Маша Стрельцова - Записки падшей ведьмы

— Восемнадцатого растущая луна будет, можно будет и нормальное заклятье сделать, — заметила я.

— Тебя мне сам Бог послал! — очень искренне сказала она.

Я вздохнула. Я б на ее месте не стала так резко повышать Толика в должности…

Ирка тем временем радостно схватила калькулятор, пододвинула тетрадку, а мне велела:

— Сейчас ко мне водитель приедет под расчет, да оставшаяся девушка — ты б шла к себе, не светилась тут.

— Оки, — согласилась я. До десяти часов я честно дремала, а потом позвонила Корабельникову.

— Витенька, это я, — зашептала я в трубку.

— Удрала? — настороженно спросил он. — Я тебе звонил сейчас, дома трубку никто не взял.

— Удрала, удрала, — уверила я его. — Ты мне не поможешь, узнать надо кой — чего.

— Смотря чего, — понизил он голос.

— В общем Зырян перед смертью мне говорил, что собирается жениться на дочери екатеринградского авторитета, Татьяна ее зовут.

— Ну, знаю, — перебил он меня.

— Мне б ее адресок, Вить. Только не руга…

— Ты чего, идиотка? — заорал он, не дослушав. — Сиди где сидишь и не высовывайся!

— Вить, — заныла я. — Ну я тебя очень прошу, не ругайся, лучше узнай, а? Ты не скажешь — так мне в другом месте спрашивать придется, так и спалиться недолго.

— Не буду я грех на душу брать, — уперся он. — Что я, не понимаю что ты к этой Татьяне собралась? Мать твоя и так мне голову оторвет как приедет.

— Матери моей и так голову из-за такой дочери оторвут, — со вздохом сказала я. — Не вредничай, Витька, лучше адресок пробей.

— И отправить тебя на верную смерть? — бесцветно сказал он.

— Витька, я ж не дура попусту подставляться, у меня жизнь одна. Просто надо попытаться эту ситуацию разрулить, пока маменька не приехала.

— Черт, ну как же тебе помочь? — застонал он.

Я его понимала. Понимала, как ему тяжко осознавать, что моя жизнь висит на волоске, а он, мой старый друг детства — совершенно ничего не может сделать.

— Все нормально, Вить, — как можно беззаботнее улыбнулась я в трубку, хотя на душе и скребли кошки. — Вот если адресочек пробьешь — буду премного благодарна.

Он помолчал и наконец сухо ответил:

— Зовут невесту Татьяной Буймовой, и она дочь екатеринградского смотрящего, а не просто авторитета. Все еще хочешь туда лезть?

— Разберемся, — уклончиво ответила я.

Типа у меня есть альтернативный вариант.

— Ладно, — решился он. — Может и впрямь поможет тебе это, ты так — то вроде не дура, в школе мне контрольные на пятерки решала. Жди, перезвоню я тебе на сотовый.

В общем, други мои, через часишко я уже ехала на рейсовом автобусе в Екатеринград и в кармане у меня лежала бумажка с адресом Татьяны, незадачливой невесты Зыряна. Дама проживала в частном доме на улице с чудным названием Степная.

В доме у невесты стоял дым коромыслом. Я всю дорогу пока ехала мучительно размышляла — ну как, как сделать так, чтобы проникнуть в дом и допросить гражданку Буймову? Не знаю как насчет допроса, а с проникновением проблем не было — это я поняла, как только подошла к искомому дому. Казалось, что все екатеринградские ханурики собрались здесь. Из окон доносился нестройный пьяный хор, доносились чьи-то истеричные выкрики, на крыльце тщедушный мужичонка вяло лупил плачущую бабу. Эээ… за нарушение супружеской верности, как я поняла из его выкриков. Хм… что — то тут не то. Наверняка я ошиблась. Я сверилась с бумажкой и вежливо спросила у мужиков, которые на лавочке соображали на троих:

— Простите, Степная 10 — этот дом?

— Чёё??? — вылупили они на меня зенки. По наморщившимся лбам было видно — вопрос был за пределом их интеллектуальных способностей.

— Степная, десять — не подскажете где? — вздохнула я.

— Так вот же! — ткнули мужики в дом за собой. — Ты заходи, не бойся, поди на поминки?

— Ну, — кивнула я.

Мужики переглянулись и один, в клетчатой кепочке, понизив голос зашептал:

— Слышь, девонька, будь человеком, вынеси стопарики.

— А сами чего, ног нет? — удивилась я.

— Да не, — помялся он. — В общем, Танькин полюбовник там, а Таньку мы это… того, пока его не было, в обчем не могём мы теперя туда пробраться. Вот и мучаемся.

И мне красноречиво показали на трехлитровую банку с широким горлом, на две трети заполненной бражкой. А я — то думаю — откуда такой мерзкий запах?

— Бражечка — как мед, сладкая да вкусная, — мечтательно глядя на банку, облизнулся мужик в ватнике.

