Не плачь, Рапунцель! - Елена Ивановна Логунова
Дом, видимо, совсем недавно сдали, стенки кабины еще защищала обшивка из ДСП, пестрящая наклеенными, отштампованными или выведенными от руки объявлениями с предложениями ремонтно-строительных услуг и материалов.
– Плитка кафельная кремовая двадцать на тридцать сэмэ, плинтус пластиковый цвета ясень, дверные доборы белый дуб, краска водоэмульсионная финская… Много хорошего! – Архипов постучал согнутым пальцем по налепленному на стену объявлению. – Не интересно?
– Интересно, – согласилась я, достала мобильный, открыла присланное узбекским товарищем фото с телефоном Миши и сравнила номер с цифрами на полосках бумажной бахромы. – Вот, значит, как! Приторговывает наш Миша стройматериалами, оставшимися после ремонтных работ. И Шерзод с ним, похоже, в доле, хотя и не хочет этого афишировать.
– Почему ты решила, что и Шерзод в доле? – заинтересовалась Ирка.
– Простая дедукция, Ватсон! Плитку кафельную кремовую двадцать на тридцать сэмэ, полтора ящика, плинтус пластиковый цвета ясень, пять штук, дверной добор белый дуб в неполном комплекте и полведра белой финской водоэмульсионки я самолично повелела работягам вынести из нашей квартиры по окончании ремонта. Правда, я думала, они это все в пухто выбросят. Недооценила среднеазиатскую хозяйственность и предприимчивость.
– Столько добра – и на выброс?! – шокировался Вадик.
– Ого… Три корпуса по тысяче квартир в каждой, умножить на полтора ящика, пять штук, комплект и полведра, – забормотала Ирка и потрясла головой, получив результат: – Да на дарах из вашего пухто озолотиться можно!
– Да и пусть, нам не жалко, – великодушно отмахнулась я.
– Как это – пусть? На халявные материалы могли бы и побольше скидку сделать, а не тридцать процентов, все равно наварились бы! – не успокоился Архипов.
«Дзынь. Пятнадцатый этаж», – голосом чопорного дворецкого уведомил нас лифтовый невидимка.
Двери кабины с шорохом разъехались, и мы выступили на площадку, больше похожую на захламленный склад. Там были и плинтусы с доборами, и краска с кафелем, и много разного другого добра.
– Вы здесь постойте, дальше я один. – Архипов не позволил нам с подругой выйти в коридор к квартирам.
– Опять?! – возмутилась Ирка. – Мне не нравится пропускать все самое интересное!
– Ты нынче самолично целый труп нашла, какие пропуски? – логично удивился Вадик.
– Я же поделилась с вами своей находкой, – с достоинством ответила подруга.
– Я тоже поделюсь, – пообещал Архипов. – Обещаю, без вас не начну!
Наш мелкий верткий товарищ ловко выскользнул за дверь.
– Что он не начнет? – Ирка подставила ногу, не позволив двери закрыться, и ориентировала на образовавшуюся щель ухо. – Так, слышу, Вадик звонит в дверь… «Кто? – Я за шпаклевкой, мы договаривались»… Зашел! Теперь ничего не слышно…
– Мы и так знаем, что там сейчас происходит, – успокоила я ее. – Превнимательно качество шпаклевки падаван наш юный проверяет.
– О, снова дверь открылась! Идет кто-то! Кажется, не один. – Подруга не удержалась – выглянула за дверь, тут же отпрянула и сообщила: – Чернявый малый тащит мешок, Архипов идет за ним с пустыми руками.
Мы отошли, чтобы нас не стукнуло дверью. Из нее выступил чернявый малый с мешком, поставил свою ношу на пол и оглянулся на появившегося следом Вадика.
– Вот, попросил любезного молодого человека помочь старику – донести груз до лифта, – противным дребезжащим голосом объяснил безобразно переигрывающий «дедушка» Архипов.
– Похвальное уважение к старости. – Ирка шагнула назад и закрыла подступы к двери своим крупным телом.
Молодой человек заметно занервничал.
