Валентина Андреева - Новый год со спецэффектами
Машунино предположение о том, что проникновение в дом может быть затруднено, поскольку входная дверь закрыта, Наташка отмела, не дав ей возможности договорить до конца.
– Ключ! Понятно?! Универсального назначения, – пояснила она, насильно вложив Машуне в руку молоток. – И, усилив громкость, проорала: – Сначала двинешь по окну, потом, когда влезешь, по привидению. Независимо от его материальности. И не задерживайся. – Она вновь перешла на тихое вещание: – Ирине Александровне нужны подходящие условия для раздумья. А я просто хочу пить, как и все остальные. Постарайся прыгнуть как можно дальше от окна – в снегу могут быть осколки стекла. Мы с Иришкой вылезем сразу после тебя. А твои родители пока отдохнут здесь. Василиса Михайловна, если будет очень дуть, позаимствуйте у мужа одну из боковых частей гроба – прикроетесь. Все потеплее. А мы постараемся долго не задерживаться.
Машуня подошла к окну, одной рукой зачем-то решительно задрала вверх штанины, а потом не менее решительно отошла от окна, пояснив, что у нее трясутся руки.
– Хорошо, – не стала спорить Наташка. – Ир, подставляй спину, будешь стартовой площадкой.
– Не надо! Я сама, – испугалась Машуня и спустила задранные штанины. С опаской выглянула в окно, поежилась, метнула вниз молоток и, жалобно причитая, осторожно выпала следом. Тихое повизгивание свидетельствовало о том, что она буквально купается в снегу.
– Это не молоток, а кувалда, – слабым голосом произнес с пола Карл Иванович, очередной раз пришедший в себя. Теперь уже от холода.
Запальчиво пояснив, что это не принципиально, Наташка приготовилась к высадке по ту сторону окна, наказав Машуне не рассиживаться, а немедленно сматываться со взлетно-посадочной полосы. Задержка грозит обернуться преждевременным таянием снега и осложнением с моим десантированием. Глухой шлепок, тихое Наташкино чертыхание и следом призывы ко мне последовать на запланированную встречу в сугробе заставили меня быстро оседлать подоконник. Нормально сигануть вниз я не смогла – в самый ответственный момент померещилось, что противно скрипит медленно открывающаяся дверь котельной, и кулем рухнула в снег, куда пришлось. И тем не менее, если смотреть на итог приземления с точки зрения общественных интересов, падение было удачным, поскольку подбородком я отметила кувалду, достаточно опрометчиво выкинутую Машуней в снежное месиво. К этому моменту в поисках ее замерзшая девушка успела перепахать вручную половину сугроба.
Мне показалось, что мои зубы лязгнули на всю локальную окружающую среду, после чего мелким бисером украсили металлический набалдашник кувалды. Наташка была не права, назвав ее молотком. Кувалда имеет принципиальное отличие от молотка. Дальнейшим раздумьям помешал жуткий холод. Ломило не только подбородок, но и лицо, и руки. Наталья успела выбраться на более-менее твердое пространство, где снегу ей было по колено. Еще вчера оно называлось расчищенной дорожкой вокруг дома. Трясясь от холода, подруга обзывала нас, как могла. Очень невнятно.
Убедившись, что зубы целы, я, не выпуская из рук кувалды, по-пластунски поползла к Наташке, чем несказанно ее удивила. На короткое время она даже трястись перестала.
– Машка! Долго ты там копаться будешь? Смотри, Ирка еще один «ключ» приволокла. Наверное, первый отростки дал. Теперь вместе будете окна бить.
Машуня что-то пыталась говорить, мы ее не слушали. Все равно непонятно. Я с трудом поднялась на ноги, проверила рукой целостность подбородка и, шепелявя, заявила:
– Быштрей! Кажетша, кто-то в котельную вломилша!
Обсуждать мое заявление не стали. Наташка предприняла попытку подпрыгнуть и заглянуть в разбитое окно, но она не удалась. Ответом на обеспокоенный зов Машуни послужило слабое мычание Василисы Михайловны. Наташка тут же заявила, что от страха так не мычат. Мы и успокоились.
Ковыляя по снежному полотну и постоянно падая, на максимальной черепашьей скорости добрались до крыльца. Отсутствие в холле света уже никого не удивило и не испугало. Ко всему привыкают. Мороз был куда страшнее. У крыльца мнения разошлись. Наташка предложила не терять времени даром и звездануть по двум окнам сразу двумя кувалдами, чтобы влезать в них сразу двоим. Только никак не могла взять в толк, куда делась вторая кувалда. Холод сковал процесс мышления. Машуня на всякий случай решила проверить, не открыта ли входная дверь – такое чудо уже имело место, и, несмотря на наши убеждения, упрямо не желала отказываться от своего намерения, заявив, что если нам так хочется, мы можем лезть в разбитые окна, а она предпочитает войти домой цивилизованным путем.
