я – Свидетельница, ну, и все прочее…
– Разумеется. Мы должны следовать путем, который Он нам указывает. – На миг глаза Пэтча стали отсутствующими, потом он уставился на Джинджер сквозь толстые стекла не мигая. Увеличенные вдвое его глаза сверлили ее. – Наши судьбы, – сказал он, – твоя и моя, связаны меж собою.
Джинджер вздрогнула, стряхивая с себя его взгляд, но быстро скрыла этот невольный жест словами:
– Вам лучше знать, – и отпила еще глоток шоколада, закусив половинкой печенья.
Он разглядывал ее.
– Если ты не будешь делать то, что праведно, грех притаится у дверей твоих.
– Не беспокойтесь, я буду поступать правильно.
– Тебе шоколад нравится? Сахару достаточно? Я просил твою подругу Бетси выбрать для тебя печенье в том магазинчике на дороге.
– Очень вкусно. – Джинджер осушила чашку, поднесла к губам печенье, надкусила. Глянула сквозь дверной проем в пустой арсенал. – А где все?
– Выполняют Миссию Божью. Возвращают Князя из Музея Библии Живой. Этот жадный святотатственный купец Тадеуш Траут купил его у того музея крючков для пуговиц. – Пэтч сжал кулак. – Эти негодяи из Пиджин-Форджа продали его – за тридцать сребреников, не иначе. Траут его выставил на обозрение, как ярмарочного урода.
Джинджер помрачнела.
– Я вижу, ты разделяешь мое возмущение. Я позвонил этому человеку, объяснил, что Бог хочет поместить Князя в святилище рядом с одеждами, кои оставил он на земле. Ты знаешь, что сказал этот Траут? «Отличная идея, преподобный. Тащите сюда барахло этого парня, и я его развешу в зале мумии». – Пэтч вскочил, дико сверкая глазами. – Адское пламя ждет этого человека!
– Это неправедный поступок, – согласилась Джинджер, потирая глаза.
– Бедное дитя, ты устала… – У него на лице эмоции сменяли друг друга, он бормотал: – Да, Отче. Чудо… все уверуют, все.
Джинджер поставила на поднос пустую кружку, достаточно громко звякнув, чтобы преподобный обратил внимание.
– Ой, это было хорошо, – сказала она, подавляя зевок. – А наручник теперь снимем? Пойдем в святилище и подождем возвращения «светляков».
– Скоро, – ответил он с непроницаемой улыбкой. – Клонит в сон, дорогая?
– Чуть-чуть. Но на свежем воздухе…
– Сперва отдохни. – Пэтч встал и вышел.
– Нет, не уходите!
Джинджер дернулась вслед за ним – и свалилась на кровать, удержанная цепью.
Не только Шики Дун спрятался в Музее Библии Живой после закрытия. Как только зазвучало объявление «Просьба покинуть здание музея», Платон Скоупс нырнул за тяжелую портьеру в какую-то комнату. Он стоял и оглядывался. На штукатурке коринфской колонны пять футов высотой висел плакат:
