Дарья Донцова - Вулкан страстей наивной незабудки
– Мы его нашли, – оказала я, – Степан Ильич пребывает в здравом рассудке и твердой памяти. Уж простите мое неуемное любопытство, а где Валентин Петрович деньги на создание клиники взял?
Галина пожала плечами.
– Супруг меня никогда в финансовые вопросы не посвящал. Думаю, Степа где-то раздобыл сумму, или в долг с Валентином взяли. Валя всегда говорил: «Галочка, занимайся детьми, остальное моя забота». И я больше не лезла в деловую сферу. Я не бизнесмен. После смерти Вали я растерялась, не знала, что с клиникой делать. Несколько лет ею управлял Степан Ильич Калягин. Потом Степан принял решение удалиться от мира. Передо мной опять встал вопрос: может, клинику продать? Но Карина посоветовала не отдавать прибыльный бизнес в чужие руки. Глеб, ее муж, крупный юрист и экономист. Он пообещал подобрать хорошего управляющего для медцентра, а пока такового нет, временно сам встал у руля.
– Глеб увлекся, – улыбнулась Кара, – до сих пор тщательно следит за всем, что происходит в клинике. Он член Совета директоров.
– Мы с Горти два председателя, – сказала Галина Сергеевна, – но толку от нас нет. Фактически всем управляет Глеб.
– Вернемся к стартовому капиталу, – вступил в разговор Валерий. – Откуда он?
Галина Сергеевна развела руками.
– Не знаю!
Крапивин включил телефон, в комнате зазвучал голос Калягина. По мере его рассказа лицо Галины Сергеевны несколько раз меняло цвет.
– Значит, Раскольниковы все же брали трофеи, – сказал Юрий Петрович. – Галина Сергеевна, где же их прятали? Помнится, мы на молекулы разобрали и дом, и сад, и сарай, и прочие хозяйственные постройки. Я сам в собачьей будке и загоне для кроликов рылся.
Моисеенко молчала.
Александр Викторович сел около нее и взял за руку.
– Понимаю, как вам тяжело. Большую часть жизни вы провели в страхе, вдруг правда о родне всплывет. Вы же знали, что сделали отец, мать и брат. Да?
– Не захочешь, а узнаешь, – прошептала Галина, – нам фамилию поменяли, за что милиции спасибо. А жилья у нас с бабкой не было. Вернуться в родную деревню мы не могли, нас бы на тряпки порвали. Соседи, кстати, не злобились. Бабка один раз поехала ночью в родную избу, приговор в отношении отца уже исполнили, мать с Николаем на зоне находились. Анна Сергеевна хотела кое-какие вещи забрать, денег у нас пшик был, на ее пенсию выживали. Бабка в полночь в дом вошла, свечку зажгла, Настя, соседка, огонек заметила и пришла глянуть, кто в чужих хоромах хозяйничает. Она бабке сказала:
– Наши никто не верит, что Сергей Петрович, Марина Степановна и Коля страшные люди. Доктор моего внука спас. Милиция виновных отыскать не смогла, поэтому Раскольниковых бандитами сделала, знаю, как это проворачивают, десять лет в райотделе милиции убиралась, насмотрелась, наслушалась всякого. О вас с Галюшей в селе никто слова дурного не скажет. Но лучше вам не возвращаться. Сюда ездят родственники, друзья убитых, хотят вашу избу поджечь, ироды окаянные, вас-то за что гнобить?
Мы с Анной Сергеевной снимали комнату в общаге, я в местной школе училась, меня там все дети ненавидели, звали зубрилой, но мне плевать на них было. Я понимала: медаль заработать надо, в институт поступить, тогда из помойки вылезу. Либо на работу хорошую устроюсь, либо замуж удачно выйду. Незадолго до вступительных экзаменов бабка умерла. Перед смертью она мне сказала:
– Езжай в деревню Лисовка, неподалеку от нее есть гора, в ней пещера. Фонарь возьми, вот тебе план, копай в указанном месте, достань захоронку и привези. Гляди только, чтобы тебя не заметили, покружи как следует.
Я Лисовку хорошо знала, там моя школа находилась, куда я с первого класса бегала. Но я не боялась, что меня узнают, здорово изменилась. Худая стала, волосы от хны совсем рыжие. Старуха мне каждую субботу в бане их красила, боялась, что кто-нибудь опознает внучку. Я вынула захоронку из пещеры и притащила бабке, та ее открыла и сказала:
– Тут дерьма всякого много, но и ценности есть, вот этот мешочек береги пуще глаз, в нем бриллианты, на них пол-Москвы купить можно. В распыл запас не пускай, за решетку попасть можешь. Потихоньку продавай, вот тебе телефон Игоря, скажешь ему: я дочь Сергея. Он поможет камни продать, упаси бог к кому другому обратиться.
Я испугалась очень. После бабкиной смерти поехала в Лисовку и зарыла шкатулку на прежнем месте. Не хотела кровавые украшения рядом с собой держать.
– Вы знали, чьи это вещи, – протянула Аня.
