Джейн Лителл - Отнять всё
Филип чуть выждал и сказал:
– Я рад, что вам понравилось. А теперь мы с удовольствием ответим на вопросы. В зале есть микрофоны, так что, пожалуйста, спрашивайте.
Аиша тем временем приблизилась к Маркусу. Дотронулась до его руки и прошептала что-то на ухо. Его лицо мгновенно изменилось. Выражение стало такое, словно он – других сравнений не нахожу, – понял вдруг, что совершил страшное преступление. Он лишь на долю секунды взглянул на меня – я даже не успела перехватить его взгляд, а потом развернулся и пошел к выходу, энергично проталкиваясь сквозь толпу. Аиша поспешила следом. Меня тут же пронзила мысль, что с Билли стряслась беда. Где-то недалеко разговаривали люди, но их речь заглушал стук моего сердца. Потом повисла тишина, долгая и непонятная. И я услышала, как издалека меня зовет Филип:
– Кэти, это к тебе вопрос!
Я повернулась к нему. Он смотрел на меня как-то странно.
– Простите, не могли бы вы… повторите, пожалуйста.
Наконец вопросы кончились. Мне как-то удавалось отвечать. В основном говорил Филип. В зал вернулась Аиша и встала у помоста, там, где раньше был Маркус. В сильнейшем возбуждении она то и дело сжимала и разжимала пальцы и старалась не встречаться со мной взглядом, хотя я все время смотрела на нее. Во рту пересохло. Мысленно я перебирала несчастные случаи, которые происходят с маленькими детьми – удушье из-за неудачного срыгивания, смертельные ожоги, травмы…
Наконец Филип подвел итог:
– Желаю всем приятно провести время.
Я сразу встала и быстро пошла прямо к Аише. Филип что-то сказал мне вслед, а Аиша наконец посмотрела на меня.
– Что случилось?
– Только не здесь, Кэти, – умоляюще произнесла она. – Идем в другое место.
– Говори немедленно! Что произошло?
– Билли пропал. В приемную позвонила твоя няня, и охранник нашел меня.
– Не понимаю…
– Твоя няня зашла в детскую, а его нет.
Стены вдруг закружились, но Филип успел усадить меня на стул.
Хейя
Октябрь
Я проехала Оксфорд-стрит, объехала Гросвенор-сквер. Проезжая мимо отеля «Коннот», вспомнила лицо отца и как весело у него блестели глаза, когда он резал пирог. Возможно, мы больше не увидимся. Вот таким его и запомню – веселым и довольным.
Я свернула на Пикадилли и поехала к Трафальгарской площади. Ветер усиливался; в середине площади плясали обрывки бумаги, пластиковый мусор. Порыв ветра подхватил сломанный зонтик, раскрыл, швырнул в небо, словно черную ворону с истерзанными крыльями. Я повернула на Вестминстерский мост; на мосту встречный поток воздуха буквально ударил в корпус машины. Крепко вцепившись в руль, я с сожалением вспоминала свой низенький кабриолет.
Сила ветра меня встревожила. Штормового предупреждения не было, – я слушала шестичасовые новости. Я проехала станцию «Ватерлоо», потом «Слон и замок». Ветер закручивал песок и гравий в маленькие смерчи. Несколько камушков с зловещим стуком ударили в переднее стекло, и мое сердце чуть не остановилось.
Утром я полностью заправила бак. А теперь подумывала найти какой-нибудь гараж и переждать бурю. Но все же решила ехать. Нужно как можно быстрее добраться до Дила.
* * *Мы с Маркусом тоже однажды попали в шторм – в то лето в Аланде, лето нашей большой ссоры. Он подружился со шведской парой; у них была небольшая парусная лодка. И мы вчетвером отправились в море – походить под парусом и понырять. С утра стояла отличная погода, и мы заплыли далеко. К полудню небо затянуло, море стало беспокойным. Мы собирались плыть до Соттунги,[9] расположенной с другой стороны острова. Пошел дождь, волны достигали уже десяти футов, – для нашей лодки это, впрочем, было нестрашно. Потом сломалась помпа. Хозяева спустились и стали вычерпывать воду. Нас оставили у штурвала. Ветер усилился, и волны достигали уже пятнадцати фунтов. Мы скакали с гребня на гребень. В разрыве туч вдруг появилась почти полная луна, и Маркус прокричал, что во всем именно она и виновата. Он был таким бодрым, таким оживленным…
Хозяин лодки сказал, что ночью придется стоять на вахте. Я пошла вниз и попыталась хоть ненадолго уснуть, а Маркус остался у руля с Агнетой – женой приятеля.
* * *Ветер уже превратился в ураган. Все мои силы уходили на то, чтобы удерживать машину на трассе. Передо мной двигался огромный грузовик. Водитель едва справлялся с управлением. Под порывами ветра автомобиль то и дело вилял. Я перестроилась и ушла вперед.
