Людмила Милевская - Веселая поганка
— Это так, — согласился монах. — Я спокоен, но мой долг его разыскать. Ачарья Маха прабху нужен мне, потому что я его ученик, я хочу и дальше продвигаться по пути духовного роста. Если я узнаю, что ачарья Маха прабху расстался с телом, то буду рад за него и совершу надлежащую службу, но до тех пор пока об этом не узнал, я должен искать его и совершать различные действия в этом мире, потому что Бог не поможет тому, кто бездействует. По этому поводу могу рассказать одну притчу…
— Нет-нет, — испуганно закричала я, — не надо! Не надо притч, все мне ясно. Кстати, не пора ли вам представиться? Мое имя вы знаете, а как вас-то зовут? Не Майклом же вас ачарья Маха прабху называет.
— Меня зовут Шрила Мукунда, — с поклоном представился монах.
— Шрила Мукунда — очень приятно. Но раз мы ищем вашего Маха прабху, значит глупо сидеть в подвале. Зачем же вы попадали сюда, Шрила Мукунда? Только не заводите шарманки про какой-то особый путь через этот молельный дом. Признаться, вы с этой шарманкой мне осточертели!
Сказав это, я тут же о своей грубости пожалела, но исправить оплошность не знала как, потому что монах мой мгновенно замкнулся, достал свой мешочек и начал молитву бормотать.
Я запаниковала, мало что впереди неизвестность, в подвале сижу, так еще и лишилась пускай и нудного, но все же собеседника. К тому же я не просто беседу вела, я пыталась навести этого Шрилу Мукунду на мысль, что пора бы уже и меры принять, пора бы покинуть подвал этот чертов. Раз лежит через него путь, хорошо, я не возражаю, но путь путем, а привал затянулся, пора и честь знать. Монах обладает такими способностями, что просто грех не воспользоваться ими. Что же он медлит?
«Ах, — пригорюнилась я, — как невовремя ему нагрубила.»
Жизненный опыт говорил мне, что быстро восстановить мир с оскорбленным мужчиной можно одним лишь путем: надо вызвать к себе жалость.
«Действует ли это на монахов — не знаю, — подумала я, — но во всяком случае стоит попробовать.»
И я начала рыдать, подвывая:
— За что? За что? Ну за что?
Монах безмятежно молился, не проявляя интереса к моим вопросам.
«Неправильно, — сообразила я, — он же реагирует только на имя Всевышнего, вот и надо это имя в вопросы вплетать.»
И я в свои подвывания вставила заветное слово:
— За что, Господи? Господи, ну за что?
Монах мой отреагировал незамедлительно.
— Почему вы плачете? — спросил он.
Признаюсь, плохой я, иногда, политик. Не смогла сдержаться. Мне бы проявить терпение, я же взорвалась.
— Как? — завопила я. — И вы еще задаете мне вопросы? По вашей милости я попала в этот подвал и сижу здесь, когда мой сын нуждается в помощи. Одно удивительно, почему вы не рыдаете и не рвете на себе волосы?
Я с презрением посмотрела на бритую голову монаха.
— Не вижу причин для беспокойства, — безмятежно ответил он. — Какие у вас проблемы?
Ну, здесь уж никто меня не осудит. Разве есть в природе та невозмутимость, которая не обернется в ярость от подобных слов? Я вскочила с соломы и затопала ногами и закричала:
— Какие проблемы?! Я что, родилась, чтобы сидеть в подвале? Ладно я, вы-то для чего сюда с другого конца планеты перлись? Как вам не стыдно? Всякие точки знаете, а сидите как элементарный лох.
Монах мой пришел в недоумение:
— Чего вы от меня хотите?
— Хочу, чтобы мы выбрались отсюда, — воскликнула я, подскакивая к двери и злобно пиная ее ногой. — Почему вы не показали свой приемчик этому бандюгану, этому лбу? Вам же ничего не стоило уложить его одной точкой!
— Вы полагаете, что он здесь единственный наш противник?
— Уложите всех, — посоветовала я.
— Вы предлагаете вступить с ними в борьбу?
— Да, я вам это предлагаю! Иначе нам век свободы не видать, потому что никогда не выбраться из этого чертового подвала!
И тут монах меня буквально с ног сбил одним лишь своим вопросом.
— А чем вам не нравится тут? — спросил он, и я рухнула на солому. — Здесь сухо, достаточно тепло, нас не бьют, нам не угрожают. Раз мы здесь сидим, значит у этих людей нет намерений нас умерщвлять. Здесь можно общаться с Господом, так чего же вам еще надо?
— Хотите сказать, что непрочь остаться здесь навсегда? — ехидно поинтересовалась я, сообразив, что разговаривать с монахом, как с нормальным человеком, глупо.
