Корсон Хиршфельд - Скандальная мумия
– Ну кошмар, – сказал он перечеркнутым облаками холмам, не замечая полдюжины оленей, безмятежно пасущихся метрах в пятнадцати. – Фенстер в пасти Траута, где-то затаился Молот, Рита Рей и ее латинский любовничек на охоте за страховым полисом в миллион долларов, который она меня заставила взять. Крили Пэтч и его варвары захватили Детей Света, а мамочка – она, наверное, теперь никогда со мной разговаривать не станет. Остались только мы с тобой, детка, – сказал он Гудини, свернувшемуся на груди.
Шики унесся мыслью далеко, начал задремывать, но резко очнулся от рычания Гудини и «тик-тик-тик» коготков черной белки. Черный с рыжими подпалинами грызун цеплялся за пробковую кору сосны, на каждом «тик» подергивая хвостом. Из-за дерева высунулась голова другой белки, на шесть футов пониже. Одна метнулась к другой, хлопнула по спине лапкой, перепрыгнула и исчезла снова за деревом. Через пять секунд пара снова появилась на узловатом суку повыше, перепрыгивая друг через друга, как воздушные гимнасты, бегая нос к хвосту по верхним веткам дерева.
Далекое воспоминание вызвало у Шики улыбку на устах: они с Фенстером еще дети, в Сэндаски, в Огайо, играют в салочки у болота, привязав свою сестренку Нелл к большой сикоморе, на самом краю ямы, которую они называли «аллигаторовой».
Шики должно было быть восемь, Фенстеру семь.
Нет, не в салочки. Фенстер, припомнил Шики, спер у него кошелек, и Шики за ним гонялся, грозя догнать и все кости переломать.
Ах, невинное детство.
Кажется, всего мгновение прошло, хотя это должны были быть годы, когда Фенстер, засранец такой, подсластил мамин утренний кофе ее же снотворными таблетками и смылся с фамильным серебром, а Нелл удрала со Свидетелем Иеговы. Потом папочка пошел на работу пьяный в доску и между сменами заснул в дробилке для кокосов. Обнаружили это только через восемь часов, когда одна подошва все-таки шнек заклинила. Но уже поздно было добывать как останки человека, так и давно спеченные, запакованные и отосланные печенья, частью которых он теперь стал. Деточки по всей Америке до сих пор, наверное, кушают кусочки папы Дуна, запивая холодным молоком. Шики и мама отслужили небольшую панихиду над папиной подошвой и похоронили ее на заднем дворе. Мама очень злилась.
– Какого черта, Фенстер, – сказал Шики лесистым холмам, – сунулся ты в Вегас? И какого черта я расхвастался, как я поднялся?
Далекое «тик» в верхушках деревьев привлекло его внимание. Мелькнул на верхней ветке пушистый хвост. Шики провел рукой под носом и полминуты любовался на раскинувшуюся панораму. Было уже почти время ужина. Он взглянул в сторону Гатлинбурга, скрытого сейчас за гористым горизонтом, но определимого по крошечному силуэту ангела-дирижабля, его мигающему световому глазу – левый снова отключился, – сияющему Венерой в сумеречном небе.
Гудини завозился на груди. Шики шмыгнул носом.
– Ну что, Фенстер, мерзавец с наркотиком для изнасилования? Самое меньшее, что я могу сделать перед тем, как свалить из этого бурга, это добыть твой сушеный труп и отвезти его маме в Сэндаски. Пусть похоронит тебя рядом с попугаями, своими тринадцатью собачками и папиной подошвой на пионовой клумбе рядом с мусорным баком, на краю болота.
53
Мори похлопал себя по карману пиджака, где лежал конверт от Траута, и, чуть пританцовывая, пошел прочь от «линкольна», оставленного на стоянке мотеля. Он спешил к себе в номер, предвкушая до слюнки во рту вкус настоящего «Манхэттена» в «Уголке Коры» дома, в Цинциннати.
Но когда он начал паковать рубашки, то вдруг почувствовал угрызения совести. Он принял двойную дозу «пепто-бис-мола», надеясь, что это всего лишь изжога от жирной яичницы на завтрак, но угрызения только усилились.
Он сел на край кровати и сказал сам себе неохотно: «Мори Финкель! Если ты возьмешь деньги Траута, то будешь не лучше, чем обманщики, которых ты отправлял в великую пустоту. Может, ты и напугал Дуна до смерти, но он не принял смерть от твоей руки. Что, если прав этот фейгеле-индеец и это вовсе не Дун? Или если прав этот тощий ученый? Не мог Траут принять пещерного человека за Дуна? Джинджер Родджерс – милашка, конечно, но всего лишь клевая шикса. Что, если Дун все еще жив и здоров?»
Мори решил, что должен посмотреть лично. Он снова поехал в Музей Библии Живой и вскоре входил в зал мумии.