Вскоре у меня разболелись руки, кисти затекли. Пальцев я почти не чувствовала. Не съехать ли на обочину, не переждать ли немного? Страшно хотелось лечь на сиденье и дать отдых рукам. Буря и не думала стихать. Если съехать с дороги, на машину может упасть сломанная ветка, а то и ствол. Деревья по обеим сторонам бешено плясали. С заднего сиденья не было ни звука – Билли спал, несмотря на свист и удары ветра.
Мы доехали до дороги, ведущей на Дил. Слева тянулись фермерские земли. В одном месте на амбар упало огромное дерево и смяло крышу. Дерево и амбар словно стали единым целым – кирпич и уже почти мертвая древесина.
Ветер доносил сюда брызги прибоя – стекло покрылось соленой водой и оторванными листьями. Дворники едва справлялись.
Руки у меня налились свинцом, но я уже почти приехала. Вот и поворот на коттедж. Здесь тоже везде сломанные ветки; сучья так и трещат под колесами. Впереди на дороге лежало сломанное дерево. Путь к дому был закрыт. Придется вылезать из машины и нести Билли и вещи на себе. Я заглушила мотор.
В каком-то доме неподалеку сработала сигнализация, по небу метались лучи света, словно кто-то включил поисковые прожектора. Я перевела дух и попыталась открыть дверцу. Ураган был страшный. Толкнув изо всех сил, я все же открыла ее и вылезла наружу. Теперь ветер трепал мои волосы, рвал одежду, а над головой дико метались ветки. Я добралась до багажника, достала бутылочки, молочную смесь и подгузники. Все это затолкала в сумку и повесила ее через плечо. Прижимаясь к машине, переползла к задней дверце. Хватит ли у меня сил удерживать ее, пока я достану Билли? Ведь выйти еще раз я уже не смогу. Прижимаясь к машине, я переводила дух, а вокруг бушевала буря.
* * *– Не сдавайся, – сказал мне Арво Талвела во время одного из последних сеансов. – Тренируй волю, оттачивай ум.
* * *Я открыла дверцу и, отгородив ее собственным телом, отстегнула ремень. Билли спал, но, когда я взяла его на руки, зашевелился. Я потуже обернула малыша одеялом и прижала к груди. Руки у меня ослабли, а он был тяжелый, можно и уронить. Медленно-медленно я отодвинулась от машины. Ветер тут же яростно захлопнул дверцу. Пройти оставалось несколько метров. Ноги дрожали, каждый шаг давался с трудом. Билли проснулся и, похныкивая, выглядывал из одеяла в бушующий мрак.
Следующим препятствием было упавшее дерево. Подняв как можно выше левую ногу, я поставила ее с другой стороны ствола. Пришлось присесть и передохнуть. Меня хлестали ветки, царапали даже сквозь брюки. Кое-как я перекинула через бревно правую ногу и двинулась дальше. Колени подгибались.
Билли заплакал. Я распахнула ворота. Тут тоже был разгром – везде ветки, листья, сучья. Глиняный вазон упал и разбился вдребезги. Идти пришлось по черепкам, которые хрустели под ногами. У дверей я достала ключ, открыла и вошла. Сил не осталось совершенно. Я опустилась на пол, не выпуская из рук Билли. Он уже вовсю кричал. Через минуту-другую пойду на кухню, приготовлю детскую смесь. Надо дать ему «калпол». Аптекарша сказала, что он помогает младенцам уснуть.
Кэти
Октябрь
Филип и Аиша проводили меня вниз и усадили в такси. Бушевала буря, и я могла думать только о том, как там Билли в такую ужасную непогоду. Как мой малыш перенесет этот страшный ураган? Аиша проводила меня до самого дома. Всю дорогу она держала меня за руку, а я не могла даже слова вымолвить, потому что оцепенела от страха.
У подъезда она обняла меня и ушла. Я поднялась наверх. Дверь открыл Маркус. Полиция была уже здесь – двое в форме допрашивали на кухне Фрэн. Увидев меня, она вскочила. Лицо у нее распухло, глаза красные, на щеках – потеки туши.
– Кэти, я сидела в гостиной! Он сразу уснул.
Она заплакала и задрожала.
– Что случилось? Как, как он мог пропасть?
– Не знаю!
– Кто-нибудь приходил?
– Нет…
Маркус сказал:
– К нам уже едет следователь.
Полицейский постарше записывал все в блокнот. Я вошла в детскую. Кроватка была пуста, одеяло исчезло.
– Она взяла и одеяло, – произнесла я.
А синего плюшевого мишку оставила, он валялся на полу.
Я подняла его. Маркус стоял на пороге.
– Это она взяла моего ребенка, я знаю, – прошептала я.
Он вздрогнул и произнес:
– Мы обязательно его вернем.
Маркус двинулся ко мне, словно желая коснуться, но я отпрянула и вернулась в кухню. У Билли недавно был день рождения, и повсюду, словно в насмешку, пестрели веселые открытки с малышами, зайчиками и мишками.
