Валерий Поволяев - Охота на охотников
Поморщился от внезапно пробившей его странной мысли: в этот глазок очень удобно стрелять с лестничной площадки. Стоит только стрелку засечь слабое движение, проблеск за непрочным стеклышком глазка, сразу можно нажимать на спусковой крючок. Сердце Каукалова остановилось от обжигающего ужаса - сейчас по нему саданут из пистолета!
На лестничной площадке стоял парень, которого Каукалов несколько раз видел вместе с низеньким, широкогрудым, похожим на краба армянином, занимающимся безопасностью структуры.
"А этому деятелю чего от меня надо? - подумал Каукалов. - Открывать, не открывать?" Если он сейчас не откроет дверь, затаится, нырнет под землю, это все равно не снимет проблемы: армянин найдет его. Завтра либо послезавтра.
- Кто? - глухо, одеревеневшим голосом - язык не повиновался ему спросил Каукалов.
- Это от Армена Григорьевича Шахбазова, - вежливо произнес Рог, впустите, пожалуйста! Мне надо кое-что срочно вам передать...
Немного помедлив, Каукалов отвел руку с пистолетом за спину и открыл дверь.
Рог сделал быстрый шаг в прихожую, безошибочно нащупал на стенке выключатель, словно бы не раз бывал в этой квартире.
- Что же ты, братан, в темноте сидишь? - Рог мигом утратил вежливость, которую демонстрировал на лестничной площадке, "вы" сменил на "ты", проворно перехватил руку, которую Каукалов держал за спиной. Сжал ее:
- Дай-ка эту дуру сюда и не балуй, братан! Я ведь тебя не убивать пришел.
Он дохнул на Каукалова мятными таблетками "тик-так", ловко вывернул пистолет из пальцев.
- Так-то лучше, - сказал, - не то ведь случайно нажмешь на спусковой крючок, прострелишь себе задницу, инвалидом станешь. - Голос у Рога был ровным, ласковым, каким-то уговаривающим, будто он имел дело с ребенком.
Поведя носом по воздуху, Рог уловил запах "Лонг Джона", осуждающе почмокал губами.
- Пить - самое последнее дело, братан. - Он ловко выколотил из "макарова" обойму, выбил из ствола патрон, затем вернул пистолет бледному, с растерянными, почти растекшимися по лицу глазами Каукалову. - Держи! усмехнулся.
Прошел в комнату, где пахло чем-то затхлым, слежавшимся, но Рог этот запах вроде бы и не заметил, заглянул в кухню, хмыкнул недоверчиво странно, что хозяин дома один, без "мамзели", - позвал Каукалова:
- Иди сюда!
Тот засунул опустошенный пистолет за ремень штанов, сгорбился, будто старик, и шаркающей походкой проследовал в комнату.
- Ну!
Рог зажег свет, достал из куртки стопку фотографий, поднес к абажуру.
- Ты эту даму знаешь?
Каукалов вытянул шею, вглядываясь в верхний снимок, шевельнул губами, захватывая воздух, и часто-часто, очень мелко, будто подбородком загонял себе в грудь гвоздь, покивал.
- Это Майка, - прошептал он хрипло. - Что с ней?
Рог задержал в груди сожалеющий вздох: лучше бы эту бабу "бригадир Минского шоссе" не знал.
- Что с ней? - повторил Каукалов.
- Ничего, - спокойно ответил Рог. - Ее убили.
- Как?
- А как убивают? Разве не знаешь? Очень просто. Свернули голову набок, будто курице, и все дела. - Рог сунул снимки в карман, поднял с кресла куртку, кинул её Каукалову. - Одевайся!
- Зачем?
- Поедешь со мной. Оставаться здесь тебе опасно.
- Случилось что-нибудь? - Губы у Каукалова сделались непослушными, твердыми, он совершенно перестал их ощущать. Говорить было трудно. - А?
Вместо ответа Рог похлопал себя пальцами по груди, где были спрятаны фотоснимки.
- А эта убитая бабель... Разве не случилось? Разве вид её убогий, растерзанный тебе ни о чем не говорит?
Каукалов покорно натянул куртку.
- Куда мы едем?
- К Армену.
- Понятно. - Каукалов облизнул языком деревянные губы. - Может, лучше кого-нибудь из ваших у меня дома поселить? - спросил он с надеждой.
- Нет. Мне приказано привезти тебя к Шаху, и я тебя к нему привезу.
- А если я... если я это... - Каукалов дернулся, голову наполнил какой-то странный далекий шум, накатывающий короткими нервными волнами.
Рог погрозил пальцем.
- Не надо. Не советую.
- Ладно. - Каукалов сник, повесил голову, пробормотал, морщась: - Это была проверка.
- Ага! Проверка! - насмешливо отозвался Рог. - Ты, братан, не дури, я не советую тебе дурить. - В прихожей Рог снял с вешалки барашковую милицейскую шапку с суконным верхом, кинул Каукалову. - Надень, а то простудишься.
Через двадцать минут они были у Шахбазова. Тот озадаченно посмотрел на Каукалова, пожевал губами и перевел взгляд на Рога:
- Значит, был знаком с той бабой?
