Ли Голдберг - Мистер Монк летит на Гавайи
— Они не поняли. Они видели, как он бежал. Именно так он показывает ситуацию мне. Он не остановился объяснять, что он делает; просто сделал. Он не обвиняет друзей в неправильной интерпретации его действий. И Вам не следует. Он хочет, чтобы вы забыли.
Я села на край дивана. Мое сердце колотилось. Глаза наполнились слезами.
Монк крепко схватил Свифта за руку, подтащил к двери и открыл ее. — Больше не возвращайтесь.
— Я не причинил ей боль, мистер Монк. Я дал ей мир. Могу дать Вам то же самое.
Монк толкнул его за дверь и захлопнул ее. Зашел на кухню, глядя на свои руки.
— Салфетку, — попросил он.
Я всхлипнула, встала и пошла за сумочкой в мою комнату. Достала две салфетки и протянула их Монку, который протирал руки так, словно они покрыты толстым слоем грязи. Похоже, он пытался очиститься не только от простых микробов. Он силился оттереть весь жизненный опыт.
— А что, если Вы не правы, — прошептала я, — и он может разговаривать с покойниками?
— Не может, — ответил Монк. — Он лишь сказал то, что тебе хотелось услышать. Вот что он творит.
— Но случившееся с Митчем в Косово является секретом, его никогда не обнародуют. Дело запечатано и засекречено. Свифт не смог бы докопаться до деталей так оперативно. Это технически невозможно.
— А разговаривать с мертвецами возможно?
— Прекрасно. Это невозможно. Тогда объясните мне, мистер Монк, как Свифт мог узнать о случившемся с Митчем?
— Пока не знаю, — ответил тот. — Но узнаю.
16. Мистер Монк и арахис
После общения с медиумом мне захотелось уединиться подальше от Монка и бунгало. Мне требовалось в тишине разобраться с мыслями, и я отправилась на пляж. Нырнув в воду, я поплыла навстречу волнам, перевернулась на спину и вытянула руки и ноги.
Смотрела на бесконечное синее небо и дрейфовала подальше от земли, от своих неприятностей и от самой себя.
Вскоре я вообще перестала думать о чем-либо. Я стала частью моря и неба; более ничем. Не знаю, как долго продолжалось это блаженство, но внезапно я ощутила присутствие кого-то рядом со мной. Повернув голову, я увидела тюленя-монаха, плавающего на спинке поблизости, с любопытством разглядывая меня своими щенячьими глазками.
Я не поразилась и не испугалась, чувствовала себя спокойно и, судя по всему, так себя и вела. Мы поплавали рядом некоторое время, глядя друг на друга, а потом он перевернулся, нырнул и проплыл подо мной, направляясь в открытое море.
Я поплескалась еще несколько минут, затем поплыла к пляжу, покачиваясь на ласковой волне, помогая ей отнести меня на берег. Веселое катание на волне так увлекло меня, что некоторое время я чувствовала себя ребенком. Затем приняла в уличной кабинке душ и, слегка обожженная солнцем, но расслабившаяся, вернулась в бунгало.
Монк внутри помещения отсутствовал. Я снова приняла душ, немного намазалась лосьоном и переоделась в блузку без рукавов и шорты.
Выйдя из комнаты, обнаружила, что на улице льет сильный дождь. Широко распахнутые скользящие во внутренний дворик двери позволяли теплому, влажному воздуху проникать в сухой дом. Это было приятно, хотя моя одежда стала прилипать к коже, вызывая зуд.
Монк сидел за кухонным столом спиной ко мне перед большой кучей арахисовой скорлупы. Я подошла к нему и увидела, что он очистил почти целый мешок орехов. Должно быть, он сходил в продуктовый магазин, пока я была на пляже. Зная Монка, могу предположить, что поход за орехами отнял у него массу времени. Мне очень захотелось зайти в этот магазин и посмотреть, как он реорганизовал там фрукты, овощи, мясо и остальные продукты.
— Что Вы собираетесь делать? — спросила я.
— Я подумал, мы могли бы насладиться дружеской игрой с арахисом, — ответил он.
Я выдвинула стул и присела. — Вы прямо читаете мои мысли. Какие правила?
— Ты никогда не играла?
— Я вела замкнутый образ жизни.
— Это обманчиво простая игра. Сопоставляй орехи с очищенной скорлупой. Игрок, сопоставивший больше орехов, выигрывает.
— Как Вы только сопротивлялись желанию съесть их?
— Это искушение придает игре остроту.
Монк отшелушил последний орех. — Желаешь перетасовать орехи и скорлупу?
— Я доверяю Вам.
Он подвинул две отдельные кучи орехов и скорлупы в центр стола.
— На старт. Внимание. Марш!
