Валерий Поволяев - Охота на охотников
- Что за академия?
- Готовит разных спецов по продаже бананов, слюнявщиков банкнот, да этих самых... менеджеров для банков. А это... - Рог тряхнул бумажкой, зажатой в пальцах, - это телефон деканата. Тьфу!
- Плохой из тебя исследователь, Рог!
- Какой есть, шеф, такой и есть. Переделывать уже поздно. - Рог на всякий случай сделал обиженное лицо. - Ну и шкаф! - Он покрутил головой, вспомнив убитого спортсмена. - И какое отношение имеет трехстворчатый гардероб к академии - представить себе не могу.
- Я ищу связи этого трехстворчатого гардероба, как ты говоришь, пытаюсь вычислить, кто с ним работал в паре, что у него осталось в этой жизни. Сам-то он - там, - Шахбазов показал пальцем вверх, - а связи - тут. Зуб-то надо рвать с корнем. Верно?
- Верно, - по-солдатски согласно рявкнул Рог. Он знал, что Шахбазов любит солдатскую дисциплину. - Верно! - повторил для пущей убедительности.
- Поэтому нам надо найти не какой-то безымянный деканат, а тех, кто за этим телефончиком стоит, - Шахбазов взял за уголок стодолларовую банкноту, встряхнул её. - Ведь не будет же человек с бухты-барахты писать какой-то вшивый телефон на ста долларах, а? Особенно если этот телефон так себе... плевый, проходной, для разового пользования. В конце концов на каблуке у себя нарисует, на заднице, чтобы можно было номер рассмотреть в зеркале, но не на сотне. Да тем более долларовой сотне. Сотню он обязательно побережет - слишком ценная бумажка. А здесь - записал. Значит, телефон был важный... Верно?
- Так точно! - привычно рявкнул Рог, глаза его засветились от некого внутреннего накала, и Шахбазов в очередной раз отметил, что это только внешне Рог выглядит сапог сапогом, чухонцем без единой мысли в черепушке, а на самом деле - это мужик со сложной внутренней структурой, большой притвора и актер.
Но главное качество у Рога не это. Главное - то, что он безраздельно предан Шахбазову.
- Вот нам с тобой, дуся, и надо раскрутить, что это за телефон... Впрочем, что за телефон - понятно, это ты уже узнал, но что стоит за всем этим, и что неким незнакомым людишкам надобно от нашей структуры?
Раскрутили они это дельце довольно быстро и приехали в морг одной из маленьких больниц, расположенный в старом монастырском помещении, почти одновременно с родителями Майи Хилькевич. Деликатно постояли в дверях, одетые в белые врачебные халаты, послушали задыхающийся рев Майкиной матери, потом приблизились к трупу. Без всяких вскрытий поставили точный диагноз. От чего умерла Майя, было видно и невооруженным глазом.
А глаз у Шахбазова - ватерпас. Шахбазов ошибался редко. А уж тут, видя, что у девушки напрочь свернуты шейные позвонки, голова безвольно покоится на плече, будто у неё совершенно нет костей, на которых можно держаться, Шахбазов обменялся выразительным взглядом с Рогом и повернул к двери.
В дверях приказал шепотом своему напарнику:
- Сфотографируй тело! Так, чтобы девка эта была, как живая. А потом сними её в нынешнем виде.
Рог молча кивнул в ответ. Фотоснимки он смог сделать лишь через полчаса, когда полумертвую, ставшую от горя и слез совершенно слепой и безголосой мать Майи выволокли из кирпичного, пахнущего сыростью помещения и увезли на машине домой. Рог несколько раз сфотографировал мертвую Майю, потом сунул мрачному, с лицом цвета кирпича и остреньким, будто у зверька, подбородком санитару бутылку коньяка из шахбазовских запасов и сказал:
- А теперь приподними-ка её. Надо, чтобы она мне прямо в объектив смотрела.
Санитар спокойно оглядел бутылку и, откинув полу длинного, до ступней, грязного халата, - обнажились валенки, на которые были натянуты старые тусклые галоши, и ватные брюки, заправленные в расхристанные истончившиеся голенища: в морге было студено и санитара спасала только теплая одежда, - сунул коньяк в карман. Проговорил густым, хорошо поставленным голосом:
- Ладно.
Он приподнял тело Майи, грязной тряпкой стер засохшую струйку крови на лице, с хрустом крутанул голову, ставя её на место. Рог поморщился, услышав костяной, болезненно отдавшийся в ушах звук.
- Застыла, зар-раза, - выругался санитар, - не разогнуть.
Голова мертвой Майи медленно, словно живая, с прежним, вызывающим боль хрустом развернулась обратно. Рог невольно похолодел - ему показалось, что мертвая женщина сейчас откроет глаза.
- Ты бы поторопился, мужик, фотографировать-то, - угрюмо проговорил санитар, - не то видишь, как дамочка себя ведет, - он звонко щелкнул Майю ногтем по черепу, - не хочет чего-то фотографироваться. А желания мертвых надо уважать.