— Только за шиворот из банки течет, — жалобно закончил третий. — Ты уж подсоби нам, девонька, ладно?

Я сухо кивнула, чтобы не рвать дипломатических отношений с аборигенами, и пошла в дом. Терпеть не могу алкашей, хватит с меня папика. В этот момент из дома кое — как вышла баба, опухшая от пьянки и посмотрела вокруг бессмысленным взором, в котором явно плескалась водка.

— О, Галька! — обрадовался мужик, лупивший на крыльце жену. — Все, сделал как ты хотела — свою уму — разуму поучил, вещи забираю — и к тебе. Ага, Гальк? Будем жить как люди, ага?

Новоявленная невеста сказала «Пошел в …, козел» и упала где стояла и мощно захрапела.

— Галька, ты чего? — не понял мужичок, пытаясь ее поднять.

— Бу-бу-бу, — в гневе ответила невеста и прицельно запулила ему в глаз.

— Ах ты! — завизжал мужичошка и принялся лупить теперь Гальку.

Вторая баба мгновенно смахнула слезы, уперла руки в боки и с видом победительницы взирала на эту сцену.

— Пройти можно? — вежливо спросила я.

— Чё? — не понял мужик.

Я вздохнула — ну что за люди, вечно приходится по два раза элементарные вопросы повторять!

— Могу я в дом пройти? Вы со своей бывшей и будущей супругой все подходы к двери перекрыли.

— Чаво? — снова тупо переспросил мужик.

— С дороги отойди! — рявкнула первая баба. — Расшеперились посреди путя, не пройти, не проехать!

— Так бы и сказали, — проворчал мужик, отходя в сторонку.

Я перешагнула через блаженно похрапывающую пьянчужку и наконец зашла в дом. Там, за длинным столом в большой комнате куча народа незатейливо пьянствовала.

— Татьяна — то где? — спросила я у тетки с краю.

Та бессмысленно на меня посмотрела, неверной рукой налила мне водки и пробормотала:

— Верка, шалава, давай выпьем!

Я сосредоточенно прикинула. Так — случайные связи раз в пару недель, чаще никак, и больше никого. Дел у меня по горло, не до секса.

— Я, тетенька, не шалава! — твердо молвила я.

— Да как не шалава! — возмутилась она. — Аль не я своего мужика с тебя за задницу стаскивала, а? Не помнишь?

— Я не…

— Машк! — заорала баба через стол. — Помнишь Верку — шалаву?

— Ну? — подтвердила Машка.

— Так вот она! — торжествующе ткнула в меня баба.

Машка пристально посмотрела на меня и помотала головой.

— Не, Верка — то помясистей будет, да на рожу посимпатичней.

— Вот и я говорю — не Верка я! — подтвердила я, проглотив замечание про рожу.

— Не Верка? — подозрительно спросила баба.

— Не-а! — открестилась я.

— Ну, тогда выпьем! — решила бабенция.

— Не, — отказалась я. — Язва, проклятая, замучила, не выпить, ни погулять по-человечески, минералку вот пью теперь.

— Ой, горемычная ты, горемычная! — закачали головой собутыльники, глядя на меня с искренней жалостью.

Алкоголикам лучше не говорить, что ты не пьешь — не поймут. Лучше прикинуться горькой алкашкой, навсегда отлученной ввиду обстоятельств от родной бутылки.

Я старательно состроила унылую физиономию, долженствующую выражать мою скорбь из-за этого факта.

— Ты, дочка, выпей, все как рукой снимет, — такой — то ветхий дедок с видимой мукой пододвигал мне свой шкалик… с водкой.

— Я же только что объяснила, что у меня язва! — вскричала я.

— Так это ж водка с солью, — мудро пояснил дедок. — Само то для язвы.

— Ни хрена! — авторитетно заявил красномордый мужик. — Язву надо водкой с медом лечить.

— Вы чё, совсем? — покрутила у виска моя соседка. — Для язвы непременно нужна водка с перцем!

И она щедрой рукой сыпанула в стопарик полперечницы.

Я бочком — бочком принялась вылазить из-за стола.

Еще немного — и меня тут явно та-ак полечат.

— Ты куда? — всполошились «эскулапы».

— Да вот чего — то…, — промямлила я.

— Прихватило ее, че, не понимаете? — прокомментировал дедок, сторонник водки с солью.

— Ну ты беги, девонька, — напутствовала соседка и сунула мне на прощание свое фирменное «лекарство» в граненом стакане.

Я вылетела на кухню, где сидел мужик и курил папиросу. Чуть дальше на табуретках сидело еще три мужика, но я решила что с папиросой — самый вменяемый.

— Дяденька, — обратилась я к нему. — Я сама тут не местная, по какому поводу пьянка?

— Так а жаних у Таньки помер, вот она и убивается, сердешная, — с печалью пояснил дяденька.

— А сама Танька где? — продолжала я допытываться.