Дарья Донцова - Хождение под мухой
– В дни Великого поста, – бубнил он.
Я вздохнула, а ведь и впрямь пост на дворе. Может, попробовать хоть недельку пожить по правилам, предлагаемым церковью? Только, боюсь, ничего не получится. Ну, положим, от мяса, молока, яиц и других скоромных продуктов я откажусь с легкостью. Но вот как избавиться от гневливости, болтливости и вредности? А еще придется отбросить детективы, боюсь, они никак не соответствуют рекомендованной для чтения в постные дни литературе. Вон священник сейчас совершенно справедливо заметил:
– Великий пост – это не диета.
Интересно, что он скажет еще?
– И, как всегда, завершая беседу, обратимся к Священному Писанию, – плавно журчал поп. Он казался слишком полным для своих лет. Да уж, и впрямь, пост – это не диета. Юноша выглядит, словно молочный поросенок. Или до начала голодания он был еще толще? Интересно, почему среди церковнослужителей так много обрюзгших мужиков? Ведь у них должны быть строгие ограничения в питании…
– Вспомним о Каине, убившем своего брата Авеля…
Я так и подскочила на месте. Каин! Надо же быть такой дурой! Вот кто придумал дьявольский план. А что, ловко получается!
Каин, или, как он велел звать себя Богдану, Константин Георгиевич, доставал где-то требующиеся для пересадки почки. Скорей всего криминальным путем. Глупенькая медсестра Женя стала случайной свидетельницей ссоры Каина и Богдана. Что они говорили друг другу? Вспоминай, Лампа, вспоминай!
Вроде Каин сказал:
– С тебя теперь столько…
Сумму он вслух не произнес, очевидно, написал на листке и показал Богдану. Скорей всего цифра оказалась несуразно большой, потому что главврач воскликнул:
– Да ты что, Каин, нам же останется только на то, чтобы с персоналом расплатиться, никакой прибыли.
– Кому Каин, а кому Константин Георгиевич, – взревел мужик, – это ты мне Богдашка, забыл триста двадцать семь дробь четыре, а?
Вот такой или похожий диалог. Теперь все становится на свои места. Богдан не захотел платить огромную сумму, пожадничал, вот его и убрали, а заодно отправили на тот свет Надю и Егора, как ненужных свидетелей. Действовали профессионалы, не желавшие привлекать ничьего внимания, поэтому все представлено обычно, как несчастные случаи и самоубийство. Непонятно только, что это за таинственные цифры триста двадцать семь дробь четыре, ну и забудем про них, потому как ясно теперь, чем заняться.
Следует отыскать милейшего Константина Георгиевича, получившего, очевидно, за «кроткий», «интеллигентный» нрав зловещую кличку Каин. Я схватила телефонную книжку. Похоже, мужик из криминальных структур, небось сидел пару раз, и в архивах должна храниться на него информация. Осталось решить крохотную проблему, как к ней подобраться.
Помедлив пару минут, я набрала телефон Никиты Савичева. Кит невероятный бабник, который просто не может пропустить мимо никакой объект, носящий женское имя. Причем Никиту не волнует внешность, возраст, социальное положение и семейный статус дамы. Иногда он веселится в компании восемнадцатилетней девчонки, глядишь, через два дня топает под ручку с матроной, годящейся ему в мамы. Одним словом, все, что движется, то его.
– Алло, – промурлыкал Никитка, – фотосалон «Вумен», съемка портфолио и другие профессиональные работы. Говорите, я весь внимание.
– Слышь, Кит, это я, Лампа.
– О, – обрадовался приятель, – в чем вопрос? Только не говори, что хочешь податься в манекенщицы, не поверю.
– Будь человеком, помоги.
– Сколько? – деловито осведомился Кит. – Рублями или баксами?
– Нет, спасибо, деньги есть. Лучше скажи, среди твоей коллекции баб попадались симпатяшки из МВД?
– Конечно, – фыркнул Никитка, – у меня кого угодно найти можно. Тебе в ГАИ? С машиной неприятности, так я сейчас…
– Лучше в уголовном розыске…
– Ага, есть такая Нинка Поскребышева, следователь, тигр, а не баба… Собственно говоря, что случилось?
– Видишь ли, Кит, – торжественно заявила я, – решила я написать детектив!
– Отличная идея, – одобрил мужик, – литераторы деньги лопатой гребут.
– Вот мне и нужна консультация специалиста.
– Не вопрос, – заржал Никитка, – перезвони через десять минут.
К отделу внутренних дел, расположенному на Золотаревской улице, я подлетела к двум часам дня. Нина Поскребышева железным голосом велела мне явиться в четырнадцать ноль-ноль.
