Птица высокого полета - Анна Карлссон

— Сожалею, я и подумать не мог, что мой рассказ произведет на вас такое впечатление.

— Вы ни в чем не виноваты, — попыталась исправить положение Вера. — Кажется, этот странный человек преследует нас, поэтому ваш рассказ насторожил и даже немного напугал нас.

— Преследует?! Почему? — Бенгт встревожился не на шутку.

— Может, нам это просто показалось, — Вера не хотела вдаваться в подробности о неприятностях, предпочитая не нагружать своими проблемами.

Простившись у гостиницы, Бенгт снова поцеловал Вере руку. Возможно, этот поцелуй мог быть более горячим, если бы они были вдвоем…

— Мне кажется очень подозрительным этот любитель птичек, — зашептала Людмила, как только они остались вдвоем с сестрой. — Думается, что брат его еще тот типчик.

Она принялась загибать пальцы, перечисляя моменты, казавшиеся ей наиболее сомнительными.

Первым был таинственный брат Эрик, обитающий в лесу в какой-то палатке.

— Это очень странно, — Людмила загнула большой палец.

Вторым моментом был рассказ Бенгта о том, как он перепутал незнакомца с братом.

— Он пытается выгородить своего братца, мол, он на птичку смотрел, а по лесу бродит кто-то другой, очень на него похожий. И все это было тогда, когда кто-то сбросил камень, пытаясь меня убить. — Людмила загнула второй палец на руке.

Бенгт не подозревал, как сжимается вокруг его брата кольцо неопровержимых улик. Людмила тем временем подошла к оглашению третьего аргумента.

— Сейчас скажу тебе то, что терзает меня больше всего, — сестра пристально посмотрела на Веру, от чего той стало не по себе. — Помнишь день, когда у машины отказали тормоза? Тогда ты подумала, что все случилось потому, что была какая-то неисправность. А если предположить, что кто-то намеренно хотел вывести их из строя? Вспомни, кого мы видели недалеко от стоянки? Это был твой дорогой орнитолог. Бодро шагал с рюкзачком за плечами, а в нем лежали инструменты, чтобы сподручнее было обтяпывать грязные делишки, — Людмила загнула третий палец.

Вера не знала, что противопоставить этим подозрениям. Слишком многое из того, что она сказала, выглядело подозрительным. Только сердце кричало, что он не может быть виновен. Но аргументы Людмилы тоже не лишены смысла, не прислушаться к ним было бы неправильно. Чтобы избежать новых неприятностей и найти убийцу, нужно отбросить все симпатии и антипатии и беспристрастно рассматривать имеющиеся факты.

— Зачем Бенгту или его брату нужно было убивать Ларису, Агнию и покушаться на тебя? Я уверена, что у тебя нет ответа на этот вопрос. Самое главное — это мотив, а его у них нет.

— Если мотив нам неизвестен, это не означает, что его нет. Если дашь мне немного времени, то я найду миллион причин, почему они могут быть убийцами.

— Я скорее поверю, что это Аркадий мог всех укокошить и взяться за нас.

— Ему-то зачем все это? — удивилась Людмила.

— Хотя бы потому, что у него нездоровое чувство собственности. Именно такие ревнивцы и способны на убийство, они не терпят, когда им отказывают.

— Тогда он мог бы убить только меня, ну и тебя заодно. Откуда он мог быть знаком с убитыми?

— Ему гораздо проще с ними познакомиться — он-то местный. Вот как шведский орнитолог мог это сделать?

— Я думаю, что просто кое-кто старается кое-кого выгородить, вот и не видит очевидного, — намекнула Людмила на неравнодушное отношение сестры к профессору. — Может, он бабник-маньяк! Знакомится, заводит романчик, про птичек рассказывает, чтобы мозги запудрить, а потом бац, и убивает очередную жертву. Очень удобно. Убил и смылся за бугор.

Вере была неприятна уверенность сестры в причастности Бенгта. Она твердо знала, что он невиновен. Каким-то внутренним чутьем она безошибочно чувствовала, когда человек говорит правду, а когда лжет. Прожив долгие годы с Геннадием, у нее выработалась аллергия на ложь. Мы все смотрим на мир широко открытыми глазами, доверяя всему, что нам говорят. За такую наивную доверчивость очень часто приходится расплачиваться. Однажды в жизни появляется человек, который делает очень болезненную прививку, после нее резко меняется отношение к окружающей действительности. Наивность исчезает вместе с доверчивостью, а на смену им приходит подозрительность и недоверие. Вера приобрела еще и особую чувствительность ко лжи. Ей казалось, что ложь имеет свой особый запах, который невозможно спутать ни с чем другим. Он был настолько неприятный, что вытерпеть его было невозможно, как и выдержать того, кто его источал. Поэтому Геннадий исчез из ее жизни, он был насквозь пропитан приторно сладким запахом лжи. Долгое время после расставания Вера не могла спокойно общаться с людьми, ей повсюду мерещился этот запах, он преследовал ее всюду. С Бенгтом все было совершенно иначе. Вера не понимала, как такое могло с ней случиться, но она верила ему. Без наивных иллюзий, без подозрительности, без выяснений и бесконечных вопросов, которые задаются, чтобы появилась возможность что-то сопоставить и поймать человека на лжи. Нет, всего этого не было. Она верила с легкостью и радостью в сердце, верила, не задумываясь. Он не мог обмануть. Это было бы настолько невероятно, как если бы метеорит, прилетев из космоса, упал ей прямо на макушку. Пререкаться и доказывать что-то сестре не хотелось, поэтому предложила оставить разбирательства и дождаться приезда Барсукова.

Людмила принялась размышлять о мотиве, который мог побудить шведского орнитолога совершить два убийства и несколько покушений. Она пообещала сестре найти их миллион, но пока не нашла даже одного. Мысли ее погрузились в туман, и был он настолько вязкий, что выбраться из него было невозможно. Людмила уснула. К Вере сон не хотел приходить, в голову лезли неприятные мысли: «Что, если Барсуков, как и Людмила, заподозрит Бенгта или даже арестует его?» Вера вышла на балкон. Свежий ветерок и ночная тишина принесли желанное успокоение. Нужно спать, чтобы скорее начался новый день.

* * *

В комнате было темно. Вера шла, вытянув вперед руки, стараясь бесшумно добраться до кровати. Пальцами почувствовала нечто мохнатое. Вместо того чтобы отдернуть руку, она покрепче ухватилась за это, от чего оно издало сдавленный крик. Захотелось завопить от ужаса во все горло, но вырвалось лишь хриплое «мама». Что-то с грохотом упало на пол, задев большой палец на ноге. Из-за невыносимой боли голос наконец прорезался и вырвался наружу подобно гласу иерихонской трубы. В это же мгновение лохматое существо вырвалось из рук, оставив клок шерсти в крепко зажатом кулаке.

Зажегся свет, и Людмила с испугом уставилась на сестру.

— Что случилось?

— Кто-то проник