Зов пустоты - Максим Шаттам
– У тебя есть другие источники? Есть на кого еще надавить?
– Мы с тобой всех опросили, – ответил Марк и лишь затем заметил тон Людивины. – Думаешь, я себе слишком многое позволяю?
– Я все понимаю про обстоятельства и ставки. Но… Ты им всем угрожал – и Селиму в кебабной, и Ишаму, твоему главному источнику, и даже торговцу из Обервилье. Ты не думаешь, что подтверждаешь стереотипы о преследовании, которыми они оперируют, вербуя новую паству?
– Мы работаем в спешке, чем-то приходится жертвовать. Поверь, будь у меня иной, но столь же эффективный метод работы, я бы использовал его. Но у нас нет возможности спокойно все обсудить за чашкой чая.
– Но ведь ты мог бы поговорить с ними по-арабски, это бы как-то смягчило…
– Зачем? Чтобы они поняли, что я не расист? Чтобы решили, что я одержим мусульманами? Это моя работа, Людивина. Я преследую исламских фундаменталистов. Не фашистов в гитлеровской Германии. Не партизан из Красных бригад. Не марионеток из Еврейской бригады или других экстремистских движений. Нет! Моя задача исключительно в том, чтобы ловить исламистов, желающих убивать во имя Аллаха. Я не виноват, что мусульмане перевирают суры Корана и оправдывают ими свои бесчинства. Если через двадцать лет террористы, которыми кишит наша страна, станут убивать во имя Будды, я буду бороться с революционерами-буддистами, и плевать, если они решат, будто я расист, или подумают, что я мог бы обращаться с ними повежливее. Вопрос не в этом, и да, я действительно не всегда с ними нежен, но мне важен результат. Я не стану начинать каждый разговор с оправданий и уточнять, что десять лет прожил с мусульманкой, принял мусульманскую культуру, до сих пор люблю ее и ею восхищаюсь! Это было бы нелепо…
Людивина не настаивала. Она понимала, какой выбор стоит перед Марком, хотя и не во всем была с ним согласна. Все, что связано с религией, так просто не решается. К теме ислама во Франции трудно найти правильный подход – учитывая большую мусульманскую общину, колониальную историю, интеграцию, с которой сама Франция справилась из рук вон плохо, пропасть, отделившую последнее поколение французских мусульман от их родных стран, из-за чего они лишились ориентиров и веры в себя. Кто они – французы, поскольку родились и выросли здесь? Или они связаны с культурой стран, из которых приехали их родители, хотя сами нигде не жили, кроме Франции? Какую родину им выбирать – ту, где к ним относятся предвзято, или ту, о которой они знают лишь по традициям? Сколько молодых людей сегодня задают себе эти вопросы? Оторванность от корней способствует тому, что человек определяет свою идентичность по религиозной принадлежности. Он не чувствует себя полноправным гражданином той или иной страны – зато везде его считают мусульманином. Прежде всего мусульманином. Это острая, сложная тема, у всякого немусульманина она вызывает желание извиниться, много раз повторить, что ему интересна эта культура, что он исполнен к ней уважения, и лишь затем перейти к сути вопроса, осмелиться на критику. Немусульманину приходится осторожничать, иначе его сочтут нетолерантным или расистом. А при расследовании, особенно если нужно действовать быстро, это вечная дилемма.
Исламские террористы лезут в эту брешь, расширяют ее с каждым терактом, роют яму, в которую должен рухнуть весь мир. Это хорошо продуманный план, чтобы заставить не слишком далеких людей обвинять ислам, с каждым терактом все больше и больше, создать путаницу, настроить друг против друга две части общества. В результате мусульмане чувствуют себя все более изолированными и стигматизированными, все менее свободными в рамках собственной веры. Подчас это приводит к исходу – или к священной войне. Вот он, план исламистов. В глубине души они знают, что никогда не выиграют войну в Ираке или в Сирии, что территории, подвластные ИГИЛ, рано или поздно придется оставить. Но если все мировые государства начнут рвать друг друга на части, то умма вновь сплотится, обретет мудрое руководство, вооружится и установит халифат во всем мире.
Каждый несет ответственность. И мусульмане, которым нужно осудить экстремизм, утверждающий, что он является порождением их религии, и остальные жители Земли, которым нужно научиться уважать ислам, при условии, что тот станет уважительно относиться ко всем религиям мира.
Прекрасная утопия, мечта о гармоничной жизни, с горькой иронией подумала Людивина.
И заметила, что Марк говорит по телефону. Он резко оборвал разговор и схватил ее за руку. Сжал. Очень крепко.
Его зрачки блестели в свете неоновых ламп.
– Мы нашли главного, – тихо сказал он.
55
Конференц-зал здания ГУВБ в Леваллуа был как две капли воды похож на любой другой конференц-зал любого учреждения по соседству: длинный стол, экраны на стенах, холодный свет, полное отсутствие декора.
Людивина села рядом с Марком, напротив двух мужчин в брюках и рубашках, выглядевших так, будто они не спали дня три.
– Мы действовали следующим образом, – сразу начал объяснять один. – Нанесли на карту все точки, в которых засекали телефон Антони Бриссона. Его геолокация в хронологической последовательности.
Второй включил свой компьютер, и на экранах в зале появилась карта Парижа и окрестностей. Программа увеличивала карту, пока не остался только запад парижского региона. Стали появляться красные точки, затем стрелки, указывающие перемещения, в углу одновременно прокручивались даты, часы и минуты.
– Вы видите, что большую часть времени он проводит в ограниченной зоне, – продолжил первый агент, – у себя дома или у клиентов, которых ему удалось найти. Нас же интересовали отклонения от курса, когда он выезжал, обычно ненадолго, за пределы своей зоны комфорта. Обнаружено несколько таких «выбросов», как мы их назвали. Мы провели расследование и отбраковали большинство. Но один «выброс» показался важным.
В этот момент из дома Бриссона в Париж одна за другой побежали стрелки. Красная точка пульсировала на месте около часа, судя по тайм-коду, после чего стрелки повели Бриссона обратно.
– Он ездил на вокзал Сен-Лазар. Ну и что такого, скажете вы. Но мы изучили его квитанции и обнаружили, что в тот же день, за шесть часов до поездки, ему звонили с предоплаченной симки, которая использовалась для этого единственного звонка. Звонили откуда-то из района канала Сен-Мартен в Париже.
При этих словах четверо следователей обменялись многозначительными взглядами. Таких совпадений не бывает. На подобные предосторожности мог пойти только явный параноик… или террорист.
– Мы с Луи раздобыли все записи с камер наблюдения
