Клинок флибустьера - Наталья Николаевна Александрова
— Убирайся вон! — орала Таисья, не слушая ее. — Говорила я Павлику, много раз говорила, чтобы он гнал тебя поганой метлой, он меня не послушал, так вот, теперь и пострадал из-за тебя! Ты, ты во всем виновата, из-за тебя он погиб!
Мила за спиной открыла ящик кухонного стола и нашарила там топорик. Но эта зараза Таисья не подходила ближе. Стояла посреди кухни и орала что-то несусветное, но ближе не подходила.
Мила чуть склонила голову и, в этом ракурсе увидев Таисью, все поняла.
Она это делает нарочно, сама себя накручивает и орет, чтобы Милу напугать. Зачем — вот вопрос.
Глаза у Таисьи едва не вылезали из орбит, лицо было багровым, так что Мила не то чтобы испугалась, но подумала, что так недолго и удар получить. Конечно, зараза к заразе не пристанет, но все-таки лучше бы это случилось не в Милиной квартире. А то возись потом с этой скотиной, скорую вызывай, врачам объясняй, что и как. Нет, все это Миле совершенно ни к чему.
Она перехватила топорик поудобнее и стала ждать подходящего момента.
Таисья тем временем поорала немного и замолчала, чтобы перевести дух.
— Чего тебе от меня надо? — спросила тогда Мила. — Что ты тут пургу гонишь?
— Я… — Таисья нахмурилась, пожевала губами, отчего стала похожа на жабу, — я, конечно, могу пока не выгонять тебя из квартиры, если ты отдашь мне то, что оставил Павел.
— Что он оставил? — не поняла Мила. — Ничего он не оставил, ничего ценного, ни золота, ни бриллиантов.
— Каких еще бриллиантов, дура? — Голос у Таисьи скользнул вверх, как будто бензопиле попался особенно твердый сучок.
— Сама дура! — Мила повысила голос. — Думаешь, я поверю, что ты признала Павла в том обгорелом покойнике? Ты, которая на всех углах орала, что вырастила его с младенчества, что чуть не нянчила младшего братика, не смогла узнать его руку?
— Но… кольцо…
Мила была начеку и заметила, что Таисья отвела глаза.
Ага, ясно, что она все врет.
— Кольцо он оставил, когда уходил от меня к другой женщине, — отчеканила она, — вон на той тумбочке оно валялось.
В глазах Таисьи что-то мелькнуло.
Она знает, поняла Мила, она все про него знает.
— Что с ним? — спросила она. — Что с ним на самом деле? У него неприятности?
— Не твое дело! — мрачно буркнула Таисья. — Сами разберемся, без сопливых.
И едва успела отскочить в сторону, потому что Мила пошла на нее, размахивая топориком.
— Убью! — прохрипела она, и столько чувства было в ее голосе, что Таисья поверила.
И попятилась, потому что испугалась. Ну да, она, которая никогда ничего не боялась, которая презирала эту тетеху, искренне не понимая, для чего брат на ней женился.
А он только отмахивался, так что в конце концов Таисья решила, что так даже лучше. Невестка — дура доверчивая, всему верит, на Павлика смотрит снизу вверх, как будто он божество какое-то. Мало того что влюблена в него как кошка, так еще и почитает его. И главное — нелюбопытная, можно что угодно ей сказать, она и успокоится.
Умом-то Таисья это понимала, но сердцем так невестку ненавидела, до того она ее раздражала, что хоть волком вой. И давно хотелось ей встретиться с невесткой на узкой дорожке и хорошенько ее отметелить — возможно, тогда ей бы полегчало.
И вот сейчас как раз такой случай представился, но нельзя. И не потому, что эта глупая курица вдруг озверела и идет на нее с разделочным топориком наперевес. Нет, если серьезно, то Таисья с ней справилась бы голыми руками.
Но нельзя. Нельзя, потому что жизнь Павла, жизнь ее любимого и единственного брата, зависит от того, найдет ли она, Таисья, кое-что. Если найдет, то уж она все сделает, чтобы освободить Павла. А если нет… про такое лучше не думать.
Застарелая ненависть, а также прирожденная узколобость помешали Таисье сообразить, что сейчас не самое подходящее время ссориться с невесткой. Не зря народная мудрость твердит, что худой мир лучше доброй ссоры. Ей бы поговорить с невесткой по-хорошему, покаяться, прощения попросить. А потом можно снова разругаться, когда с Павлом все будет в порядке.
Так нет же, не смогла она себя преодолеть! А теперь уж поздно пить боржоми.
Таисья сгруппировалась и, несмотря на плотную комплекцию, без труда уклонилась от топорика, тем более что эта дурында размахивала им очень неумело. Затем Таисья перехватила Милину руку и сжала так сильно, что топорик выпал на пол.
— Ты что выдумала? — пропыхтела Таисья. — Совсем одурела? Да я же тебя сейчас…
Мила молча пнула ее под коленку. Было больно, так что Таисья выругалась вполголоса, но перестала выкручивать руку. Мила воспользовалась этим немедленно, укусив со всей силы золовку в плечо.
— Ай! — заорала Таисья в полный голос. — Ты что, ты что? Хватит, нужно Павла спасать!
— От кого? — Мила отскочила от нее, отплевываясь.
Таисья отчего-то обожала носить свободные платья, фасона «Мешок с картошкой», из плотной шерсти или сукна, так что рот у Милы был полон шерстяных волокон.
— От его новой жены, что ли? — переспросила Мила. — Так я-то тут при чем?
— Ты совсем дура, да? — вызверилась Таисья. — Ничего не соображаешь от ревности? При чем тут другая баба? Нет у него никого, хотя видит бог, как я хотела, чтобы он тебя бросил, идиотку безмозглую!
И снова последние слова были явно лишними, поскольку Мила обратила внимание только на них.
— А, так он это все нарочно сказал? Это ты его подучила, чтобы я его не искала и ничего не спрашивала? — заорала Мила и огляделась в поисках все того же топорика.
— Да, я! — Таисья полностью сошла с тормозов. — Не хватало еще тебя в курс дела вводить, да у тебя на языке ничего не удержится! Тут же весь город будет знать!
Надо же! Милу как будто стукнуло по голове обухом все того же топорика.
Он все