Рог молча кивнул.
Шахбазов ткнул рукой в сторону свободного кресла - низкого, модного, вкусно попахивающего свежей кожей, - приказал Каукалову:
- Садись!
Каукалов поежился, но возразить не осмелился и присел на краешек кресла. Сам того не желая, вобрал голову в плечи, вид у него сделался забитым, будто у бомжа. Шахбазов невольно усмехнулся. Правда, на лице его ничего не отразилось, лишь дрогнул кончик горбатого носа, и все. "Сколько этот малек перекокошил вольных дальнобойщиков? - мысленно спросил он себя. Кончик носа у Шахбазова вновь дернулся. - Человек десять-двенадцать, наверное. Если не пятнадцать. И вона какая новость - гризеточку из себя изображает..."
Из-под листа бумаги, лежавшего перед ним, Шахбазов достал фотоснимок Майи и спросил, жестко прокатывая слова во рту:
- Откуда знаешь эту женщину?
Вздрогнув, Каукалов увидел, как Майя на фотоснимке приоткрыла один глаз, посмотрела на него скорбно и горько, - она словно бы просила не рассказывать о ней ничего дурного, капелька крови, пристрявшая к нижней губе, шевельнулась. Каукалов подумал, а не свихнулся ли он, и поспешно отвел взгляд, зацепился глазами за какое-то ржавое, похожее на сгусток крови пятно на стене, и рассказал все, что знал о Майе Хилькевич. Шахбазов слушал его, не перебивая. Он вообще умел слушать собеседников. Когда Каукалов умолк, Шахбазов озабоченно потер пальцами переносицу и произнес резким, срывающимся на птичий фальцет голосом:
- Значит, так... Пока мы не разберемся во всей этой истории, жить будешь здесь, - он обвел пальцем воздух рядом с собой, - в этом особняке. Под охраной.
- А как... как же работа? У меня во вторник выезд на Минское шоссе.
- Ну и что? На дело поедешь прямо отсюда.
- А-а... А напарник мой... он как?
- Напарника мы тоже переведем сюда.
- Скажите мне, пожалуйста... - голос у Каукалова поплыл, - это что, арест?
- Ни в коем разе. Где ты видел арестантов, живущих в роскошных особняках? Если только в плохих американских фильмах...
- А-а... - Каукалов ерзнул задницей, поглубже вдавливаясь в кресло, почувствовал, как ствол пистолета, спрятанного за ремнем, впился ему в мякоть, и пожаловался:
- У меня отняли патроны.
- Когда поедешь на свое Минское... на дело, в общем, патроны тебе вернут. Там они тебе могут понадобиться, а здесь - ни к чему.
- А-а... А зубная щетка? Мне надо купить зубную щетку. И пасту.
- Щетку с пастой тебе выдадут, - проскрипел Шахбазов, словно недобрая птица.
- Вы меня все-таки арестовали... - расстроенно прошептал Каукалов.
- Я же тебе сказал - нет! - В скрипучем голосе Шахбазова появились раздраженные нотки: Каукалов начал ему надоедать.
- А-а... - произнес Каукалов и застыл с открытым ртом. Конечно, Шахбазов прав: если человека арестовывают, то первым делом у него отбирают оружие. У Каукалова же пистолет не отняли. На душе сделалось немного легче.
Через двадцать минут в особняк Шахбазова привезли и бледного, растерянного, с приплясывающим подбородком Аронова.
Левченко решил не говорить матери, что Чика погиб. У низкого, широкого, словно городская площадь, крыльца, сложенного немцами на века, он разгреб лопатой снег, потом монтировкой потыкал землю, пробуя её на твердость, - земля спеклась сильно, стала походить на камень, и Левченко взялся за лом.
В груди у него сыро хлюпали слезы, он плотно сдавливал веки и неверяще крутил головой:
- Ах, Чика!
Ломом выдолбил небольшую могилку, сунул туда тельце Чики, завернутое в полиэтиленовый пакет и, всхлипывая, закопал. Сверху на могилку насыпал снега.
- Ах, Чика! Как же ты... - Левченко вновь покрутил головой, пытаясь унять тоску, но все попытки были тщетными. - Как же ты попал под дверь? - с трудом выдавил он из себя и горестно умолк.
Мать, придя с очередной партийной топтучки, сразу почувствовала неладное и сделала стойку.
- Не пойму что-то, - пожаловалась она сыну, - в доме вроде бы пусто стало. Ты не знаешь, в чем дело?
- Знаю. - У Левченко внутри все сжалось: сейчас придется объясняться.
- В чем?
- У нас беда - Чика улетел, - он показал на открытую форточку. Щеколдочку до конца не закрыли, когда уходили, форточка в наше отсутствие и распахнулась. В общем, нет Чики.
- Бедный, бедный Чика! - запричитала мать. - На улице же мороз! Замерзнет!
- Я уже все ближайшие дома обошел, попросил - если Чика случайно объявится, чтобы его впустили в тепло, а потом передали нам.