– А вы же Миша, да? – Я широко улыбнулась ему. Хотела успокоить, но не вышло. Пришлось добавить: – А я Шерзода знаю, он мне делал ремонт.
Взгляд темно-карих глаз метнулся к доборам из белого дуба, на широкоскулом лице отчетливо отразилось растущее беспокойство.
– Я не украль! Это останки! – заговорил Миша.
– Остатки, – машинально поправил Архипов.
Он встал к нам спиной, с интересом рассматривая плинтуса в ассортименте.
– Ага, остались от козерога рожки да ножки, – кивнула я и повысила голос, все так же улыбаясь брюнету. – Нет претензий! Наши останки – ваши останки!
– Типун тебе на язык, – пробормотала Ирка.
– Я вернуть деньги. – Миша полез в карман. – Шпаклевка – подарок!
– Ах, оставьте! – даже не обернувшись, махнул рукой Архипов.
– Не волнуйтесь! Мы по другому вопросу! – громко, как тугоухому, сказала я Мише. – Вы жили в поселке Болотном?
– Болотна? – Было видно, что эта тема не кажется молодому человеку опасной. Он перестал сутулиться, словно в ожидании побоев, и вернул в карман бумажник. – Болотна жил. У дед. Карошы дед, Арсень-бобо. Жалько, весь умер.
– И не он один, – буркнула Ирка. – Йи-и, ты чего?!
Я наступила ей на ногу, чтобы не мешала международной дипломатии.
– А внука деда Арсень-бобо вы видели? Тоже Арсения?
– Внук – по-узбекски «невара», – подсказал Архипов.
Оказывается, он перестал рассматривать выставку-продажу останков, зашел в Интернет и открыл переводчик.
– Невара – Сень, – Миша кивнул.
С переводчиком дипломатическая беседа пошла живее. Миша разговорился:
– Был совсем пустая голова.
– Что значит – совсем пустая голова? Дурачок?
– Тут пустая, – брюнет похлопал ладонью по жесткой поросли на макушке.
– Лысый! – первой сообразила Ирка. И обрадовалась: – Точно, это наш невара Сень!
– Не знаете, почему невара Сень и Арсень-бобо поссорились? – спросила я.
– Невара Сень: продать, продать, Арсень-бобо – йок, йок!
– О, это слово мы знаем: «нет» по-турецки! – обрадовалась Ирка.
– По-узбекски, видимо, тоже – родственные языки, – рассудила я. – Значит, Сень хотел купить, а Арсень не хотел продать?
– Сень продать! Арсень не продать!
– А что? Что они продать – не продать?
– Может, родину? – предположил Архипов. – Был бы классический конфликт отцов и дете… Йи-и, ты чего?!
Я и ему наступила на ногу. А потом смартфон с переводчиком отняла:
– Дай сюда! – быстро набрала целую фразу, нажала «перевести», озвучила результат, как сумела: – Qaysi bobo sotishni xohlamadi?[5]
Миша хихикнул – видимо, мой узбекский был далек от совершенства, посмотрел на экран мобильного и увлеченно застрекотал.
– Ты что-нибудь понимаешь? – нахмурилась Ирка.
– Йок, – ответила я и вздохнула. – Это, наверное, как с китайцами. Стоило только сказать «нихау» – поздороваться на их родном языке, – как они перешли на китайский и уже ни в какую не желали говорить со мной ни по-русски, ни по-английски.
Был у меня такой печальный случай в бытность пиарщиком краевого департамента внешнеэкономической деятельности. Ту командировку в Гуанчжоу я надолго запомнила, как и полсотни вынужденно выученных в срочном порядке китайских слов.
Жаль, что в Ташкент меня никогда не командировали. Не было случая сформировать хотя бы минимальный лексический запас узбекского.
– Что за дела?! – Внезапно на сцене нашего международного форума появился новый участник: дама, почти такая же дородная, как Ирка, только ростом пониже. И тоже светловолосая, явно не азиатских кровей.
Подруга сплоховала – увлекшись российско-узбекскими переговорами, отошла от двери, и та теперь беспрепятственно открылась. Дама