Пометавшись по ободранным коридорам со стенами, выкрашенными темно-зеленой краской, я нашла двенадцатый кабинет и, всунув голову в комнату, заставленную столами, спросила:
– Разрешите?
В помещении, кроме худенькой темноволосой девушки, по виду чуть старше Лизы, не было никого.
– Входите – велела она, – садитесь. Вы от Никиты? Слушаю.
Отчего-то в казенных местах я всегда начинаю нервничать, комкаю фразы и выгляжу настоящей идиоткой. Тем более если на меня смотрят так, как эта Нина: сухо, напряженно, без тени улыбки на хорошеньком личике.
– Видите ли, – начала я заикаться, поеживаясь под колючим взглядом, – понимаете, я являюсь писательницей, пишу детективные романы.
– Ваша фамилия, – без тени удивления прервала девчонка.
– Романова, Евлампия Романова, можно просто Лампа.
– Не встречала на прилавках ваших книг, – отрезала Нина, – Маринину, Полякову, Серову, Корнилову, Малышеву, Устинову знаю, а вас нет.
– Понимаете, я только начинаю, издала всего один роман, да и то не в Москве, а в Ижевске.
– Что так далеко? – усмехнулась одними губами следователь.
– Столичные издательства боятся связываться с незнакомыми авторами, – я лихо ехала на коне лжи, – предпочитают иметь дело с известными литераторами…
– Вы кем Никите приходитесь? – насупилась Нина.
Неожиданно мне стала ясна причина неприветливости девушки, все понятно, она решила, что видит перед собой очередную любовницу Кита, и ревновала мужика. Следовало срочно исправить положение.
– Я его сестра.
Поскребышева расслабилась, в ее глазах появилась приветливость, но профессия накладывает неизгладимый отпечаток на личность, поэтому девушка сказала:
– Сестра? Он никогда о вас не рассказывал.
– У нас один отец, но разные матери, честно говоря, мы не слишком часто общаемся, больше перезваниваемся. Вот сегодня я и попросила его мне помочь…
– Кофе хотите? – улыбнулась Нина и, не дожидаясь моего ответа, включила чайник. – Впервые вижу живого писателя. Так в чем проблема?
– В первой книге я вывела героя, члена криминальной группировки, дала ему кличку Глобус, ну просто придумала, из головы. А когда роман вышел в свет, выяснилось, что и впрямь есть такой человек.
– Был, – поправила Нина, – Валерий Длугач, по кличке Глобус, убит Александром Солоником на выходе из дискотеки «У Лис'а». Широко известный факт, о нем многократно писали газеты, даже странно, что вы ни разу не читали.
Я развела руками:
– Случается такое, но я не хочу опять попасть впросак по глупости, вот и явилась с просьбой. В новой книге я придумала некоего Константина Георгиевича по кличке Каин и теперь хочу узнать, есть ли такой на самом деле? У вас, наверное, имеется картотека? Или архив?
Нина кивнула:
– Естественно, сейчас поглядим, год рождения какой?
Я растерялась:
– Не знаю, вернее, не придумала, а что, это важно?
– Не берите в голову, – отмахнулась следователь и сказала в трубку: – Пожалуйста, по неполным данным, кличка Каин, Константин Георгиевич.
Через пару минут она сообщила:
– Живите спокойно, нет такого.
– Как? – подскочила я. – Совсем? Вы хорошо проверили? Каин.
– Абсолютно точно, – заверила меня Нина.
– Раз у вас не числится, значит, его нет?
Поскребышева улыбнулась.
– Может, и бродит по дорогам России некий Константин Георгиевич, которого приятели неизвестно за что прозвали Каином, только к криминальному миру он никогда не принадлежал.
– Точно?
– Совершенно, у нас очень строгий учет. Один раз попал в компьютер, и все, считайте, навечно.
– А Каина, Константина Георгиевича нет?
– Нет.
– Вот тебе и триста двадцать семь дробь четыре, – от неожиданности ляпнула я.
– По-моему, это где-то в Мордовии, – протянула Нина.
– Что?
– Ну колония.
– Какая?
– Та, чей номер вы сейчас назвали, триста двадцать семь дробь четыре, точно не скажу, могу проверить.
– Пожалуйста, – тихо попросила я, – а то в романе этот Каин и еще один, Богдан Шевцов, о ней говорят.
Через пару минут выяснилось, что колонии нет. Вернее, она была и в самом деле затеряна в глубине Мордовии, но несколько лет тому назад ее расформировали.
– На всякий случай, – посоветовала Поскребышева, – если ваше повествование не претендует на документальность, поменяйте номер, ну, напишите, например двенадцать триста двадцать семь дробь четыре, подобной точно нет.
– Хорошо, – пробормотала я, – отличный совет, именно так я и поступлю.