Галина скрестила руки на груди.
– Бабка объяснила.
Юрий Петрович крякнул.
– Анна Сергеевна была в курсе дела?
Мать Гортензии вдруг рассмеялась.
– Была в курсе дела! Конечно! Она в санаторий, где я лечилась, не из-за меня работать пошла, она меня ненавидела. Каждый день говорила: «Ты моральный урод. Дочь своих родителей. Чуть подрастешь и такой же станешь. Тебе нельзя замуж выходить, муж детей захочет, а ты ему родишь убийц».
– Значит, вы тоже все знали, – мрачно протянул Бумагин, – а я, дурак, пожалел девочку несчастную.
Галина Сергеевна перекрестилась.
– Душой своей клянусь, чтоб ей погибнуть, если я вру. До того, как мать, отца и брата арестовали, я ни о чем и не подозревала. Я маленькая была, глупая. Мне запрещали к гаражу приближаться, где погреб в полу, чтобы женщин мучить, оборудовали, бабка говорила:
– От тебя на замок закрыли, лестница там крутая, упадешь, шею сломаешь.
Потом я заболела, уехала в санаторий, Анна Сергеевна решила за мной ухаживать, чем меня сильно удивила. Она оплеухи мне без всякого повода раздавала. И вдруг!
Галина Сергеевна резко выпрямилась.
– Когда родителей судить начали, бабка мне все объяснила. Она знала, чем сын с невесткой и внуком занимаются, но остановить их не могла. Более того, Сергей приказал ей прятать драгоценности жертв, сказал:
– Поиграем еще немного с Маринкой и Колькой, а потом из Москвы уедем, к теплому морю подадимся, накопленное продадим, дом построим. Никто не заинтересуется, откуда у московских врачей капитал.
Когда отца расстреляли, а мать с братом отправили на зону, Анна Сергеевна стала меня каждый день бить, лицо не трогала, осторожно орудовала, боялась, что соседи по общаге услышат. Отметелит меня и требует:
– Руку мне целуй, благодари за науку, ради тебя стараюсь, чтобы твой гнилой характер переломать. Ты от уродов на свет появилась, сама такой станешь.
Нашла какого-то священника в Мурманской области, повезла меня к нему бесов изгонять.
– Дальний путь, – сказала Буля.
Галина Сергеевна скривила губы.
– Ближе искать она побоялась. Что я вытерпела! Вечный голод. Бабка любила повторять: «Сытое брюхо грешит». Она не была по-настоящему верующей, в церковь никогда не ходила, но Бога часто поминала, меня Страшным судом пугала.
Когда старуха умерла, я была так счастлива, что пела всю ночь от радости. Соседи решили, что я умом от горя помутилась, водки мне налили, супу тарелку дали. Хорошие люди оказались, несколько месяцев меня кормили, пока я поступала в институт и в общежитие определялась.
– Вы храбрый человек, не побоялись шкатулку выкопать, – вздохнула я.
– Коробку, – поправила Моисеенко, – жестяную, большую. В ней все лежало в мешочки упакованное. Мы с Валентином всегда без денег жили, двое детей в семье, его родители. Свекор со свекровью долго болели, все накопления их на операции ушли. У Вали оклад был невелик, я тоже не добытчица. Хотелось одеться красиво, покушать вкусно. А на какие шиши? Нет шишей! Ну совсем нет! А Степан… это сейчас он монах, а в прежние годы тоже всякого материального жаждал: машину, квартиру… Степа первым разговор завел: девяностые годы на дворе, возможностей много, нечего бояться, надо свое дело начать. Муж с ним согласился. А где стартовый капитал взять? Валентин решил деревенский дом, который от бабушки по материнской линии ему достался, продать. Но это было единственное место, где мы отдохнуть могли, и сколько за него выручить можно? Мне нищета поперек горла стала. Вот я и подумала: Раскольниковых нет, народ о них забыл. Не один год после суда прошел! Достала укладку, придумала вранье про родителей-ювелиров убитых.
Галина махнула рукой.
– Я, когда замуж собралась, Валю предупредила: «Я сирота, бабушкой воспитана, об отце-матери не спрашивай. Они погибли. Выпить любили. Не помню их совсем».
Моисеенко показала на Юрия Петровича.
– Когда он документы новые давал, рассказал нам все про Петровых, про взрыв газовых баллонов. Если б Валентин мои слова про родителей проверить решил, он бы ничего не выяснил, архив поселка погиб. Но Валя и его родители были как дети, они любому чужому слову верили. Правда, когда я мешочек с бриллиантами достала и про ювелиров объявила, муж удивился:
– Ты вроде говорила, что отец с матерью сильно пили.
Я нашлась.
– Разве ювелиры не могут с водкой дружить?
Я позвонила по телефону, который бабка перед смертью мне дала, спросила Игоря, ни на что не надеясь. А мужик оказался жив. Он все мне продать помог за очень хорошую цену. Кто он был, не знаю, умер, когда медицинский центр уже вовсю работал.