Рог поспешно покивал в ответ, санитар, ворча, вновь поставил голову Майи на место. И опять в напряженной тиши морга раздался костяной, рождающий в теле нехороший озноб, хруст. Рог приладил фотоаппарат к правому глазу, щелкнул один раз, другой, третий, санитар, стараясь не попасть в кадр, пригнулся, поддерживая снизу тело Майи рукой.
А у той голова снова с могильным хрустом начала разворачиваться в обратную сторону. Санитар почувствовал, как у него немеют, становятся чужими руки.
- Тяжелая, зар-раза, - пробурчал он, вставая из-за стола, - видать, в жизни много грешила. - Он аккуратно опустил тело, пояснил Рогу, будто некоему малолетнему несмышленышу: - Бывают покойники легкие, бывают тяжелые.
Из морга Рог поехал в знакомую конторку - одну из многих, украшенных надписью "Кодак", там ему за двадцать минут проявили пленку и отпечатали снимки.
На фотокарточках, - кроме тех, где она была снята со свернутой набок шеей, - Майя не производила впечатление убитой, а легкая улыбка, непонятно откуда возникшая, вообще придавала ей сходство с романтической девушкой, досматривающей сон о красивом молодом женихе. Шахбазов медленно перебрал фотоснимки, задержался на двух, пытаясь понять, видел он когда-нибудь эту женщину или нет, но память была глуха, и он решительно сгреб снимки в сторону.
Задумчиво побарабанил пальцами по столу, щеки у него стали тяжелыми, глаза осоловели - Шахбазов думал. Через несколько минут его лицо ожило, даже немного посветлело от неожиданной мысли. Он зычно позвал Рога.
Подопечный на зов явился незамедлительно.
- У меня складывается кое-какая комбинация, - сказал Шахбазов Рогу. Может, это так, а может, и не так. Надо проверить.
- Нет проблем, шеф. - Рог послушно склонился. - Раз надо - значит, проверим.
- Бери фотоснимки и поезжай с ними... к лоху этому, с Минского шоссе... Который с внуком Арнаутова пьянствовал. Покажи ему снимки. Если он знает эту женщину - немедленно хватай его под мышки и вези сюда. Если не знает - можешь оставить дома. Все понял?
- Так точно! - подтвердил Рог, хотя глаза у него сделались какими-то ошалелыми, непонимающими. Шахбазов засек этот опрокинутый взгляд, но ничего не сказал, лишь приподнял стопку фотоснимков и стукнул ею по столу.
- Действуй, Рог!
- Вдруг его дома нету? - неожиданно предположил Рог. Что-то останавливало его.
Шахбазов выгнул удивленной мохнатой скобкой одну бровь.
- Дождись, если нет. Займи пост на лестничной площадке и дождись. - В голосе Шахбазова зазвучали раздраженные нотки - то, что его подчиненный позволил себе в чем-то усомниться, вызвало у Шахбазова недовольство. Рог поспешил ретироваться из кабинета шефа.
Опасения Рога насчет Каукалова были напрасны - Каукалов был дома. Чтобы заглушить в себе глухую тоску, ощущение того, что он находится на чьей-то гигантской ладони и его вот-вот прихлопнут другой гигантской ладонью, Каукалов напился - выдул два стакана виски без закуски и плашмя повалился на тахту. Бутылку "Лонг Джона" поставил на пол. Ему стало тепло, мелькнула мысль о том, что после виски не останется никаких последствий, это тебе не самогон-сучок: наутро себя чувствуешь, будто свеженький огурчик, - ни треска в черепушке, ни ломоты в висках, - и Каукалов растянул рот в довольной улыбке.
Все страхи потихоньку отступили, о Майе он уже не думал. Каукалов блаженно растянулся и захрапел. Проснулся он минут через двадцать и вновь приложился к бутылке.
В дверях раздался звонок. Каукалов потряс головой, приподнялся на тахте, почувствовал, как противный, едкий, неприятно пахнущий пот заскользил по груди вниз. Каукалов оттянул пальцами воротник рубашки, прислушался тревожно: раздастся звонок ещё раз или нет? Может, это соседка с какой-нибудь просьбой или почтальонша с очередной рекламной ерундой?
Звонок раздался снова - вкрадчивый, надсаженный от старости, долгий.
Хмель, только что круживший голову, исчез. Каукалов бесшумно соскользнул с тахты, глянул в окно.
Заснеженный двор был пуст и плохо освещен. Куртка, в которой лежал пистолет, угрюмой пятнистой собакой свернулась в кресле. Каукалов на цыпочках приблизился к ней, достал из кармана тяжелый холодный "макаров". Передернул затвор, загнал в ствол патрон.
В дверь позвонили в третий раз, а, может быть, в четвертый, или даже в пятый, Каукалов бесшумно прокрался по коридору, откинул в сторону пяточку, прикрывающую смотровой глазок, посмотрел на лестничную площадку.
