Не плачь, Рапунцель! - Елена Ивановна Логунова
– Это какой же?
– Абхазии. Живет в Гаграх. Но, может, теперь захочет перебраться в Россию, раз тут у него уже будет какое-никакое жилье. Избушка на тихих болотах в Ленобласти – считай, тоже курорт.
– Интересно, с чего это Арсений Бабкин о кузене так позаботился?
– А это нормально, знаешь, о родных и близких заботиться. Я вот со всей возможной заботливостью прошу тебя: расслабься и получай удовольствие от жизни в культурной столице. По театрам походи, по выставкам, по музеям – а не по квартирам с трупами, поняла мою мысль?
Я заверила заботливого друга, что мысль его поняла, приняла и прямо завтра же вместе с лучшей подругой отправлюсь в культпоход.
Хотела тут же поделиться полученной от настоящего полковника информацией с Иркой, но она, наверное, уже спала и моего звонка не услышала. А вот Архипов отозвался сразу и был еще бодр и свеж, даже мигом сообразил, чем может помочь нашему общему делу:
– Попрошу парней в офисе, они ж гении поиска, пусть нароют информацию о нашем Бабкине, как там его?
– У нас их два, живой и мертвый, тебя который интересует?
– Давай обоих, одним Бабкиным больше, одним меньше… Погоди только, я блокнот и ручку возьму.
Я продиктовала ему под запись: Арсений Геннадьевич Бабкин, 1985 года рождения, и Артур Богданович Бабкин, 1994-го. На том и попрощались.
Отходя ко сну, я прислушалась к себе.
В непроглядной глубине подсознания что-то шевелилось, но пока еще вяло, лениво.
Ничего, мы никуда не спешим. Подождем.
Глава десятая
Погоду в Санкт-Петербурге принято называть капризной и переменчивой.
Это явное преуменьшение.
Погода в Санкт-Петербурге так прекрасна, что ее легко представить третьей грацией в компании моих любимых мадам – тети Иды и Марфиньки. Это тоже милейшая интеллигентная старушка с тонким вкусом и хаотическими провалами в памяти.
У нее мягкие ручки с пигментными пятнами и безупречным маникюром и лучистые подслеповатые глаза. Она ласково гладит скульптурных вздыбленных коней, грифонов, сфинксов и львов, знает по имени и в лицо каждого каменного атланта и поминутно забывает, кто такая она сама. Отсюда внезапные снегопады в апреле, жара в сентябре и дожди в диапазоне от накрапывающего до метеоритного в любое время года вне всякой связи с неуверенными гаданиями синоптиков. При этом ручки у питерской погоды трясущиеся, отчего режимы она переключает не только хаотично, но и безостановочно.
У петербуржцев и примкнувших к ним это быстро вырабатывает высоко ценимое на мировых подиумах и гранитных мостовых умение формировать универсальные многослойные ансамбли фасона «и в пир, и в мир, и на пляж, и в полярную экспедицию».
При этом коренные жители города к закидонам родной старушки-погоды относятся стоически и сохраняют ровное настроение (в Питере это традиционно уныние и депрессия) при любых ее капризах. У каждого имеется огромный запас терпения и непромокаемый дождевик. Зонтик в городе на Неве – предмет символический, его польза близка к нулю, потому что питерская погода может забыть о чем угодно, но только не о своей фирменной манере сочетать дождь с ветром, в результате чего в воздухе образуется водная взвесь, любовно обнимающая не защищенного батискафом пешехода со всех сторон.
Этой ночью бабуля-погода снова выкинула коленце. Поздно вечером поднялся ветер, потеплело, полил дождь – и уже к утру от непорочных снежных сугробов остались только слезливые воспоминания.
Я шлепала к метро по обширным лужам, коварно прячущим волнистые наледи, и тщетно пыталась не выделяться из толпы суровых спартанцев, идущих прямо к цели гордо, с достоинством, без малодушных взвизгов и суетливых прыжков.
Слиться с массами пока не получалось. Годы жизни в краях с гораздо более комфортным климатом не выработали во мне должной стойкости.
Надо над этим работать, решила я, и купила в метро просторный полиэтиленовый дождевик. Выбрала желтый, как солнышко, которого мне в Санкт-Петербурге подсознательно не хватало, и тем порадовала не только себя, но и подругу.
Та сидела у окошка в квартире тетушки и в ожидании моего прихода расчесывала распущенные волосы. Волнующиеся медно-золотые кудри добросовестно ловили редкие проблески солнца и оживляли сумрачный двор-колодец веселыми зайчиками. Картина была живописная. Остановившись под окном, я огляделась в поисках Кружкина с мольбертом, но никого не увидела. Художник безответственно упустил миг творческой удачи.
– Привет, Рапунцель! – позвала я подругу.
Та остановила руку со щеткой, выглянула из-за завесы сияющих волос и совершенно неромантично всхрюкнула, подавившись смехом:
– Здоров, миньон!
– Что? – Я опустила глаза, проехавшись взглядом по фасаду своего дождевика.
– Прелестно выглядишь! В желтом плаще, синих джинсах, с рюкзаком и в круглых очках – вылитый миньон из мультика «Гадкий Я»!
– Уж так прям и гадкий!
Я шагнула под козырек подъезда (не парадной, та с другой стороны дома), стянула и встряхнула дождевик, сняла очки-консервы, которые надела для защиты от вездесущего дождя. Хотя более успешно с этой задачей справилась бы маска для плавания. А еще лучше – шлем скафандра.
Когда я поднялась в квартиру, на столе уже курились паром кружки с горячим чаем, а Ирка с великой осторожностью резала пышную свежую запеканку.
– Приятно видеть, что ты меня ждала и успела сочинить что-то вкусное. – Я ополоснула руки и села за стол.
– Причем не только запеканку! – Подруга воздела испачканный творожной массой нож. – У меня родился новый стих. Ну почти, я пока финал не придумала. Вот послушай…
Она положила нож, сняла фартук, отступила от стола, сложила руки в замок, как оперная певица, и закатила глаза – приготовилась декламировать.
– Может, я потом послушаю? Когда твое новое произведение будет уже закончено и отшлифовано? – Я попыталась отвертеться от громкой читки.
Дождливым декабрьским днем в Питере крепкий горячий чай с ароматной запеканкой хорошо пить под размеренное тиканье старинных часов и мурлыканье кота, а не завывания поэта-декламатора. Особенно если это не Пушкин или Бродский, а Ирэна Макс – таков творческий псевдоним моей подруги.
– Потом тоже, сейчас оцени набросок.
Я убрала под стол руки, уже потянувшиеся к кружке, и кивнула:
– Давай.
– Сначала расскажу предысторию. Для лучшего понимания ты должна знать, как у меня зародилась идея этого произведения.
Я подавила вздох и снова кивнула:
– Рассказывай.
Святой долг дружбы обязывает внимательно слушать и по возможности положительно оценивать Иркины стихи. Хотя, конечно, жаль, что запеканка и чай остынут.
– Вчера на выходе из метро я услышала уличных музыкантов. Таких, знаешь, длинноволосых, с пирсингом и в черной коже с заклепками. Они пели что-то современное, рокерское, причем мелодия была приятная, а слова оказалось невозможно разобрать.
– Типично
