Иоанна Хмелевская - Жизнь как жизнь
Тереска все еще стояла на тротуаре, как памятник себе самой. После такого удачного решения вопроса с билетами настроение у Богуся было просто искрометным.
— Куда ты пропала? — воскликнул он за ее спиной. — Сперва ты скандально опаздываешь, а потом пропадаешь с глаз долой! Вхожу внутрь, там тебя тоже нет, как ты это делаешь? У тебя поразительный талант устраивать людям сюрпризы!
Вокруг помертвевшей от огорчения Терески мир снова засиял яркими красками, пропали люди и предметы, остался только Богусь, который смотрел на нее смеющимися глазами. Счастье заполнило ее от пяток до макушки.
— Я вошла только затем, чтобы посмотреть на это фиолетовое привидение. Пропадаешь как раз ты: был тут и вдруг тебя нету.
Богусь как-то странно застыл на месте.
— Какое фиолетовое привидение? — спросил он враждебно.
— Эта девушка в черном костюме…
Такого унижения своего кумира Богусь вынести не мог.
— Очень красивая девушка, — перебил он холодно и безжалостно добавил: — Именно так женщина и должна выглядеть. Я собираюсь за ней поухаживать.
Счастье Терески погасло, как задутая свеча. Остался пепел. «Я помру от этих потрясений», — подумала она с горечью. Потом категорически решила бросить опасную тему.
— Как насчет кино? — спросила она каким-то чужим голосом. — Мы идем?
— Давай быстрее, а то опоздаем на киножурнал. Если бы я знал, что ты такая пунктуальная, условился бы с тобой на полчаса раньше!
Погасшее счастье снова начинало разгораться. Входя в кино, Богусь обнял ее за плечи властным мужественным жестом, от которого ей сразу стало так хорошо! Несомненно, об этой девушке он говорил просто так, для того чтобы ее подразнить… Ведь он с нею, наконец-то он с нею… Правда, не так она представляла себе взаимность чувств; от Богуся веяло странным холодом, но, когда он был под рукой, она могла как-то влиять на него, могла питать надежду, что надо его просто очаровать, показаться ему интересной, продемонстрировать широкий размах своих достоинств…
Фильм занял Тереску так, что она забыла обо всем другом, даже о том, что Богусь сидит с ней рядом, однако, немедленно после того как показалось слово «конец», к ней вернулось чувство реальности, Зажегся свет, а она не знала, как выглядит, наверняка нос лоснился. Она отчаянно пыталась, скосив глаза, увидеть кончик носа. Отблески света, казалось ей, играли на нем и бросались всем в глаза. Стараясь не поворачиваться к Богусю лицом, она вытащила пудреницу и посмотрела в зеркало, пока толпа выходящих толкала ее со всех сторон. Она убедилась, что проклятый нос какой-то красный. Это ее страшно расстроило. Это был не тот уровень красоты и презентабельности, который можно было показать Богусю. Ведь у Богуся свои требования…
Что самое скверное, все темы, на которые она могла бы с ним поговорить, оказывались какими-то мелкими и детскими. Школа, дом, дурацкие саженцы. Богусь жил совершенно иной жизнью, куда более разнообразной, полной, в которой школьные оценки, достижения в общественной работе, семейные и дружеские отношения были всего лишь незначительным фоном. Если бы в ее семье хоть что-то случилось, если бы родители разводились среди скандалов и ссор, если бы тетка Магда убила своего четвертого мужа, если бы в классе появилась проблема наркомании или хотя бы алкоголизма, если бы она планировала какое-нибудь необыкновенное путешествие, если хоть что-нибудь… А тут — ничего. Все будничное, обыденное, обыкновенное…
Богусь выглядел каким-то рассеянным. Он признался ей, что у него проблемы с жильем: ему подвернулся случай снять однокомнатную квартирку, в которой он мог бы жить отдельно, но не может решить, как ему быть. Он еще не знает, удастся ли ему поступить в институт в Варшаве или придется ехать во Вроцлав, а может быть, еще куда-то. Жить с родителями ему уже окончательно надоело и надо на что-то решаться, потому что его приятель едет на два-три года за границу и хотел бы кому-нибудь сдать эту квартирку. Если же Богусю не удастся устроиться в институт в Варшаве, он все равно будет жить отдельно, только в другом городе. Но вот если он через год переведется обратно в Варшаву, то что тогда? Хорошо было бы иметь в запасе эту квартирку, только неизвестно, согласятся ли родители платить за эту квартиру, если в ней никто не будет жить?
— Плати сам, — сказала Тереска, сбитая с толку его взрослостью и самостоятельностью.