Толпа пронесла его мимо Зала Вознесения раньше, чем он успел как следует рассмотреть небольшое тело, вложенное в велюровый ящик, но оно точно было похоже на ту фотографию, что прислал Траут. Как он сумел так усохнуть?
Уносимый к следующей приманке – лавке сувениров, Мори провел пальцем по аккуратным усам и сказал вслух – по привычке одиноко живущих:
– Так это Шики Дун или нет?
Идущая впереди женщина в розовом свитере и белых кроссовках решила, что Мори обращается к ней.
– Не может быть, – ответила она, оборачиваясь. – Я думаю, эта мумия – подделка, знаете, как этот бэтбой в таблоидах.
– Подделка, – вежливо согласился Мори. Потому что для него мумия выглядела вполне настоящей.
– Потому что, – говорила женщина, – я только сегодня утром видела настоящего преподобного Дуна.
– Простите?
– Я работаю в магазине помадки. Знаете, «мистер Т.»? И каждое утро хожу на работу пешком. Я в его церкви не была, но встречала преподобного постоянно. Он всегда так хорошо улыбался, обычно приглашал меня на службу в церкви Детей Света. Естественно, я там не была, потому что я добрая методистка почти уже…
– Извините, – спросил Мори, – вы его знали?
– Только в лицо и так, поздороваться, но если он был вознесен, как все говорят, то вернулся он во плоти, потому что я его сегодня утром видела. Он шел по парквею возле реки. Я ему улыбнулась, но он меня не видел. Я пришла посмотреть, что это тут за ерунда – вроде как он мумией стал и прочее. Так это чушь собачья. Не скажу, что эта штука совсем на него не похожа, но ведь фотографии бэтбоя тоже с виду были настоящие, правда? Я клянусь, тут уж не знаешь, кому верить. А вдруг он все-таки был на небе и вернулся с каким-то посланием от Господа? Может, тот, кого я сегодня видела, был ангел. Хотя он был совсем настоящий с виду, ни крыльев, ни нимба, ничего такого, и наступил на жевательную резинку, отскреб подошву о канализационную решетку, как совсем живой человек, и…
– Мадам…
Мори попросил ее описать этого человека.
– …и чуть выше вас, синие глаза, черные волосы почти до плеч. И нос великоват для человека такого невысокого…
Описание подходило. Мори поблагодарил женщину и побрел по музею подумать. Ему попалась скамейка, стоящая лицом к огромному водяному резервуару, закрепленному перекрещенными брусьями два на четыре. Спущенный веревочный трап тридцать футов вел к большому деревянному судну, плавающему посередине резервуара. Мори, человек обычно любопытный, проявил к грубо сбитому плавсредству не больше внимания, чем к загадочным трубным звукам, рычанию и завыванию, исходящему от кораблика, хотя и наморщил нос от аммиачного запаха зоопарка и нашел для своих размышлений место подальше.
Как следует подумав, он хлопнул кулаком по трясущейся ладони и зашагал обратно, мимо резервуара, вдоль фибергласового кита, через лавку сувениров на ступнях храма, через закусочную «Эдемский сад», и вышел на летнее солнце. Обратно в мотель он ехал со скоростью десять миль в час, тщательно изучая каждого прохожего.
В номере он плюхнулся на кровать, свесив через край костлявые ноги, положив на подушку рядом с собой пистолет с глушителем.
– Шикльтон Дун! – обратился он к потолку. – Если ты жив и ходишь по улицам Гатлинбурга, я тебя найду. Эти двадцать кусков я заработаю честно и добросовестно.
Скоро я соберусь с силами, снова залезу на смотрелку с биноклем и стану присматривать за этой твоей фарштункене [79] церковью.
– Бетси, выпусти меня.
Бетси оглянулась налево-направо, приложила рот к самой двери и попробовала ручку.
– Не могу, Джинджер, тут заперто. Наверное, ключ у преподобного Пэтча.
– Он меня приковал наручниками к водопроводной трубе.
– Не может быть! Он всем сказал, что ты медитируешь по поводу собственной греховности и что тебя нельзя беспокоить.
– Ага, как же. Слушай, помоги мне отсюда выбраться.
– Я не знаю… дай подумать… они в любой момент могут вернуться.
– Джонсы?
– Они типа теперь за всем наблюдают. Преподобный Пэтч всех прихожан собрал в святилище. Хочет сделать какое-то важное объявление. Ой, сюда идет какая-то Джонсиха в чепце – я побежала. Пока, Джинджер.
Шики Дун, фермер-амиш, вошел в Музей Библии Живой за двадцать минут до закрытия и быстро прошел к Ноеву Ковчегу. Отличное укрытие (если не считать вони), чтобы пересидеть до закрытия музея и тогда выкрасть Фенстера. Гудини, устроившись за пазухой, повизгивал, слыша рычание зверей и их запахи.
