Убийство в заброшенном поместье - Брэнди Скиллачи
– Как раз об этом я и хотела поговорить с вами, – сказала Эмили. – Пожалуйста, оба, отойдите назад. Чуть дальше! А теперь посмотрите под углом.
Джо и МакАдамс довольно неуклюже стали вместе пятиться назад и теперь стояли примерно в десяти шагах от картины, как на смотровой площадке.
– И что же мне надо найти? – спросил он, но Джо уже все сообразила. Точнее, она заметила это в самый первый день, в маленькой комнате над библиотекой. Она постоянно видела это в воспоминаниях и даже во сне. Что-то притягивающее внимание, но не осознанное до конца. Внезапно по ее позвоночнику прошла дрожь, и она полезла за телефоном.
– Посмотрите на глаза на фотографии, – сказала Джо, показывая ему экран. – Поднимите, вот так, и посмотрите по-настоящему.
– Идеально. Они абсолютно одинаковые, – сказал он. Джо подпрыгнула.
– Точно! Но на картине она изображена под другим ракурсом!
– Отличная работа! – сказала Эмили, приглашая их вновь присесть. – А знаете почему? Картину не так давно уже реставрировали. Не так давно – по моим прикидкам, лет десять назад. Две вещи насторожили меня, и первая – это ракурс. А вот вторая – лак на глазах и переносице был совершенно иного качества, чем на других частях картины. И мы решили провести экспертизу.
Джо заметила, как МакАдамс оживился.
– Как в случае с подделками? – спросил он.
– Что-то вроде того, – согласилась с ним Эмили. – Обычно мы можем отличить подделку по стилю или под увеличением. Но для изучения повреждений потребовалось ультрафиолетовое и ультракрасное излучение.
Джо удержалась и не рассказала о том, что разные слои краски переливаются по-разному в ультрафиолете, но задала более важные вопросы:
– Повреждений? Где? Каких?
Эмили приложила к холсту прямоугольник.
– На оригинал плеснули каким-то едким веществом. Холст не пострадал, но вот глаза и часть носа были уничтожены.
Джо перестала дышать.
– И все же, как вы сказали, ее реставрировали? – услышала она МакАдамса. – Но кто это делал? И какое это отношение имеет к Огастесу Джону?
От радости Джо снова начала притопывать ногой. Вот поэтому она и пригласила его: кто-то должен был задавать правильные вопросы.
– Позвольте мне начать с вашего последнего вопроса, мисс Джонс. Думаю, весьма возможно, очень даже вероятно, что картина и впрямь может быть оригинальной работой кисти Огастеса Джона. Нужен будет дополнительный анализ и сверка по каталогу с экспертом.
Эмили вновь села за стол и приняла более деловой вид.
– Ущерб, нанесенный картине, понизит ее стоимость. Но реставрация проведена великолепно. Разумеется, профессионально. Такую работу могли бы выполнить несколько художников. Так что в ходе исследований мы сможем выяснить, кто именно это был и кто был заказчиком.
– Думаю, я знаю, – сказала Джо, вновь ощущая внутреннюю дрожь. Она повернулась к МакАдамсу. – Помните, я говорила вам о маленькой фотографии в рамке? Она была среди вещей моего дяди, которые он передал музею, а потом их продали на аукционе.
Джо повернулась к картине и вновь посмотрела на глаза, казавшиеся такими яркими, такими настоящими, и не вполне под правильным углом.
– Кого бы он ни нанял, художник наверняка использовал фотографию в качестве образца.
– Разумно, – согласился МакАдамс. – Но все же, как ее смогли так повредить? И именно глаза. В этом есть какой-то умысел. Тем более что картина ценная.
Эмили что-то отвечала, но внимание Джо уже переключилось на ее собственные мысли. Три портрета, но только портрет Эвелин выполнен настоящим мастером-живописцем. Ее глаза, устремленные в печальную даль, уничтожены; как будто кто-то хотел стереть ее личность. Картина без названия, забытая. Как и сама Эвелин, погребенная в подвале.
МакАдамс согласился помочь Джо отпраздновать возвращение Эвелин домой. К тому же Джо нужна была помощь с перевозкой портрета, да и сама она не смогла бы повесить его на стену. Процесс этот потребовал усилий от них обоих, и наконец Эвелин величественно воспарила над гостиной. МакАдамс, который к тому моменту уже избавился от пиджака и галстука, засунул руки в помятые карманы брюк.
– Чувствую, что должен перед вами извиниться, – сказал он.
– Вы и так уже очень много раз извинялись, – напомнила Джо.
Он больше ничем другим и не занимался в те редкие моменты, когда они встречались после пожара в поместье.
– Это другое, – упорствовал он. – Простите, что я не отнесся к краже картины серьезно. Мне стоило бы вас послушать.
– О, пока это лучшее ваше извинение.
– Спасибо. Было больно. – МакАдамс взял плащ с кресла-качалки. – Как продвигаются дела в садах?
– Шумно, – сказала Джо, открывая дверь и прислушиваясь к отдаленной какофонии строительных работ. – Пока дом полностью не разберут, я смогу представлять себе, что я снова в Бруклине.
МакАдамс не ответил. Он смотрел на дорожку, ведущую к поместью. По ней к ним приближался мужчина, и очень быстро.
– Мэм? – Он нерешительно посмотрел на Джо и потом с некоторым облегчением – на МакАдамса. – Рад, что вы здесь, сэр. Полиция может понадобиться. Мы – мы нашли там захоронение.
В ушах у Джо загудело, кончики пальцев покалывало от онемения. Нашли. Захоронение.
– Возможно, все не так, – говорил МакАдамс вслед Джо. Непонятно, что удивило ее больше – то, что он проник в ее мысли, или то, что он догнал ее, пока она едва ли не бежала к стене, что окружала сад.
Глинистая почва блестела лужицами. С того места, где когда-то был особняк, группа рабочих помахала им. Джо бродила среди желтых дождевиков и тяжелых ботинок.
– Мы сомневались, стоит ли трогать, – сказал бригадир. – Тут же убийство было, и все такое. Но это всего лишь маленький сундучок, закопан был под виолами.
– О боже, – выдохнула Джо. Двое рабочих поднесли к ним коробку, всю покрытую глиной, и поставили на землю.
– Джо, – попытался было помешать ей МакАдамс, но она уже упала перед ней на колени прямо в грязь. Крышка была плотно закрыта, но защелки давно отвалились. Она подняла крышку, преодолевая сопротивление заскорузлых петель. Ожидая увидеть там кости. Крошечный скелет младенца. Но там его не было. Вместо этого рука Джо нащупала мягкую ткань.
– Одежда для ребенка, – прошептала она. Маленькое платьице с вышивкой. Глина надежно закрыла все щели в сундучке, но гниль все же изъела ткань. Во сне она увидела ребенка – «крошечное, слабое созданье; оно дрожало в моих холодных объятьях и жалобно хныкало»[55].
– Это сундучок с приданым.
– Что?
МакАдамс опустился на колени рядом с ней, и теперь они оба склонились над его содержимым.
– У моей тети был такой. Незамужние женщины хранили там одежду
