Джейн Остен расследует убийство - Джессика Булл
– Здесь я закончил. – Мистер Остен потирает руки, неуверенно шагая по обледенелой дорожке в своих до блеска начищенных туфлях. – Теперь пора отправляться в Эш.
– Бр-р-р! – Генри поднимает чисто выбритое лицо к белесому небу. – Похоже, снег уже в пути. Подвезти тебя туда в карете?
Он похлопывает Северуса, впряженного в экипаж рядом с лошадью мистера Остена.
– Пожалуй, я тоже поеду. – Джейн улыбается. – Не часто ты проводишь службу в церкви Святого Эндрюса.
Укутанными в варежки руками она плотнее запахивает плащ. Глубокие вертикальные морщины прорезают тонкую, как бумага, кожу щек мистера Остена.
– Я проводил там богослужение во вторник и вечером в четверг.
– Да, но это были службы в середине недели. Воскресенье особенное. – Джейн берет отца за тонкую, как веточка, руку и тянет его к карете за рукав шерстяного сюртука.
– Давай я помогу тебе подняться. – Генри открывает дверцу.
Когда мистер Остен поднимается по ступенькам, ремень черной кожаной сумки спадает с его руки. Генри берет сумку и передает ее Джейн за спиной отца. Та снимает варежки и лезет внутрь, незаметно меняя потрепанные бумаги отца на несколько новых хрустящих листов, исписанных ее собственным почерком, затем сует сумку обратно Генри.
– Вот, пожалуйста. – Генри протягивает отцу его сумку.
Мистер Остен настороженно смотрит на сына, пока тот занимает свое место. Джейн прячет украденные бумаги под плащ и забирается в экипаж к отцу, который пододвигается на скамейке, освобождая ей место рядом с собой.
– Пожалуйста, скажи мне, чем я заслужил таких заботливых детей?
– Разве мы не всегда заботливы, папа?
– Нет. – Мистер Остен пристально смотрит на нее из-под широких полей своей шляпы.
– Печально слышать это. – Джейн переплетает пальцы и чопорно кладет их на колени. – Уверяю, ты всегда на первом месте в наших сердцах.
– Хм. – Мистер Остен крепче прижимает сумку к груди, когда Северус ржет и колеса кареты со скрипом трогаются с места.
Снежинки танцуют в холодном воздухе, когда Остены прибывают в Эш. Генри привязывает Северуса к столбу, пока Джейн вылезает из экипажа. Брат и сестра бросаются к дубовой двери церкви, оставив пожилого отца выбираться из кареты самостоятельно. Они врываются внутрь и устремляются по проходу к передним скамьям, расположенным прямо перед алтарем. Церковь Святого Эндрюса почти идентична церкви Святого Николая. Разница между ними лишь в том, что Эш – более процветающий приход, чем Стивентон, поэтому на алтаре поблескивает еще несколько серебряных подсвечников, а запах пчелиного воска более выраженный.
Служба уже должна была начаться, и большинство жителей деревни ждут прибытия священника. Гарри Дигвид и его братья сдвигаются плотнее друг к другу, чтобы усадить Джейн и Генри на их семейную скамью.
Скамья Харкортов, еще одной знатной семьи в графстве, расположена по другую сторону прохода. Мать и сын сидят с прямыми спинами и смотрят прямо перед собой. Поскольку ее муж находится в долговой тюрьме, леди Харкорт надела вдовью одежду и с ног до головы закуталась в черную бумазею и кроличий мех. У Джонатана мертвенно-бледное лицо. Он убирает волосы со лба, и в его светлых глазах появляется затравленное выражение.
На пару рядов дальше миссис Твистлтон сидит в конце общественной скамьи рядом с дворецким Харкортов. Ее темные брови плотно сдвинуты, а пепельно-русые волосы убраны под чепец. По сравнению с нарядом леди Харкорт ее изумрудный плащ с отделкой из лисьего меха выглядит довольно поношенным. Она теребит на коленях зеленый бархатный ридикюль в тон.
Джейн постукивает ногой по холодному кафельному полу, пока ее отец читает литургию. Рядом с ней Генри барабанит пальцами по своему молитвеннику. Проходит целая вечность, прежде чем мистер Остен с треском в коленях взбирается на украшенную резьбой кафедру, чтобы произнести проповедь. Он роется в кармане в поисках очков, дышит на стекла и протирает их носовым платком. Когда мистер Остен поворачивается к бумагам, лежащим на кафедре, на его лбу появляется глубокая V-образная складка. Он берет страницы, пролистывает маленькую пачку и внимательно изучает каждую сторону, прежде чем снова положить на место.
В церкви повисает тишина, если не считать нескольких нетерпеливых покашливаний, раздающихся среди прихожан, как обмен некими сигналами. Джейн едва может дышать, ожидая, когда заговорит ее отец. Генри рядом с ней окаменел.
Мистер Остен поднимает голову и оглядывает собравшихся.
– Братья и сестры мои во Христе, давайте воспользуемся моментом размышления, чтобы изучить основы нашей веры – десять заповедей. И главная из них, – его взгляд останавливается на Джейн, – не убий.
По нефу прокатывается волна вздохов и шепота. Миссис Твистлтон сжимает свой ридикюль, обхватывает пальцем шнурок и туго затягивает его. Джонатан сглатывает, теребя узел белого льняного галстука, завязанного вокруг высокого воротника. Леди Харкорт подкладывает муфту из кроличьего меха между головой и спинкой скамьи, устраивая ее как подушку, на которую кладет щеку и закрывает подведенные тушью глаза.
Со своего возвышения мистер Остен хмуро смотрит на Джейн.
Она широко улыбается и ободряюще кивает.
– Ибо вы наверняка знакомы с этой заповедью и с тем, что говорит закон Божий по этому поводу, но какие кары падут на вас, если она будет нарушена? – Мистер Остен почесывает висок, взъерошивая белоснежные кудри и растрепывая гладкую косу. – Бытие ясно гласит: «Кто прольет кровь человеческую, от человека прольется кровь его».
Он бледнеет, с трудом произнося слова на архаичном языке. За свою долгую и почтенную карьеру преподобный Джордж Остен не привык цитировать Ветхий Завет, особенно стихи, наиболее повествующие о мести.
У Джейн пересыхает во рту, пока она следит за каждым движением подозреваемых. Генри учащенно и шумно дышит, положив ладонь на рукоять сабли.
Миндалевидные глаза миссис Твистлтон, сидящей через проход, сверлят затылок своей госпожи. Джонатан крепко зажмуривается, и его лицо становится все более напряженным с каждым словом, которое произносит мистер Остен. По его шее ползут красные пятна, а на лбу выступает пот. Невозмутима только леди Харкорт. Ее глаза остаются закрытыми, лицо расслаблено, а украшенная сверкающим ожерельем грудь вздымается и опадает размеренно, как морской прилив.
