Людмила Милевская - Моя свекровь — мымра!
“Где выход?” — подумала я и, прижимая к себе трубу, поплелась на поиски лестницы, не в цистерны ведущей, а хотя бы на улицу.
Рассвет наступил, но внутри сооружения было почти темно. Однако кое-как вниз я спускалась по лестничному лабиринту. Прямой дороги не нашла, виляла зигзагами — порой, для того, чтобы на десять ступеней вниз опуститься, приходилось подниматься на двадцать вверх. Все бы ничего, но труба была тяжела. Несколько раз даже мелькала шальная мысль снять к черту костюм вместе с трубой. Если бы не холодина и не риск показаться орлам Тамарки слегка сумасшедшей, точно и с трубой и с костюмом рассталась бы без сожаления.
Где-то в середине пути силы меня покинули. Села на чан, плачу, с присущей мне набожностью с Всевышним беседу веду: “Господи, куда же ты смотришь? Неужели не жалко тебе меня? Помоги выход найти и путь к нему дай покороче!”
Вдруг вижу, что-то мелькнуло вдали.
Я наивно обрадовалась: “Да это же человек!”
— Эй! — кричу. — Эй! Подскажите где выход!
А что “эй” когда и без “эй” несется он на меня со всех ног. Когда приблизился, глянула я и обмерла: это ж Якудза. Он, кстати, тоже обмер, когда увидел что у меня из подмышки торчит. Я испугаться толком еще не успела, а он уж взмолился:
— Ты не балуй, баба, полегче с оружием. Я на месте стою.
— Вот это мне и не нравится, — гаркнула я. — Веди меня к выходу!
— Лады, — отвечает Якудза, — но ты бы бросила гранатомет.
Тут только я поняла что за дуровина ко мне прицепилась. И после этого будут еще сомневаться глупые граждане есть ли на свете Бог! Разумеется, есть! Иначе кто бы мне вовремя так помог?
Якудза пятится от меня, как от чумы, а я трубу на него наставляю и командую:
— Немедленно отсюда меня выводи!
И видимо переборщила. Якудза и рад был немедленно исполнить приказ, но уж очень трубы боялся. Пятился, бедняга, не решаясь ко повернуться спиной. А я трубу опустить не решалась. Так мы и шли: он пятился, мы с трубой наступали.
Вдруг Якудза вскрикнул, вскинул руки, замахал ими, как ветряная мельница, и… исчез. Как и не было Батяни передо мной. Только крик его вниз летит, в преисподнюю. Подошла я к той точке, где последний раз Якудзу видала, глянула и ужаснулась: здесь площадка кончалась и начинался огромный чан. Запах оттуда шел хмельной и удушливый. И плескалось в этом здоровенном чане нечто темное, маслянистое, но не только оно — теперь там был и Якудза, барахтался бедный и громко вопил:
— Спасите! Тону!
Я заглянула в чан и спрашиваю:
— Водичка хоть теплая?
— Дура! — огрызнулся Якудза. — Это сакэ!
И с головой окунулся. Я восхитилась:
— Ну надо же! Первый раз вижу как плавают и ныряют в сакэ!
Якудза вынырнул и сообщил:
— Плавать я не умею! Дай руку, сучка!
Пришлось прочитать ему лекцию об этикете и вежливости. Он плохо слушал — больше нырял и кричал:
— Спаси, сучка! Помоги!
Я дала грубияну дельный совет:
— А ты сакэ выхлебай и тонуть перестанешь.
Якудза булькнул на дно, но скоро на поверхность сакэ вернулся и, задыхаясь, орет:
— Вытащи! Озолочу!
Предложение заинтересовало меня, потому и спросила:
— Как озолотишь?
— Все что имею, отдам! — крикнул он и снова ушел на дно.
Я дождалась когда он вернется и продолжила переговоры:
— А универмаг Фросе вернешь?
— Не могу! — хрипит. — Не могу! Универмаг давно уж не мой!
И снова — на дно. На этот раз прилично он там задержался, а когда всплыл (полуживой) я сжалилась и протянула ему гранатомет. Он почему-то шарахнулся и снова пошел на дно. А когда на поверхность сакэ вернулся, гневно мне завопил:
— Руку дай, дура!
Вижу, сил с гулькин нос у него осталось. Совсем уж было собралась руку помощи протянуть, но зазвонил мобильный. Я трубку к уху прижала, а оттуда Тамарка:
— Мама! Ты невозможная! Куда ты пропала? Спасают тебя спасают, а ты молчишь! Хоть бы голос орлам моим подала! Они не знают где ты находишься!
— Тома, я здесь. За купанием в сакэ наблюдаю.
А Якудза вопит:
— Все! Не могу больше!
Я взволновалась:
— Тома, извини, позже перезвоню, сейчас дюже некогда, у меня тут человек захлебывается в сакэ.
— А она уже сакэ с мужиками там хлещет! — сделала неправильный вывод Тамарка, но объясняться с ней было некогда.
