Невеста Василевса - Надежда Салтанова
Мысли в голове крутились тревожные. Вот уже на лупанарии начали нападать. Как бы до больших возмущений и пожаров не дошло. Подумав, она подозвала подмастерье, протянула ему восковую дощечку:
— Ты вот что, возьми это сейчас и ступай разыщи Никона. Если у эпарха не найдешь, ступай к нему домой. Попроси его сказать имена всех пропавших девиц, о которых он знает. И откуда они. И запиши все. Да только по-тихому спроси, чтобы Евдокия не слыхала. А то понесутся опять крики и сплетни.
Фока, прижав к груди дощечку, кивнул. Глаза у него загорелись. Это тебе не травы толочь да отвары процеживать. Он уже шагнул за порог, как Нина ему крикнула:
— Стило-то возьми! Не пальцем же писать будешь. И вот тебе сума, положи туда. Целее будет. И чище.
Подмастерье смущенно вернулся.
В этот момент на пороге появился коренастый парнишка лет двенадцати в короткой, высоко подпоясанной тунике.
— Аптекарша Нина? Меня из лупанария Аристы послали за тобой. Велели прийти скорее. — Он запнулся. — И сказали, что ты мне милиарисий[50] дашь за то, что провожу.
Фока сердито на него уставился, уперев кулаки в бока:
— Ты, парень, никак головой повредился?! Из лупанария велели! Императорской аптекарше Нине лупанарии всякие еще указывать будут! Нина, ты слышала?! — Он возмущенно повернулся к ней. — Еще и милиарисий ему! Провожальщик нашелся!
Но Нина уже перевязала платок, набросила снова мафорий на голову. Строго глянула на Фоку:
— Ступай к Никону. Сама разберусь.
— Нина, от этой мерзкой Аристы тебе одна беда и хлопоты всегда. Не ходи к ней! — Фока взмахнул руками. Сума с тяжелой дощечкой подлетела, смахнув медную чашу с края стола.
— Сказала уже, — оборвала его аптекарша, провожая задумчивым взглядом звенящую на каменном полу чашу и кинувшегося за ней подмастерья.
— Ступай. А я в лупанарий пойду, вдруг с Дарией что случилось.
— Ага, — фыркнул Фока, разгибаясь. — Аристу побили, а зовут тебя к Дарии.
Он аккуратно поставил чашу на середину стола. Отошел на пару шагов.
Нина, не отвечая, повернулась к парню, мявшемуся на пороге:
— Пойдем, охранник. Про милиарисий забудь. Пару нуммиев дам, не больше.
Тот воодушевленно кивнул, выскочил на улицу. Подмастерье недовольно покрутил головой, шагнул тоже за дверь. Нина заперла аптеку, направилась за провожатым. Фока озабоченно проводил ее взглядом. Что-то, видимо, решив, торопливо зашагал прочь.
Сумерки уже расползлись по улицам, зазывая смелых горожан на ночной разгул. В окнах лупанария зажигались огни, манили дрожащим светом. Веселый дом готовился к приему гостей.
Нина свернула в проулок, чтобы подойти к задней калитке. Постучала. Старая немая Ненила открыла ей. Сунув провожатому обещанную плату и велев ждать, Нина проскользнула в просторный атриум. Старуха трясла головой, словно продолжала какой-то ей одной слышный разговор. Махнула скрюченной рукой в сторону узкого прохода, идущего по периметру двора. В доме Аристы тайные проходы были привычны, лишь этот, вокруг атриума, добавился недавно. Сквозь щели в плетеном заборе перехода виднелись расставленные по двору светильники, кадки с розовыми кустами. Нина разглядела и новинки — небольшие замысловатые фонтаны. Остановилась, приникла глазом к щели. Сидящий на краю невысокого бассейна фавн держался за гротескных размеров причинное место, откуда била вода, попадая во второй бассейн. А там сдобная девица из белого мрамора, непристойно расставив ноги, наставляла на фавна круглые, с дыню величиной, груди. Струи из них ныряли в бассейн к фавну. Подивившись смелости мастера, Нина поспешила ко входу в дом. Худенькая девочка-служанка с копной кудрей на голове проводила аптекаршу на второй этаж в комнату Аристы.
Перед входом Нина зажмурилась, вспомнив, как в прошлый раз оказалась в этой комнате. И через какой позор пройти пришлось благодаря рыжей змее[51]. Ариста потом и дары присылала, и Дарию к ней отправляла, прося не держать зла. Аптекарша зла держать не стала, про позор свой никому не рассказывала, тем более что Ариста, спасибо кристаллу Анастаса, и сама не помнила толком, что было. Но забыть и простить ее Нина не могла. Однако, раз уж пришла, хоть посмотрит на избитую злыдню, душу свою потешит.
В комнате Аристы было полутемно, горел лишь один масляный светильник. От курительницы в углу тянулся пряный запах благовоний. На резной кровати, покрытой расшитым покрывалом, лежала рыжеволосая красавица. Тонкий шелк туники словно стекал с ее тела, обволакивая богатые изгибы хозяйки. Служанка вышла, закрыла за собой дверь, оставив хозяйку наедине с аптекаршей. Нина в очередной раз подивилась, что в лупанарии и убранство богатое, и слуги шустрые, молчаливые, услужливые. Не хуже, чем в знатных домах и дворцах.
Ариста подозвала ее слабым голосом. Нина не сдвинулась с места:
— Говорят, досталось тебе, Ариста?
С кровати донеслось яростное шипение:
— Трухлявые бочки, набитые вонючими помоями! Толпой накинулись на меня! На меня! Ну ничего, я каждую запомнила. Мои молодцы их разыщут, каждую…
— Остынь, Ариста. Женщины напуганы, душегуба боятся. Прости им. Давай-ка я лучше посмотрю, чем тебе помочь можно. Где боль-то сидит? — Аптекарша шагнула ближе к кровати, взялась за ручку светильника, поднесла его поближе к лежащей. Тихо охнула, покачав головой. На белой коже наливался краснотой отек, расползающийся на весь глаз и часть щеки. Злость искажала правильные черты, уродуя красавицу сильнее любого синяка.
— Видишь, что они сделали?! Каждая, клянусь, каждая будет ползать передо мной, моля о прощении. — От ярости Ариста говорила с присвистом, брызгая слюной. — Я у каждой вырву волосы собственными руками, я их выпотрошу и заставлю сожрать собственные кишки.
От последней фразы у Нины ослабли колени. Она вгляделась в лежащую на высоких подушках женщину. Никогда еще Нине не доводилось видеть хозяйку лупанария в таком состоянии. Всегда прекрасная, издевательски бесстрастная, жестокая и изворотливая, сейчас она была похожа на одну из Эриний[52] — с разметавшимися огненными волосами и горящими жаждой мести глазами. Злоба прогнала всю красу с ее лица. Ариста откинулась на подушки, продолжая бессильно ругаться. Перешла на сдавленный шепот. Нина, не слушая ее, достала из сумы горшочек с мазью на арнике, что вытягивает боль и уменьшает отек. Нина уже поднесла мазь к лицу Аристы, собираясь нанести на синяк густую смесь, как в удивлении замерла. Из уголков глаз хозяйки лупанария стекали слезы, хрусталиками пробегая по вискам и прячась в рыжих волосах. Никогда еще Нина не видела эту женщину плачущей. Злой, насмешливой, ласковой, лживой — видела, но слезы Ариста не лила. Даже в давние времена, когда хозяйка лупанария, поскользнувшись на влажном мраморе, упала, вывихнув ногу, она, бледная от боли, лишь искусала губу до крови. Но ни
