Иоанна Хмелевская - Жизнь как жизнь
— А ведь сначала он за мной бегал, — сказала она ни с того ни с сего с глубокой обидой, уставясь в окно автобуса.
— А за кем же ему было еще бегать? — трезво ответила Шпулька, без колебаний поняв, о чем Тереска говорит. — Между нами, девочками, на той турбазе ты была самая красивая. Он правильно выбрал.
— Может быть, надо было притвориться, что он мне не нужен?
— Может быть, и так. Откуда мне знать? Ничего страшного, можешь притвориться теперь.
— Теперь у меня меньше возможностей.
— Так ты постарайся, чтобы их было больше.
— Кретинизм, — сказала Тереска, помолчав. — Я должна прилагать все усилия, чтобы с ним встречаться, чтобы притвориться, что он мне не нужен. Глупость какая-то получается.
— Что глупость — это верно, — немилосердно согласилась Шпулька, чувствуя с одной стороны легкую зависть и грусть, что Тереска переживает такие чувства, a c другой — великое облегчение, что у нее пока на этом фронте все спокойно. — Не хочется тебя огорчать, но что-то мне кажется, ничего с этим Богусем у тебя не получится.
— Глупая ты… лучше не серди меня сейчас! А то я ни слова не скажу ни одному садовнику, и тебе придется все самой устраивать!
— О Боже! — простонала Шпулька. — И зачем я дала себя втянуть в эту гадость! Я просто оживу, когда это сумасшествие с саженцами кончится! Пусть милиция… наконец… переловит этих бандитов! Не могу я существовать в таких условиях! Господи, давай кого-нибудь обворуем, убьем, но сделаем так, чтобы получить все остальные саженцы!
Два садовника в Тарчине проявили довольно умеренную благотворительность, отдав для нужд общества весьма ничтожную часть своего сада. Третий жил в отдалении, примерно километрах в двух от областного центра. С определенным трудом, уже в темноте, они нашли его владения. К счастью, владения были освещены, над входом в прекрасную современную виллу горела лампочка, внутри, несомненно, кто-то был.
— Посмотри, — легкомысленно сказала Тереска, остановившись перед калиткой. — Машина этого чокнутого.
— Какого чокнутого?
— Того типа, который вчера гонял нас по всему своему дому. Тот, с датой французской революции. И что он тут делает?
Шпулька, которая уже собиралась войти, попятилась от калитки.
— Если тут этот чокнутый, я сюда не войду, — сказала она твердо. — Лучше я школу брошу!
— Дурочка, не глупи, он же не станет гонять тебя по чужому дому! Тут ведь есть какие-то люди…
— Не хочу и не пойду. Я страшно боюсь сумасшедших, а он может взбеситься, как только нас увидит. Лучше уж в Груец ехать.
— Ты сама спятила, не серди меня! Можно убежать, если его увидим. В такой темноте легко спрятаться. Если у него случится приступ, его легко скрутят. Я пойду первая, и перестань сама себе придумывать трудности!
Все время упираясь и пытаясь вырваться от Терески, Шпулька позволила протащить себя через двор к входу. Эту сцену наблюдали из дома три пары глаз.
— Невозможно, чтобы это было стечение обстоятельств! — прохрипел в бешенстве низенький, очень чернявый тип. — Они ездят специально за нами!
— Я начинаю предполагать, что ты, возможно, прав, — задумчиво ответил высокий, худой, словно выполосканный блондин. — Уж очень много совпадений. Не понимаю только, почему они все это делают так открыто. Они вообще не прячутся. Что это значит? Предупреждение? Камуфляж?
Третья пара глаз принадлежала хозяину дома, который с интересом поглядывал то на своих гостей, то на две фигуры, которые метались по двору.
— Да что такое? — спросил он раздраженно. — О чем вы тут говорите? Кто это такие?
— Две мерзкие девки из милиции, которые за нами следом волочатся, как вонь за армией! — дико заревел чернявый. — Куда мы, туда и они! А за ними мусора! Ну как это получается?
— Мы встречаемся уже третий раз, — спокойно перебил блондин. — Они ездили по Вилановской аллее и остановились как раз там, где у нас было назначено свидание. Они были у Шимона. Они ездят под предлогом, будто собирают саженцы для какой-то школы и поэтому ходят по садовникам. Шимон им дал сколько-то штук и даже получил расписку. Неизвестно, сколько во всем этом правды, с милицией они разговаривали, это факт, но, может быть, они просто испугались Мети, который пытался выследить, где они живут. Может быть, действительно ездят за нами. Мне не нравится, что они добрались и сюда.
— Я садовник, — заметил хозяин. — Надо как-нибудь решить этот вопрос, а то вся наша работа пойдет коту под хвост.
— А с ней и мы! — заскрипел зубами чернявый.
