Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти
Люба потихоньку начала пробираться по ряду, заметив, что возле графа пустует место.
Оно освободилось, потому что Маркелов не захотел оставаться на второе отделение, обозвав Полину бандершей совковой попсы. Он, скорее всего, пошел разыскивать Татьяну.
Павел протянул Любе руку, помогая сесть. Он почувствовал себя спокойнее, когда она устроилась рядом и прижалась к нему. Девушка стала для него чем-то вроде котенка, к которому он успел привязаться. Постоянное общение с ней раздражало, а короткие встречи радовали. Ему было приятно заботиться о ней.
— Ты уезжаешь на всю ночь? — спросила она.
— Очевидно. Апостолос готовится к большой игре. Завидую тебе, сможешь хорошо выспаться.
— Спать в Афинах — грех. Ты не волнуйся за меня. Я обзавелась надежной охраной — Кабанюком. Он ужасно смешной и добрый. Как жалко, что мы уже никогда не будем вместе.
— Ну, к чему такие страдания. Многое еще впереди, — решительно воспротивился граф.
— Не у нас с тобой. Я решила больше не приставать к тебе. Живи своей жизнью. Благодарности к тебе не испытываю. Любовь как-нибудь переживу. Однажды ты в полном одиночестве вспомнишь Афины, прижавшуюся к тебе любящую девушку, черное звездное небо и поймешь, что от собственного счастья ты был всего в нескольких сантиметрах. Афины будут существовать всегда, небо тоже, а той девушки уже не будет никогда. Жалко мне тебя, граф…
— Эта девушка до Одессы еще помучает меня, — пошутил Павел и провел пальцами по щекам Любы. Они были мокрыми от слез. — Ты кого хоронишь — меня или себя?
— Свою первую несчастную любовь… — грустно, без фальши ответила она.
— А Ваня-Нахичевань?
— Что Ваня? Его, быть может, и не было вообще…
Их тихий разговор заглушил шквал аплодисментов, предназначенных Полине.
— Давай пойдем чего-нибудь выпьем, — предложил Павел.
— Я же не пью, — напомнила Люба. Ей не хотелось уходить. Потому что только на этих каменных скамьях и насиженных подушечках она ощущала его близость. В отличие от графа, Люба знала, что они видятся в последний раз.
— Поцелуй меня, — прошептала она, как только погасли фонари, давая возможность подготовить сцену для следующего номера.
Павел беспрекословно подчинился. Люба почувствовала, насколько холодны и неповоротливы его губы. Ее язык натолкнулся на стиснутые зубы, не позволявшие отпраздновать последнюю маленькую победу.
— Ну и дурак, — прошептала Люба и направилась к выходу.
После концерта все участники представления быстро расселись по автобусам, потому что здорово проголодались. Руководил всем Янис. Он недавно вернулся из порта, где закончили погрузку контейнеров и оформление таможенных документов, и находился в несколько приподнятом настроении. Бумаги со всеми штампами и печатями лежали в кармане пиджака. Это означало, что груз уже покинул территорию Греции. Полдела было сделано. И для Яниса пришло время расслабиться и отдохнуть.
Лавр, приехавший вместе с ним, заметив Любу, подошел к ней.
— Мне сказали, ты рассталась с графом?
— А что? — съежилась от страха Люба.
— Ничего. Я хочу спать с тобой и не советую тебе сопротивляться.
— Посмотрим, разрешит ли тебе граф, — выдавила она из себя угрозу.
— Плевать я хотел на твоего графа. Пусть он убирается в Баден-Баден, пока я не задавил его, как таракана, — грозно предупредил Лавр и пошел к машине, в которой его ждал Маркелов.
Не успела Люба опомниться, как возле нее оказалась Татьяна. Сделанной любезной улыбкой она, буравя ее колючими глазами, нараспев проговорила:
— Если ты, шлюха, еще раз появишься в каюте Нессельроде, тебя обольют серной кислотой с ног до головы. Учти, с Лавром шутить не стоит. Предлагаю тебе ответить на его ухаживания. И не вздумай об этом рассказывать Павлу. С ним я сама разберусь.
И все с той же улыбкой она манерно прошла мимо.
— Старая ты проб…! — вслед ей крикнула Люба.
Все, кто находился рядом, замерли. Татьяна — единственная — отреагировала должным образом. Она продолжала идти, делая вид, что не услышала… и этим разрядила обстановку. Многим даже показалось, что девушка выкрикнула что-то другое. Но правильно услышавший Кабанюк подошел к Любе и обнял ее.
— Негарно, когда девушки ругаются при посторонних. Поехали, голубонька. Там, кажуть, столы ломятся от кушаний.