— Уверяю вас, — продолжал увещевать он, — мы не останемся здесь навсегда. У каждого из нас есть свой путь, и мы пройдем его, в результате же обязательно освободимся от этого тела. Душа же наша вечна при любых обстоятельствах.
— Ну спасибо, успокоили меня. Вы хоть снимите с себя этот ужасный балахон, коль уж взялись молиться. Не пристало вам, санньяси, ходить в тряпках фасона лжепророка.
— Я не замечаю этой одежды, — ответил монах и предался молитве.
— Зато я замечаю! — воскликнула я и из противоречия начала яростно стаскивать с себя накинутую поверх куртки рясу лжепророка.
Рукав балахона был узок и для того, чтобы освободится от него, я резко дернулась. Что-то твердое и тяжелое больно шлепнулось о мои ребра…
Кстати, шлепнулось уже не впервые, только все поинтересоваться некогда было, что там по мне колотит, так занята я была в последние дни. Ха, зато теперь времени хоть отбавляй — насижусь еще в этом гнусном подвале!
Я сунула руку в обширный внутренний карман куртки, и пальцы ощутили согретую моим теплом сталь оружия.
— Черт возьми! — закричала я. — Как умна моя баба Рая! Век буду ее слушаться!
Да, да, это был пистолет. Тот самый, который баба Рая сунула мне, когда я уходила из дому. Каким-то непостижимым образом мне удалось о нем забыть, хотя это было не просто: железяка весь день молотила по ребрам, но я только морщилась, терпеливо отмахиваясь от неприятных ощущений.
Конечно, мне было не до капризов, в жизни моей происходили такие события, что бьющий по ребрам пистолет просто «тьфу» рядом с ними. Стоило ли внимание на него обращать?
И пистолет дождался своего часа.
Я извлекла на свет божий оружие и с демонстративной заинтересованностью принялась его изучать.
— Отличный пистолет, — бормотала я, стараясь привлечь внимание монаха, — «ТТ», почти новый и не какого-то там китайского, а родного отечественного производства… Полная обойма патронов… и содержался в порядке, даром что в воде побывал. «Братан», вижу, ухаживал за своей «пушкой», смазывал, бандюга, добросовестно… Сто чертей ему в дышло…
Монах обратил-таки на меня внимание и спросил:
— Вы так хорошо разбираетесь в оружии?
Я только этого и ждала.
— Еще лучше, чем в мужчинах. Уж в чем, в чем, а в оружии разбираюсь, — не без гордости заверила я. — И пользоваться им получше некоторых умею. Есть такой вид спорта — скоростная стрельба из пистолета. Вы, как монах, может об этом деле и не слышали, а я этим спортом как раз и занималась. По мишеням палила в полное свое удовольствие.
— Значит в людей вы стрелять не умеете, — успокоился монах, видимо уже не ждущий от меня ничего хорошего.
Мне даже обидно стало. Да что же это такое? Боится меня больше уже, чем этих варваров, «братанов».
— Отчего же, не умею, — желчно возразила я. — По— моему такие люди, как бандиты, мало чем отличаются от мишеней.
— Это страшное заблуждение, — заволновался монах, но мне уже было не до него.
Ко мне пришло вдохновение, я уже была в действии. Ногой и рукоятью «ТТ» я изо всех сил молотила в дверь, дополняя картину зычным голосом. Вскоре дверь распахнулась, на пороге возник бандюган и с ленивой вальяжностью поинтересовался:
— Ну че?
Однако, вальяжность его как рукой сняло, когда он увидел направленное на него дуло.
— Заходи, дорогой, — ласково предложила я, подкрепляя предложение угрожающим покачиванием ствола.
— Ну ты в натуре, — озадаченно вымолвил бандюган и зачем-то шагнул ко мне.
— Застрелю, — взвизгнула я и начала выбирать свободный ход курка.
Бандюган повел себя грамотно. Отфиксировав глазами движение моего пальца, он застыл, как вкопанный, и посоветовал:
— Не дури. Там братвы немеряно. Все равно не уйдешь.
Я к совету отнеслась философски и сказала:
— Посмотрим. Ключ от комнаты брось в коридор и рядом с монахом садись.
Бандюган пожал плечами и повиновался. Я выскочила в коридор, закрыла своего Мукунду вместе с бандитом и побежала, хотя не было в этом никакой необходимости, — никто за мной не гнался.
По темному обшарпанному коридору, по заплеванной, усеянной окурками лестнице, по другому коридору я бежала к свободе. К свободе!
Но бандюган не соврал, на пути возникли три массивных силуэта. Я запаниковала, на бегу, целясь поверх голов, выстрелила и завопила дурным голосом:
— Ложись!!!
Силуэты бодро выполнили команду, по ходу дела извлекая свои пушки.
И я поняла: «Не успею! Их немедленно нужно убивать, или они расстреляют меня в спину, как мишень в тире. Но как убивать?!»
