Клинок флибустьера - Наталья Николаевна Александрова
Она попробовала снять свое кольцо, чтобы показать капитану гравировку, но кольцо сидело очень плотно и не снималось. Пару раз, когда Миле непременно нужно было снять кольцо, ей пришлось для этого намылить руку.
Павел еще шутил тогда, что, чем труднее кольцо обручальное снять, тем крепче брак. Примета такая.
— Не снять… — Голос у Милы дрогнул.
— И не нужно… пока. Значит, у вашего мужа на кольце выгравировано ваше имя. А имя у вас достаточно редкое. Вот по этому самому кольцу ваша золовка и опознала труп своего брата.
— Разве у него на руке было кольцо? — переспросила Мила.
И тут же вспомнила ту самую уцелевшую руку, которую увидела перед обмороком.
Кольца на ней не было.
— Во время опознания кольца на руке действительно не было, — ответил ей капитан, — потому что его сняли, перед тем как поместили останки в морозильную камеру. Чтобы не повредить. Но вашей золовке его предъявили, и она его однозначно опознала. И вам я его сейчас тоже предъявлю…
Капитан встал из-за стола, подошел к громоздкому темно-зеленому сейфу, открыл его, заслонив от Милы, и достал прозрачный пакетик, в котором лежало кольцо.
Он положил пакетик на стол перед Милой и спросил:
— Узнаёте?
— А можно его вынуть?
— Нет, вынимать пока нельзя. Это кольцо еще будут изучать криминалисты.
Мила взяла пакетик двумя пальцами, повернула так, чтобы можно было видеть внутреннюю поверхность.
Там можно было отчетливо прочитать имя, ее собственное имя — Милица.
— Так как — узнаёте?
— Да, это кольцо моего мужа…
— Ну вот, а вы сомневались… значит, будем считать, что опознание прошло успешно. Вы опознали останки своего мужа, Павла Павловича Рожкова…
— Но постойте… я только кольцо опознала…
— Милица Владимировна, этого вполне достаточно! — И капитан придвинул к ней лист зеленоватой разграфленной бумаги: — Подпишите вот здесь…
Мила машинально поставила свою подпись и хотела еще что-то сказать, но капитан нетерпеливо забрал у нее подписанный лист и проговорил:
— Спасибо за сотрудничество. И я вас больше не задерживаю. Можете идти.
— Нет, постойте! — Мила не то чтобы пришла в себя, но окружающий мир перестал казаться двухмерным, мебель — картонной, а капитан Супников — фигурой, которую ставят в парках.
Там обычно или рыцарь на коне, или человек-паук, или женщина-кошка. Лица у фигур вырезаны, так что можно встать позади фигуры и сфотографироваться в таком виде. А тут — капитан полиции; вот, кстати, его лицо совершенно к нему не подходит, разве у полицейского могут быть такие грустные глаза…
— Теперь я должна задать вам вопросы, — по возможности твердо сказала она.
— Ну, задавайте, — с неохотой сказал капитан.
— Как он погиб? Если там случилась авария, то с какой машиной он столкнулся? Где та машина? Или он просто съехал в кювет? И когда это было, в какой день?
— Ну… — Супников усиленно листал папку, — там сложный участок дороги… очевидно, ваш муж превысил скорость, не вписался в поворот, ну и… в общем, свидетелей аварии нет, машину нашли уже обгоревшую в овраге, кто-то случайно увидел…
Мила хотела спросить, когда точно это было, в какой день, но решила, что тогда Супников начнет, в свою очередь, спрашивать ее, почему она не видела мужа с пятницы. Придется рассказать ему, что муж от нее ушел, а это может вызвать подозрения. Ну тут вроде авария, все чисто… Но…
— Ну, если у вас больше нет вопросов, то я вас больше не задерживаю… — Теперь в голосе капитана прослушивалось явное недовольство.
Мила открыла рот, чтобы возразить, но капитан уже что-то торопливо писал.
Тут Мила снова почувствовала подползающую дурноту.
Голова кружилась, предметы расплывались, перед глазами танцевали черные точки.
Нужно срочно выйти на воздух…
Она поднялась, но капитан остановил ее жестом руки:
— Постойте, я вам пропуск подпишу, а то вас не выпустят…
Он размашисто расписался и протянул ей бумажку:
— Можете идти. И попрошу вас не выезжать из города — возможно, мне придется задать вам еще несколько вопросов.
Мила вышла из кабинета, вышла из отделения.
На свежем воздухе ей стало легче.
Она увидела впереди сквер, дошла до него и села на скамейку.
Тут ее дурнота окончательно прошла, зато накатили разные неприятные мысли.
Сперва она снова вспомнила то, что увидела в момент перед обмороком.
Уцелевшая рука, удивительно белая на фоне черной, страшной, обугленной плоти.
Хотя… сейчас, вспоминая эту руку, Мила вспомнила, что рука эта была довольно смуглая, с тонкими музыкальными пальцами.
Но она прекрасно помнила руки своего мужа.
Еще бы ей их не помнить.
Павел был, что называется, крепко сбитый мужчина, с квадратным подбородком. И руки у него были крепкие, с широкими ладонями и толстыми короткими пальцами. И с широкими, плоскими, почти квадратными ногтями.
А у того обгорелого трупа пальцы тонкие, ногти удлиненные, красивой формы, за которую много отдали бы некоторые женщины…
И это еще не все.
Самое важное, что вспомнила Мила, было связано с обручальным кольцом.
Нет, кольцо в пакетике было то самое, которое она в день свадьбы надела на руку Павла. В этом не было сомнений…
Но только этого кольца никак не могло быть на руке обгорелого мертвеца. Если, конечно, допустить, что это Павел.
Потому что Мила прекрасно помнила, как в тот ужасный день, когда муж неожиданно объявил ей, что уходит от нее к другой женщине, он снял это кольцо демонстративным жестом и бросил его на тумбочку в прихожей.
И сразу после этого вышел из квартиры, чтобы больше туда не возвращаться.
Ну да, теперь Мила ясно вспомнила, как кольцо покатилось было, но не упало, а она так и сидела на полу в прихожей, уставившись в пустоту, пока Клава не пришла.
Кольцо