Он своим мощным животом прикрыл Любу от любопытных взглядов.
Шумная толпа гостей постепенно расселась по машинам и автобусам, и все отправились в морской клуб, находившийся в фешенебельном районе Кифисья. За окнами, среди пальм и кипарисов, возникали фантастические белые виллы, соединившие в себе античную греческую архитектуру с восточными башенками и балкончиками. Много было и ультрасовременных строений из тонированного стекла и мрамора. Из высоких автобусов можно было разглядеть подсвеченные зеленые лужайки за заборами, античные скульптуры и бассейны.
Ресторан оказался действительно насыщен морской атрибутикой. Всюду, на любом возвышении, стояли макеты парусных судов филигранной работы из дерева, холста, с бронзовыми деталями и стальными якорями. Стены украшали картины с изображением батальных сцен и идиллических эпизодов из жизни рыбаков. В этом ресторане не присутствовала поднадоевшая уже античность. Скорее, веяло вольным духом европейских моряков и путешественников.
На столе на овальных блюдах горами лежали лобстеры, кальмары, осьминоги» креветки, мидии и прочие обитатели морских пучин.
Что для русского человека, попадавшего на подобные банкеты, оказывалось непривычным? Отсутствие тостов. Все гости, не обращая внимания друг на друга, начинали есть и выпивать каждый по своему усмотрению. Но после первых рюмок все-таки сработала привычка, и начались тосты.
Первым дал затравку Петр Кабанюк, предложивший выпить за Грецию стоя. А потом каждый старался уже перекричать соседа.
Люба, воспользовавшись всеобщим возбуждением, оторвалась от Кабанюка и вышла в небольшой садик, окружавший ресторан. Села в плетеное кресло, закурила и стала посматривать по сторонам, выжидая, когда можно будет незаметно ускользнуть.
Как молитву повторяла про себя: «Лофус Скузе, Збаруни стрит. Возле дома, в кадке, дерево и стеклянная дверь». Она могла бы позвонить Антигони из холла ресторана, но боялась привлечь внимание. Докурив, Люба бросила сигарету и уверенно вышла на улицу. Прошла по тротуару подальше от ресторана и остановила такси. Юркнула в желтый «мерседес» и жестом показала водителю, чтобы он побыстрее трогался. Потом принялась объяснять, куда ей нужно. Оказалось, что шофер не знал, где находится район Лофус Скузе. Выручили слова, пришедшие Любе на память:
— Омония, отель «Станлей», вокзал Ларисса.
— О’кей! — наконец врубился водитель. И с воодушевлением повторил: — Лофус Скузе, о’кей!
Он развернул машину, и они поехали в обратную сторону. Люба не смотрела в окно. Она сидела, прижав к себе рюкзачок, и прикидывала в уме, с чем начинает новую жизнь.
Ей скоро двадцать лет. Кроме джинсового костюма, в котором она сидит, и рюкзачка со ста десятью тысячами долларов у нее ничего нет. Даже паспорт и тот вынуждена будет отдать Антигони. Но что в таком случае она теряет дома? Вообще ничего. С родителями она жить не может, а болтаться по чужим квартирам, спать на постелях с грязными простынями, трахаться неизвестно с кем и бояться, что не сегодня, так завтра убьют? Образования у нее нет и уже никогда не будет. Работать глупо. Если идти на большие деньги, значит спать со всем начальством. А на малые не проживешь. Получалось, что возвращаться в Россию ей, действительно, незачем. Она этой стране также не нужна, как и страна ей.
Люба еще сильнее прижала к груди рюкзачок. Как-никак, но сто десять тысяч! Можно год прожить, ничего не делая. Совесть по поводу взятых денег ее не мучила. Она предложила графу себя и свою жизнь, а взамен взяла всего лишь деньги. Их он выиграет за сегодняшнюю ночь. Ей даже показалось, что следовало забрать и те, что остались за подкладкой замшевой куртки.
Водитель притормозил и сообщил: «Збаруни стрит!»
Люба заплатила полторы тысячи драхм по счетчику и пошла пешком, всматриваясь в попадавшиеся подъезды. Главным ориентиром ей служило зеркало, которое она запомнила в подъезде. Но оказалось, что почти в каждом висят подобные зеркала.
Она переживала, что не найдет нужный дом, и, не глядя перед собой, столкнулась с какой-то женщиной.
— Девушка, вы кого, собственно говоря, ищите? — услышала она знакомый веселый голос и подняла глаза. Перед ней стояла Антигони. Люба бросилась к ней в объятия. Они поцеловались, и обе рассмеялись, довольные такой удачной встречей.
— Я купила потрясающее мороженое! Пошли быстрее! — повела ее за собой гречанка.