Теперь уж точно настала пора Якудзу спасать. Я легла на пол и свесила руку в чан, но опять зазвонил мой мобильный. Глянула на дисплей — свекровь. Мать моего Роберта! На ее звонок ответить по родственному долгу обязана. Да и после порнухи обстановка в моем доме неясная — короче, возникла потребность срочно ее прояснить.
— Алло! — грозно гаркнула я, готовясь давать достойный отпор.
А в ответ не глас Вельзевула, а нежное:
— Сонечка.
Я сразу пошла в атаку, воскликнув:
— Надеюсь, вы понимаете, что на порно была не ваша невестка!
А свекровь (ну не чудо ли?) отвечает:
— Обидно было бы, коли все так.
— А почему вы с ранья поднялись? — спросила я, зная повадки свекрови — раньше двенадцати не вставала с постели она никогда.
— Поднялась? Да еще не ложилась! Из салона только пришла и сразу тебе звоню.
Я изумилась:
— Что, уже круглосуточно работает ваш салон?
— Нет конечно, но мы разойтись никак не могли. По телевизору гадостей про тебя насмотрелись и обсуждали их до утра. Все пришли к мнению, что ты теперь порно-звезда. Я страшно горда! Всем заявила, что Роберт мой знает толк в женщинах.
Услышав имя родного мужа, я затрепетала и, горюя, воскликнула:
— Господи! Неужели и Роберт видел поклеп на меня?
— Ну что ты, он никогда не узнает, — заверила меня моя дорогая свекровь, после чего испугалась я за себя.
“Неужели контузию в последнем бою получила? — подумала я. — Слуховые галлюцинации начались!”
А свекровь продолжает:
— Не волнуйся, Сонечка, я ему ничего не скажу, а сам он включить телевизор не догадается.
“Та-ак, — думаю, — слава богу, контузия не у меня, а у матери Роберта. Еще бы, столько массажей старушка перенесла! Эти косметички так браво колотят ее по щекам, что может приключиться болезнь и похуже контузии. Совсем отбили бабе мозги”.
— Вы врача уже вызывали? — деловито спросила я.
— Зачем? — изумилась свекровь. — Ты меня от всех болячек вылечила на год вперед. Даже мигрень как рукой сняло. Весь салон был восхищен твоей техникой. Как тебе удалось?
— Ну?у… — промямлила я, имея в виду исключительно изысканный стиль шедевров своих, — над техникой пришлось поработать. Не зря же меня переводят на японский язык.
— Я так всем и сказала, что Великий Дракон тебя обучил, — сообщила свекровь. — В позе сверху явно чувствуется влияние Востока! О фигуре уже не говорю. В салоне все заключили, что над фигурой работал швейцарец, не меньше. Или знаменитый француз.
— Ассириец, — промямлила я, думая, что у свекрови бред.
— Древняя магия! — взвизгнула от восторга мать Роберта. — Так и знала, что одной хирургией там не обошлось. Левое бедро особенно хорошо. Ах, как я тобою гордилась! Ждем второй серии!
Я спросила:
— Надеюсь, вы шутите?
— Нет, не шучу!
Поражаясь, я выдохнула:
— Ну вы даете!
— Нет, это ты даешь, а я восхищаюсь! — просветила меня свекровь.
Пожелав мне продолжать в том же духе и не тратить время на литературу, она пошла спать.
Представляю какие ей будут снится сны, если после порнухи экспериментирует даже Тамарка, вечно которая занята — даже во сне составляет отчеты.
Если честно, от разговора с матерью Роберта я пришла в замешательство. Знала, что душевно больные проявляют повышенную сексуальность, но чтобы такую — предположить никак не могла. Неужели она меня возлюбила?
Можно представить в какие размышления я погрузилась.
Впрочем, ненадолго — со всех сторон послышался топот ног и вопли: — Соня-Сонечка! — Госпожа Мархалева!
Я закричала:
— Фрося! Юзик! Я здесь!
Юдзан, опережая всех, несся ко мне.
— Госпожа Мархалева! — радостно воскликнул он, увидев меня. — Вы живы?
— Пока да, — ответила я, не зная как долго безобразие это будет со мной продолжаться.
А Юдзан достал из кармана флакончик, снял с него крышечку и сделал решительный шаг ко мне. Я застыла, наблюдая за ним с интересом.
— Госпожа Мархалева, простите… — начал он, но не успел продолжить.
Из-за угла выскочила моя Ефросинья и устремилась ко мне. Слишком поспешно, должна я сказать, устремилась. Юдзан протягивал мне флакончик, а Фрося, с ним поравнявшись, неловко толкнула его под локоть. — Желтый порошок рассыпался, повиснув в воздухе облаком золотистым и очень красивым. Однако я отлетела, пытаясь спасти остатки костюма, а Юдзан замертво рухнул. Фрося моя покачнулась, но устояла, промямлив:
— Ах, как кружится голова…
Потом прибежали Арнольд с детективом, и “быки”, и Валет, за ними подоспели орлы Тамарки. Сначала все устремлялись ко мне, но, увидев лежащего Юдзана, бросались к нему.