Этот путь оказался тернистым. В то время, как мы с Натальей, проложив дорогу в холл кувалдой и натурально чихая на всю нечисть в мире, пытались не порезаться о стеклянный бой, Машуня предприняла две безуспешные попытки восхождения на крыльцо. В тапочках на кожаной подошве самое оно! Дважды пересчитав обледеневшие ступеньки тем, чем удалось, и подведя скромный итог результатам (преодолеть удалось только первую ступеньку), она окончательно задубела. В то время, как мы, даже не догадавшись включить свет в холле (головы застудили), дружно схватились за руки, мысленно готовые к любой атаке любых противоборствующих сил, поочередно пытались замерзшими негнущимися пальцами открыть Машке дверь в родной дом, она полезла в окно и бревном свалилась на пол, перепугав нас несказанно. Мысли об ушибленном подбородке вылетели у меня из головы.
Против обыкновения Наташка даже не вскрикнула. Просто отцепилась от меня, шарахнулась в сторону, отчаянно взмахнула руками, отбиваясь от невидимого противника, и нечаянно саданула точнехонько по выключателю. Вспышка яркого света высветила спокойную обстановку холла, оживляемую тремя трясущимися колоритными женскими фигурами в растерзанных прикидах, с перекошенными лицами и вздыбленными волосами. Потенциальные отрицательные героини фильма ужаса! Утвердили бы на роли без всякого там кастинга. Доведись мне ненароком увидеть себя в таком виде в зеркале, не сразу бы признала. Что уж говорить об остальных. Не иначе как поэтому Машуня робко спросила:
– Девчонки, это вы?
– Мы – это мы, – покосившись на меня, философски проронила Наташка и, переведя взгляд на входную дверь, в свою очередь спросила у Машуни: – А ты еще на крыльце или уже здесь? В смысле, открывать тебе или пока не надо.
– Пока не надо, – простонала с пола Машуня. – Я в окно, следом за вами. Только, кажется, по частям пришла. Вся в синяках. Слушайте, ничего не понимаю. Такое впечатление, что сами себе устраиваем какие-то садистские аттракционы. Надо заглянуть в большую комнату и на кухню.
– Чайник! – воскликнула Наташка, но с места не сдвинулась. – Наверное, еще не закипел. Газом не пахнет. Может, мы принюхались?
– Сначала навестим родителей, – забеспокоилась я. – Не могло же мне померещиться, что дверь кладовой ни с того ни с сего открылась. Хотя…
– Стойте тут! – проявила решимость Машуня. Охая, встала и поплелась на кухню. – Никого! И чайник холодный.
– Я забыла зажечь газ! – обрадовалась Наташка. – Машенька, загляни в каминный зал, а чайник я сама вскипячу.
На кухню мы с подругой неслись наперегонки – напомнила о себе жажда. Машуня немного помедлила, ожидая нашего возвращения, затем, хакнув, как опытный спецназовец, пинком распахнула дверь каминного зала и, прихрамывая, закружилась на месте, повизгивая от боли. Шмыгнув мимо нее, в комнату стрелой влетел неизвестно откуда взявшийся Бармалей.
– Много чести котяре, – фыркнула Наташка, мельком оглядывая знакомую и изрядно поднадоевшую обстановку каминного зала. – Теперь к родителям. Пора завтракать. За завтраком все и обсудим. Кстати, похолодало. Не мешало бы окно чем-нибудь заткнуть. Хоть подушкой.
И едва она это проронила, как амбразура разбитого окна волшебным образом закрылась. Не сразу поняли, что задом Василисы Михайловны: сил у пожилой женщины развернуться должным образом не нашлось. А пока поняли и покинули спешно оккупированную территорию кухни, прошло не меньше пяти минут. Машуню вовремя осенило, что двойника теплого халата такой безумной расцветки, как у ее матери, в мире не существует. В дом мы ее втащили в почти беспамятном состоянии. Говорить она вообще не могла и безропотно выслушала все обвинения Натальи, сводящиеся к одному: в ее, Василисы Михайловны, годы лазить в окна, по крайней мере, легкомысленно. Я не стала защищать «лазутчицу», хотя и догадалась, что женщина просто спасалась.
Методы терапии оригинальностью не отличались – полстакана водки, из которого в Василису Михайловну удалось влить пару глотков, пуховое одеяло из ее же комнаты и клятвенное обещание не замедлить с горячим чаем.
Дверь в котельную была распахнута настежь. По маленькому помещению гулял ледяной сквозняк. Карл Иванович по-прежнему лежал на полу. С вытаращенными, но ничего не видящими глазами. Я неуверенно заявила, что очередной этап беспамятства – результат воздействия свежего воздуха. После длительного кислородного голодания. Не долго думая, Наташка заставила нас приподнять бедняге ноги и принялась лупить его по щекам. Он не выдержал и пришел в себя.
