Незнакомец. Суровый батя для двойняшек - Регина Янтарная
Вспоминаю ее ревнивый взгляд, когда в комнату зашла Марго.
Неужели Маша думала, что я должен быть ей верен, только потому, что женился на ней пять лет назад?
Ну да, папина девочка не знает, что сделал я это под дулом пистолета. А жизнь моих сослуживцев висела на волоске. Откуда Маше Угрюмовой знать эти подробности?
Сейчас же она ждет от меня лебединой верности?
С какой радости?! Она же тоже плевала на клятву, данную перед Богом, и тут же выскочила замуж, а могла просто жить – одна. Верные женщины так поступают.
Всю жизнь ждут одного своего мужчину, даже если он умер, и они точно знают, что он не вернется в этой жизни. Грустно, но зато преданно.
А Маша? Выскочила замуж снова за первого попавшегося мужика, и теперь требует от меня любви и верности!
Бесит!
– Давай, – спускаю маленькую Машеньку на пол, – быстро одеваемся и едем к тебе домой.
Поднимаемся на второй этаж, где нас встречает Мария – на ней моя синяя футболка и мои летние шорты.
Мне не по нраву, что женщина швырялась в моих вещах, выискивая что-то. Она же могла и прослушку подложить, теперь придется проверять весь дом. Вдруг, Машенька его жучками напичкала.
– Ты не против? – слышу нежный грудной голос и моментально забываю, что передо мной враг… Женщина, сломавшая мою нормальную жизнь в прошлом.
Та, из-за которой я не смог создать семью.
Та, из-за которой сейчас снова нахожусь в опасности.
А у меня не хватает силы воли, чтобы взять и выбросить ее за шиворот из своего дома. Как подполковник, спецагент, прекрасно знаю, что из себя представляет Мария Кутузова, но всё равно хочу не замечать этого, хочу считать, что действительно интересую ее, что она здесь ради меня, а не для того, чтобы выведать информацию.
Понимаю, что неровно дышу к гостье.
Знаю, что поплачусь за это.
Отдаю себе отчет в том, что пять лет назад влюбился. Впервые в жизни. До этого относился к женщинам ровно, рассудительно.
А тут нагрянула первая любовь. Несчастная. Неудобная. Ненужная.
Конечно, я надеялся, что не станет объекта вожделения, всё пройдёт. Вернусь домой, женюсь и больше не вспомню.
К сожалению, рок распорядился по-своему. Лицо Маши преследовало меня все эти годы. А первая любовь стала последней. Никого я больше не полюбил.
Я находил спасение в ничего не значащих для меня сексуальных отношениях, встречался с красивыми женщинами (после ухода второй жены). Но по-прежнему оставался одиноким и неприкаянным.
С каждым годом вокруг меня нарастала незримая сетка из отчуждения и недоверия, нежелания искать новую женщину. Я всех сравнивал с Машей и не мог совладать с чувствами.
Пошлая любовь к дочери врага сводила с ума, помогала мне терять жизненное равновесие.
Я не мог найти от нее спасения.
И сейчас, когда Маша снова рядом, и я знаю, зачем она рядом со мной, я обманываю себя, даю надежду на возможное будущее, которого точно не будет.
Я – подполковник, спецагент, ловлю таких как она, ее отец, муж. Маша – элемент с неподходящим для меня бэкграундом. Я не то что не могу любить ее, я не имею права находиться рядом. Когда закончится операция, нам снова придется расстаться. Только на этот раз девушку я не отпущу, я должен буду взять ее с подельниками.
Грустная история.
Какой дурак сказал, что время лечит?
С годами не разрубленный узел становится лишь крепче и сдавливает шею так, что кажется, сейчас сломает ее.
Сдерживаюсь, чтобы не схватить девушку за плечи, не вытрясти из нее признание.
Маша делает ко мне шаг и ласково улыбается.
– Какие планы?
– Мы с Машей уезжаем, приедем через пару-тройку часов, а ты отдыхай!
– Не возьмете меня с собой? – сладко улыбается, прищурив ярко-синие глазки.
– Нет! – буркаю я. Я же не дурак тащить ее в дом моих родственников. Не хватало еще, чтобы им угрожала опасность.
– «Белём!» – выкрикивает малая, и я замечаю, как старшая ей подмигивает.
Бабы! Уже спелись за моей спиной. Когда успели?
– Не оставляй меня, – молит Маша. И я гляжу ей прямо в глаза. Синие – мой самый любимый цвет.
Маша делает шаг и заставляет меня наклониться к ней, чтобы малышка не услышала ее.
Наклоняю голову и Мария шепчет мне в ухо:
– Будь со мной эти два дня, прошу.
Ее теплые пальцы сжимают мои пальцы, ее лицо касается моего, ее губы шепчут одно, а я слышу другое. Теплое дыхание молодой женщины согревает меня изнутри.
Во мне снова теплится желание быть любимым именно ею.
Полностью теряю ориентиры.
Маша ждет моего вердикта, затаив дыхание. Интуитивно чувствую, что делаю ошибку, но соглашаюсь.
– Поехали вместе.
Ярко-синие глаза вспыхивают в предвкушении новых ощущений.
Глава 30
Маша
Он не доверяет мне. Страшное открытие бьет по моей самооценке.
Мирон, как и в прошлом, показывает свое превосходство надо мной, смотрит «сверху вниз», а я как тогда ничего не могу возразить ему.
Бросаю грустный взгляд на Машеньку. Девочка лыбится мне и сжимает мои пальцы своими маленькими теплыми.
А я будто читаю в ее глазах:
«– Зачем ты врешь? Ты же взрослая девочка, должна понимать, что за всё придётся нести ответственность. Когда дядя узнает, как ты его обманула, он тебя накажет!»
Скептически гляжу вглубь своей души и говорю себе, отвечая мысленно крохе: «– У меня не было другого выхода».
– Маша, поехали! Время идет! – Мирон торопит меня, я лишь развожу руками. Вся эта ситуация нервирует меня, будто касается оголенных проводов – моих нервов.
И я боюсь не справиться. Подвести отца, мужа, себя, своих детей.
На зрачках Седого отпечатывается знак риторического вопроса: «-Маша, зачем ты пришла?»
Я бы хотела быть честной с ним, но боюсь Мирон меня ни черта не поймет. Эмоции – не самая сильная сторона мужчины!
Идем на выход. Машенька бежит впереди нас, топая детскими ножками. Самый драгоценный и ласкающий слух родителя звук – топот детских ножек.
– Ты никогда не мечтал о собственном ребенке? – не удерживаюсь и задаю вопрос, волнующий меня безмерно: «– Как отнесется Мир к тому, что у него есть двойняшки… наследники Угрюмого».
Машка шуршит впереди нас, а мы неспешно идем за девчушкой. Будто куда направляемся маленькой дружной семьей. И не подумаешь, что нас троих связывает совсем не то, что хотелось бы.
Машуня здесь потому, что бабуля заболела или дедуля.
Мирон потому, что живет здесь.
А я потому, что так надо! Надо
