Джейн Остен расследует убийство - Джессика Булл
– И далее… мы можем принять за основу наших земных законов: «Да бежит в преисподнюю человек, виновный в пролитии человеческой крови! Пусть никто не останавливает его». – Он замолкает, и его лицо становится похожим на одну из горгулий, вырезанных в готических арках сводчатого потолка над ним.
Ни миссис Твистлтон, ни леди Харкорт не шевельнулись. На самом деле выступление отца, похоже, оказывает усыпляющее действие на леди Харкорт, что вряд ли справедливо, учитывая усилия, которые Джейн приложила к составлению его проповеди. Но это уже не имеет значения: все ее внимание сосредоточено на Джонатане.
– Иисус Христос пришел в мир, чтобы спасти грешников, из которых я главный. – Мистер Остен громко выдыхает, достигнув более знакомой библейской территории. – Итак, говорю вам, покайтесь, и, хотя будете прокляты на земле, ваша душа может обрести спасение.
Джейн сдвигается на край скамьи, цепляясь за нее так, что белеют костяшки пальцев. Джонатан втягивает голову в плечи. Его губы беззвучно шевелятся.
Сработало! Он в нескольких шагах от того, чтобы сломаться и сделать признание. Джейн кладет руку на предплечье Генри. Генри накрывает ладонь сестры своей и крепко сжимает. Вместе они подаются к Джонатану.
Мистер Остен сворачивает бумаги в плотный свиток.
– Этого достаточно… – Он снимает очки и спускается с кафедры, свирепо глядя на своих детей. – Я уверен, вы понимаете суть.
Когда он возвращается к главному алтарю, напряжение улетучивается. Миссис Твистлтон сглатывает, ослабляя хватку на довольно помятом ридикюле. Джонатан откидывается на спинку скамьи и открывает глаза. Черты его лица смягчаются, когда он присоединяется к монотонному пению Символа Веры. Его мать остается неподвижной.
Джейн резко наклоняется вперед, а Генри убирает руку с оружия. Джейн потратила несколько часов, тщательно составляя еще три страницы угроз и побуждений к признанию для Харкортов, но отец не пожелал ей помогать. Ей остается лишь молиться, чтобы сказанных слов хватило для пробуждения совести убийцы.
Выйдя из церкви, Генри ссутуливает плечи и прислоняется к карете.
– Я же говорил, что не сработает.
Снег валит все сильнее, покрывая все вокруг. Черепичная крыша церкви и трава на кладбище быстро становятся белыми. Прихожане поплотнее закутываются в плащи и коротко прощаются.
– Нет, ты такого не говорил, – скрипит зубами Джейн. – Ты сказал, что это гениальная идея. И, более того, что если б я родилась мужчиной, то была бы главой разведки войск короля Георга в континентальной войне.
Снег заглушает все звуки вокруг них. Здесь так тихо, что Джейн вынуждена шипеть на Генри, чтобы прихожане не услышали их перепалку.
– И я еще не закончила с Харкортами. Вот увидишь, это была только первая часть моего плана.
Процессия людей, торопливо покидающих церковь, превращает заснеженную дорожку в серую слякоть. Мистер Остен топает по ней, свирепо глядя на них обоих.
– Что это было, черт возьми?
– Я хотела помочь тебе с новым материалом, – отвечает Джейн. – Ты наверняка устал читать одни и те же проповеди снова и снова?
Мистер Остен открывает и закрывает рот, как только что пойманная рыба.
– Ради бога, почему ты не предупредила?!
Генри берет отца за локоть и направляет к карете. Мистер Остен отмахивается от помощи сына и запрыгивает внутрь. Джейн сглатывает, забираясь следом за ним.
– Я подумала, это будет приятный сюрприз.
– Ты с ума сошла?! – Мистер Остен открывает свою сумку, достает те самые страницы и швыряет их в дочь. – Кто меняет сценарий, когда актеры уже вышли на сцену?! Ты хотела «помочь» мне разжечь ярость кровожадной толпы?! А про Джорджи ты подумала? Что скажут люди, услышав, что я выступаю за страшную кару, когда мой собственный сын находится в тюрьме, ожидая суда за крупную кражу? Они подумают, что я выношу ему приговор.
Джейн сминает отвергнутую проповедь в комок, когда карета трогается.
– Прости, отец. Я не догадалась…
Как она могла быть такой тупицей? Конечно, любой, кроме убийцы, подумает, что ее отец имел в виду Джорджи.
Они медленно катятся по покрытой инеем дорожке. Снег лежит на окнах кареты, скрывая из вида белые поля и припорошенные деревья. Мистер Остен кладет ладонь на руку Джейн и сжимает ее ледяные пальцы.
– Дорогое дитя, если ты действительно хочешь попробовать свои силы в сочинении проповедей, я буду рад прочитать их для тебя. Просто предупреди меня… и никакого упоминания адского пламени! Иначе мне придется предстать перед епископом.
Джейн отдергивает руку, поворачиваясь всем телом к окну.
– Не волнуйся, отец. Обещаю, я не буду настолько глупой, чтобы повторить эксперимент.
Снег накрыл землю, как толстое шерстяное одеяло. Джейн смотрит сквозь быстро уменьшающийся участок прозрачного стекла. К тому времени, как они добираются до Стивентона, окно заволакивают снежинки, и она едва может дышать от ощущения, что ее похоронили заживо.
Пытаясь спасти Джорджи, Джейн непреднамеренно усугубила ситуацию… и, возможно, даже подписала ему смертный приговор. Как присяжные признают его невиновным, если известно, что даже собственная семья осудила его? Пытаясь использовать страх Божий, чтобы выманить убийцу, Джейн выставила себя полной дурой.
Глава двадцать шестая
Этой ночью Джейн ложится спать в корсете и сорочке, не снимая шерстяных чулок. Она просыпается каждые пару часов и смотрит на полную луну, сверкающую высоко в чистом небе, как только что отчеканенная испанская монета. Услышав крик петуха, девушка понимает, что до рассвета остался примерно час. Пока что ей не удалось поймать того, кто оставляет цветы на могиле Зои Ренар, но Джейн никогда прежде не вставала так рано. Что-то подсказывает ей, что скорбящего не остановить даже в такой суровый холод. И Джейн – тоже. Она натягивает вторую пару чулок и набрасывает через голову свое самое теплое шерстяное платье. Это траурный наряд. Одна из изношенных вещей, принесенных в жертву ужасной черной краске, когда тетя Фила скончалась от жестоких мук смертельной болезни.
Джейн крадется вниз по лестнице, опасаясь разбудить родителей или Анну. Лестница и кухня погружены в темноту, камин не горит, свечи потушены. Но обстановка настолько знакома Джейн, что девушка может пробираться на ощупь, проводя рукой по стене.
Лунный свет проникает сквозь щель между занавесками в семейную гостиную, где Генри растянулся на диване. Он спит без рубашки, накинув на себя лоскутное одеяло. Длинные ноги в бриджах и чулках свисают с подлокотника. Джейн хватает брата за плечо и легонько встряхивает.
Генри переворачивается на бок, закрывает лицо рукой и пускает слюни на вышитую подушку.
– Еще минутку…
Джейн опускается на колени и сильнее трясет его за плечо. Что-то твердое