— Ну, ты сказала! — удивился Богусь. — А предки на что?
— Не знаю. Наверное, нельзя от них так много требовать.
— Чем больше требуешь, тем больше получаешь. Они же обязаны своего обожаемого единственного сыночка устроить в жизни, как полагается, а? Как ты себе это представляешь? Это их долг, и они хорошо это знают. Проблема в том, что отец платит взносы мне на кооперативную квартиру и может начать кобениться, что не будет платить за две квартиры.
— Может, — согласилась Тереска. — В результате придется тебе подождать кооперативной квартиры.
— Пять лет? И речи быть не может! Я люблю свободу!
Перед внутренним взором Терески возникло туманное видение какой-нибудь маленькой уютной квартирки, где Богусь был бы полноправным хозяином и куда она могла бы приходить к нему в гости. Сердце ее забилось предчувствием неясного счастья. Она не осмелилась намекнуть ему на это ни единым словом. Богусь был занят собой и своими делами и разговаривал с ней так, словно говорил сам с собой. Словно она сама не шла в счет и была только случайным слушателем. Если бы только она могла бы чем-нибудь произвести на него впечатление, чем-нибудь блеснуть! Ничего интересного в голову ей не приходило, в мыслях была полная пустота, а с переполняющим ее счастьем смешивалась странная внутренняя дрожь. Она с усилием старалась не стучать зубами.
— Тебе, случайно, не холодно? — поинтересовался Богусь, который, все это время говоря о своих делах с таким благодарным слушателем, как Тереска, начинал приходить к выводу, что Тереска гораздо умнее и симпатичнее, чем казалось сначала.
— Нет-нет, — нервно ответила Тереска. — То есть да, немножко…
Заботливым жестом Богусь снял пиджак и накинул ей на плечи. Тереска не протестовала. Этот жест, эта нежность, эта мужественная опека… Тереска не возражала бы против этого, даже если бы царила страшная жара. В ней расцветало счастье. Они вышли из автобуса и медленно шли к дому, занятый каждый своими мыслями.
— Пусть будет сердце, — сказала вдруг Тереска. — Ну, в конце концов, мозг. Легкие и желудок — просто гадость, а против двенадцатиперстной кишки я решительно возражаю.
Богусь застыл на месте.
— Что-что? — спросил он обалдело. — Ты что такое несешь?
Тереска очнулась от своих мыслей. В течение последних трех минут мысли ее проделали удивительный путь. Темнота кругом, отсутствие прохожих и позднее время заставили ее вспомнить о том, что на нее могут напасть, а жертву нападения и защитника всегда многое объединяет. Она подумала, что бандиты могли бы ее без труда убить, если бы она возвращалась одна. Она вспомнила, что Богусь собирается поступать в медицинский, и в воображении представила собственное тело на столе в прозекторской, увидела скальпель в его руке, и мысль, что именно он мог бы окаменеть от отчаяния над ее застывшим навеки сердцем, принесла ей какое-то мазохистское удовлетворение. Да, над сердцем, разумеется, но только не над остальным…
Богусь вопросительно смотрел на нее вытаращенными глазами.
— О Господи, — сказала она смущенно. — Мне представилось, что ты производишь вскрытие моего трупа. Этих бандитов милиция пока еще не поймала, и все еще есть шанс, что они меня пристукнут.
— С этим им придется немного подождать, — сказал Богусь и снова двинулся вперед. — У тебя невероятно оригинальные ассоциации. Сейчас еще было бы рановато: прежде чем я начну делать вскрытия, пройдет еще много времени. Ты могла бы протухнуть. Потерпи годика два.
— Меня можно подержать в формалине, — буркнула Тереска. — Ты дзюдо не занимаешься?
— Не знаю, сколько времени можно держать труп в формалине… А что, ты опасаешься нападения?
В тоне Богуся, кроме удивления, прозвучала и нотка беспокойства. Тереска не обратила на это внимания. Среди скачущих перед глазами картин появилась прекрасная сцена нападения. Три бандита в масках, с ножами в зубах, кинутся на нее, а Богусь встанет на ее защиту. А потом, разогнав бандитов, на руках донесет ее бесчувственное тело до калитки… Бандитов должно быть минимум трое, Богусь один, ножа у него нет, во всяком случае, в зубах он его не держит, значит, он должен владеть какими-нибудь действенными методами обороны…
В последнюю минуту она прикусила язык, чтобы не высказать своих надежд вслух.
— Никогда не знаешь заранее, — ответила она со вздохом. — Жаль, что ты не носишь на боку шпагу. Но мне казалось, ты говорил, что якобы занимаешься дзюдо или чем-то в этом роде…