Его руки начали двигаться настолько быстро, что сначала я не смогла и рассмотреть, как он пробует различные комбинации скорлупы и орехов. Удивительно, как проворно он разбирался в них! Через какое-то время и я включилась в игру. Взяла орех, а потом скорлупку — не совпали. Взяла другую — тоже не подошла.
Я взглянула на него. Он уже вложил несколько орешков в скорлупу.
Монк улыбнулся мне:
— Разве это не весело?
— Для меня даже слишком.
Как у него получилось? Я задумалась, являлось ли его умение более свойством памяти, нежели поиском соответствия по форме. Съела лежащий в руке орешек и взяла следующий, дабы попытать счастья.
— У меня есть к Вам очень личный вопрос, — обратилась к нему я, — но если это меня не касается, можете не отвечать, я не обижусь.
— Можешь спрашивать все, что угодно, — Монк деловито соединил арахис со скорлупой, довольный результатом.
— Все, что я знаю о смерти Труди — только что она убита в результате подрыва автомобиля. Мне хочется помочь Вам узнать остальное. Но я вроде как запуталась.
— Как и я.
Я знала, Труди работала репортером, и собиралась встретиться с неизвестным в гараже, когда ее убили.
— Я хочу знать все, что Вам известно об этом, — попросила я. — Хочу подготовиться, если всплывут новые факты, разобраться и понять, как выйти на того, кто подложил бомбу.
— Я знаю, кто это сделал, — промолвил Монк.
— Знаете?! — я кинула орешек в рот и схватила другой. Куча засунутых в скорлупу орехов рядом с Монком росла все выше с каждой секундой.
— Уоррик Теннисон. Я нашел его в Нью-Йорке. Он изготовил бомбу с телефоном в качестве детонатора и подложил в ее машину.
— Зачем он это сделал?
— За две тысячи долларов наличными. Именно столько стоила для него жизнь Труди. Теннисон не знал, кто его нанял; он встречался с заказчиком в том же гараже всего раз. Он не разглядел его лица, зато увидел руки. У желавшего Труди смерти шесть пальцев на правой руке.
— Шесть пальцев? — воскликнула я. — Он, должно быть, солгал.
— Я ему верю, — не согласился Монк.
— Не может быть человека с шестью пальцами на одной руке!
— Ты будешь удивлена, — возразил Монк. — Большинство таких людей ампутируют лишний палец, чтобы не походить на уродов.
— А этот парень наслаждается своим уродством?
— Или он пошутил, и палец был фальшивкой, которую он надел ради удовольствия, зная, что привлечет внимание Теннисона и введет его в заблуждение.
— Что случилось с Уорриком Теннисоном?
— Он умер от рака, — ответил Монк.
— В тюрьме?
Монк покачал головой. — Свободным человеком. Он умер через два дня после моего разговора с ним в больнице. Можно сказать, он сделал мне предсмертное признание.
— По крайней мере, убийца мертв и провел последние дни в боли и страдании.
— Теннисон изготовил бомбу, но не он сделал звонок, от которого она взорвалась, а заказчик — печально изрек Монк. — Он и есть убийца.
— А если бы Труди могла рассказать Вам кто ее убил?
Монк прекратил манипуляции с орехом и скорлупой и посмотрел на меня. — Духи не говорят из потустороннего мира. Дилан Свифт мошенник.
— Чисто ради аргумента, давайте представим, что он на самом деле может поговорить с Труди, — не унималась я, — какого совета Вы спросили бы у нее?
— Как продолжать жить без нее.
— Я имела в виду вопрос о том, кто убил ее.
Монк пожал плечами и наклонил голову из стороны в сторону. — Она могла бы рассказать мне, почему пошла в гараж, с кем собиралась там встретиться и над каким журналистским расследованием она работала.
— Разве Вам больно спросить это у Свифта?
— Ты ответь, — сказал он. — Это больно?
Снова возникло чувство утраты. — Это старая боль, — ответила я. — Но на самом деле я чувствую себя лучше.
— Ничего не изменилось, — отчеканил Монк.
— А может и изменилось!
— Он лишь рассказал тебе то, во что ты хочешь верить.
— Ну и что, если так? Может, именно это мне и необходимо было услышать. То, что военно-морской флот считает Митча трусом, не является истиной в последней инстанции. Мне известно, каким он был человеком, лучше, чем кому-либо в мире. Свифт описал реально случившиеся с Митчем в Косово события.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю, но в глубине души. Просто я нуждалась, чтобы это подтвердил другой человек. Свифт это сделал или нет, я все равно верю.
Монк соединил со скорлупой еще пару орешков, затем обратил внимание, что больше арахиса нет, но осталось довольно много осиротевшей скорлупы.