Приглашение на смерть - Юлия Фёдоровна Ивлиева
Елена стояла возле микроволновки, видимо, испытывая те же чувства, и нетерпеливо дожидалась, когда агрегат пропищит; в руках она держала большую кружку и бумажный пакет. Женщина медленно подняла на Киру взгляд. Узнала.
– Вряд ли вы пришли извиниться, – проговорила она, скривив губы в неприятной улыбке.
– Вы напрасно написали жалобу, – согласилась Кира. – Хотели показать, что возмущены, раздосадованы наездом полиции и ничего не скрываете, но получилось наоборот. Обратили на себя внимание.
Микроволновка пропикала. Лена не торопясь достала из нее еще один бумажный пакет. Выпечка и чай составляли весь ее ужин. Убийства подействовали на нее даже сильнее, чем Кира предполагала. Даже на нормальный ужин женщина не нашла сил.
– Как вы догадались, что он мой муж? Мы не были зарегистрированы, – устало спросила Елена, когда они пришли в ее комнату. Она выложила два пирожка и сочник из пакетов. – Хотите?
Кира отказалась. О том, что ее собственный ход мыслей отличается от предположений Елены, говорить не стала. Они пришли в одну и ту же точку. Что еще имело значение?
– Вы платите за пребывание Дарьи Бердниковой в общине, вы ее контактное лицо. Вадим приложил немало усилий, чтобы попасть в эту общину. И путь, который он выбрал, весьма экзотичен, – поделилась Кира частью правды. – Если у него получилось…
– У него получилось, – неприятно хохотнула Елена. – У него получилось. Иначе бы у вас не было трех трупов. Меня очень интересует, как у него получилось? Как он нашел ее? Как попадает к ней? Община гарантировала мне, что ни одна живая душа не попадет к Дарье. Она отгорожена горой и забором. Там охрана. Она не выходит из комнаты. Как?
Женщина зло и раздраженно откусывала от пирожка и тут же проглатывала, шумно прихлебывала чай. На ее лбу выступили капли пота. Взгляд метался, не находя себе места. По лицу ползли бурые пятна. Дыхание стало прерывистым. Губы тряслись.
– Надо было отдать ее в психушку. И его надо было сдать в полицию. Или обоих сдать, и пусть полиция разбирается, кому из них быть в психушке. Не понимаю, почему я тогда не сделала этого?
Елена доела, налила в чашку воды из бутылки и выпила залпом, громко булькая.
– Как в общине допустили свидания? Мы договаривались, никто не должен к ней ходить. Они обещали! Они не понимают, что наделали! – Елену трясло в ознобе. Она говорила все громче и громче. Плечи ходили ходуном, она хватала предметы со стола и перекладывала их, расправила подол платья, потом собрала ткань в кулак. Грудь женщины вздымалась, шея напряглась.
– По всей видимости, они не знают. Он приходит тайком, – поведала Кира.
– Как тайком? Вы видели эту общину? Десять комнат! Решетки на окнах, – Елена почти кричала. Она прошлась по комнате, развернулась к Кире, качнулась с пятки на носок. На нижней губе алела кровь от ее собственных зубов.
Кира наблюдала за женщиной. Истерика не находила выхода. Сотрясала несчастное тело женщины, напряжение натянуло как на старом шаманском бубне на ее лице кожу, которая приобретала жуткий бордовый оттенок.
Кира замахнулась и со всех сил шлепнула Елену по щеке. Та схватилась за лицо и замерла. Из ее глаз брызнули слезы.
– Что вы сделали? – прерывисто прохрипела она.
– Помогла вам заплакать, – проговорила специалист по психопатологии и потянулась за бутылкой и перевернутым вверх дном стаканом. Налила себе воды.
Елена рыдала. Громко и самозабвенно. Слезы так обильно текли из ее глаз, что капли собрались в лужу на полу. Кира ждала. Казалось, женщина не успокоится, всхлипам и судорожным вздохам никогда не наступит конец. Но вой стих, дыхание сделалось ровнее, поток воды иссяк.
Елена молча сходила в ванную, умылась и вернулась, вытирая лицо полотенцем.
– Это она убийца. Она водит его руками, – проговорила Елена, присев на кровать и посмотрев на Вергасову спокойным усталым взглядом. – У меня не получилось.
– Расскажете? – спросила Кира.
Елена кивнула.
– Мы с ним познакомились в садике Арины. Он там что-то делал по отделке или чинил, не знаю. Я пришла, а они сидят рядом и кубики складывают. Арина не любит кубики, пирамидки, все такое. У нее моторика рук тогда совсем никакая была. Я удивилась. Аринка больно-то людей к себе не подпускает. Сами видели, она особе… – Елена тяжело вздохнула и помотала головой, отрицая собственные слова. – Больная. Она больная. – Елена провела обеими руками по лицу. – Я тогда подумала, что человек он хороший, раз с ребенком нашел общий язык. Ну мы погуляли все втроем, потом он меня пригласил в кафе. А меня уже сто лет никто никуда не приглашал. Днем ходили, пока Арина в садике была. Ну общались. Гуляли. В Агой ездили, он оттуда родом. Там дача у них. Запущенная, но добротная, очень большая и от моря недалеко. Арине там понравилось. Я сначала ничего не замечала, – Елена посмотрела на Киру, ища у нее понимания, и Вергасова покивала, соглашаясь. – Он на звонки не отвечал, когда мама звонила. Никогда. Я думала, не хочет от наших разговоров отвлекаться. Показывает, что я для него важная. Я подумала… Не знаю, что я подумала. Ничего не подумала. У людей по-разному бывает. Он нормальный скромный мужик. Слушал меня, понимал, помогал. Дома все полочки сразу мне прибил, унитаз починил и кровать. С Аринкой играл, ей он нравился. Тихий, спокойный, ну тормозной немного и не слишком симпатичный, так не всем же Брэдами Питтами быть. К дочери он хорошо относился, ко мне тоже, под юбку не лез. Что у него мать есть, я знала. Но меня он с ней не знакомил. Тогда он вроде как с ней не жил. Да, не спрашивала я! Наверное, спугнуть боялась. Он предложил съехаться, но не жениться, а венчаться. Сказал: «Пусть Бог ответственность возьмет, раз так решил».
Лена поднялась с краешка кровати, на которой сидела, и переместилась на подоконник. Она отодвинула штору, и ту сквозняком вынесло на балкон. Теперь казалось, что за окном беснуется привидение. В крошечном номере особенно разгуляться было негде. Кровать да шкаф, все впритык. Вергасова неподвижной статуей примостилась на столике с чайником и стаканами.
– На венчании никого не было, – продолжила говорить Елена, – Аринка да моя подруга с мужем, они короны держали. Вадим предложил переехать к матери. Четырехкомнатная квартира, она одна. И ей помощь нужна, и нам не придется в моей комнате ютиться. Я тогда в бараке жила. Туалет на улице. Никаких удобств. Переехали.