— Только спокойно, — сказал блондин. — У меня есть идея. Эти идиотские саженцы — прекрасный предлог. Если бы его устранить, можно было бы выяснить, предлог это или действительно правда. Если перед нами дурацкое стечение обстоятельств, мы можем выбросить их из головы. Шимон говорил, что им сколько-то штук еще не хватает. У тебя саженцы есть?
— Саженцы чего?
— Вроде бы фруктовых деревьев.
— Разумеется, есть…
— Попробуй дать им столько, чтобы им хватило для выполнения плана. Посмотрим, как они отреагируют и что сделают завтра. Если они снова где-нибудь покажутся, по крайней мере, мы будем знать, о чем это говорит.
— То есть что, дать им эти саженцы?
— Ну да. Столько, сколько им надо. Чтобы им не за чем было ездить.
Хозяин дома выразительно сморщился и недоверчиво посмотрел на гостей.
— Ты что, считаешь, что я их тут выращиваю, чтобы раздавать? Я что, Благодетель, Рука Подающая? Если потом впишете в счет и оплатите, то пожалуйста.
— Впишем. Оплатим.
Шпулька позволила доволочь себя до ступенек крыльца и тут уперлась руками и ногами.
— Дальше не пойду! Внутрь не войду ни за что на свете! Мне от него не паркетины из гостиной нужны, а саженцы! Пусть он выходит во двор!
— Не глупи, что мне ему, письмо написать, чтобы он с нами встретился на свежем воздухе? — убеждала ее разгневанная Тереска. — Надо его найти и объяснить, в чем дело! Ты можешь стоять в дверях!
— Он нас втянет силой!
— Да его, может быть, и вовсе тут нет!
— Как это? Автомобиль сам приехал?
— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Какое тебе дело до машины? Он ведь машину нам насильно не показывал!
— Вот именно.
Неизвестно, сколько времени продолжался бы этот обмен противоположными мнениями на первой ступеньке крыльца, если бы двери вдруг не открылись и не появился бы довольно молодой весьма антипатичного вида тип. Лампа под крышей освещала его недоброжелательную рожу, обезьяньи, выдвинутые вперед челюсти, сморщенный, низкий лоб и маленькие блестящие поросячьи глазки.
— Барышни, вы к кому? — спросил он недоверчиво. — В чем дело?
Тереска вздохнула с неописуемым облегчением, хотя вид типа вызвал у нее ощущение, что тут им не повезет. Уж кто-кто, а эта мрачная горилла точно не даст…
— Простите, это вы хозяин? Добрый вечер, извините, что оторвали вас от дел, но нам поручили такую общественную работу…
Освобожденная от необходимости входить в дом и не видя поблизости сумасшедшего селянина, Шпулька пришла в себя и помогла объяснить вопрос. Тип ей не понравился, и она тоже испугалась, что доводы Терески не принесут желаемого результата. Кошмарные усилия никогда не кончатся…
Тип слушал внимательно и молча, странно двигая челюстями. Тереска и Шпулька исчерпали весь запас аргументов, перевели дух и начали по новой. В их тоне ясно слышалось отчаяние.
— Минутку, — невежливо перебил он их. — Ладно, саженцы. Сколько вам еще нужно?
Обе девочки умолкли на полуслове. Тереска лихорадочно выхватила из кармана блокнот.
— Нам не хватает еще двухсот восьмидесяти шести штук, — сказала она неуверенно.
— И столько визгу из-за каких-то там двухсот штук, — презрительно сказал садовник. Девочки несказанно удивились. — Я-то думал, что две тысячи. Ладно, пусть будет двести. Пошли!
Не протестуя, не задавая вопросов, с одной стороны, от неожиданности онемев, с другой — боясь спугнуть появившуюся внезапно надежду, Тереска и Шпулька в изумлении смотрели, как странный тип открывает один из сарайчиков за домом, как оттуда выезжает фургон, подъезжает к саду и паркуется возле питомника, такого огромного, что границы его терялись в темноте. Они шли за ним и не верили собственным глазам.
Тип вышел из кабины.
— Таскать будете сами, — приказал он. — Пусть одна таскает, а вторая складывает в машину.
В душе Шпульки зазвучал ангельский хор. Тереске показалась, что вся округа осветилась небесным светом. На их глазах происходило чудо.
Спотыкаясь в темноте о выбоины и канавы, сопя от усилий и царапая кожу о ветки, Тереска бегом носила огромные связки саженцев, невзирая на то, что земля и торф, облепившие корни, сыплются ей за воротник и скрипят на зубах.
— Быстрее, — бешено шипела Шпулька из фургона. — Быстрее, а то раздумает! Он тоже сумасшедший, но мне все равно! Ой, мамочки, не тычь мне палкой в глаз!
