Безмолвие - Джон Харт
Но старуха не слушала.
— Думай о ее имени, когда будешь засыпать…
— Черт побери, Вердина!..
— Вспоминай ее историю, и это запомни тоже. — Она придвинулась так близко, что тонкие сухие губы коснулись уха Кри. — Она хочет, чтобы ты поняла, детка. Она хочет, чтобы ее нашли.
* * *
Потом они ушли, и для Кри мир утратил всякий смысл. Она всегда ненавидела эту квартиру. Теперь здесь пахло кровью, дымом и жжеными спичками. И мать стала совсем другой.
— Как ты могла? — спросила Кри.
— Я тебя уже однажды отпустила. — Луана заперла дверь в коридор, положила револьвер на стол. — Больше этого не сделаю.
— Она хотела поговорить про бабушку.
— И про сны, и про Хаш Арбор, и про то, что только она может помочь тебе. Вердина не делает ничего, что плохо для Вердины. Вытворяет такое, что ты и представить себе не можешь.
Кри бросилась на диван. Она устала и запуталась, а тут еще мать открылась с неожиданной стороны.
— Она пойдет в полицию?
— К чужакам? Нет.
— А как же выстрелы?
— В этом здании стреляют не в первый раз и не в последний.
— Она хочет, чтобы мне приснилась Айна.
— Ты не станешь этого делать.
— Рано или поздно мне придется уснуть.
— Значит, мы уедем раньше, чем это случится. Далеко. В другую страну, если будет нужно.
— На какие деньги?
Неожиданно лицо Луаны смягчилось. Она опустилась на колени, взяла Кри за руку.
— Не соблазняйся снами Вердины, не поддавайся на уговоры о своем праве рождения. Хаш Арбор — это опухоль. Пустошь питается жизнями. — Мать стиснула ладони Кри. — Просто поверь мне, пожалуйста. Эта женщина тебе не друг.
— Она была подругой бабушки?
— Твоя бабушка никогда не любила Вердину. Она прогнала ее, наказала за ложь и жадность, за ее черное сердце. Тебе лучше запомнить это. Вердина Фримантл — это зло. Ты слышишь меня? Проклятое чистое зло. Она пойдет на все, лишь бы заполучить желаемое. Наговорит чего угодно, любую ложь.
Кри достала из кармана измятый рисунок и разгладила на ноге.
— Ты знаешь это место? — Она протянула рисунок матери, наблюдая за ее лицом.
— Нет, не знаю.
— Бабушка показывала мне его в детстве. И тебе должна была показать.
— Она не показала.
— И кто теперь лжет?
— Только для того, чтобы защитить тебя, — сказала Луана.
— Твоя ложь. Ее ложь. Какая разница?
— Я не такая, как Вердина. Не думай, что я такая.
— Я хочу узнать про это место.
— Это место? Это? — Короткими злыми движениями Луана изорвала рисунок и бросила клочки. — Хаш Арбор — это опухоль. Больше повторять не буду. — Собрав рассыпавшиеся покупки, она выпрямилась. — Я собираюсь поставить в этом деле точку. Потом поговорим с тобой об отъезде из города. Автобусные билеты недороги. Деньги мы найдем.
— Это мое детство…
— Ты уже ела? Я приготовлю обед.
— Я не могу от него уйти.
— Сэндвичи сгодятся?
— Я говорю, что остаюсь.
Уже возле двери на кухню Луана обернулась.
— Тогда сны, милая, сожрут тебя живьем. — Она была готова заплакать.
— Ты не можешь этого знать.
— Я это видела, — сказала Луана. — Я это пережила.
Мать ушла, а Кри сидела и слушала звуки, доносившиеся с кухни. Открылся шкафчик. Она знала — тот, что под мойкой, где мать хранит водку. Кри представила себе дрожащие руки, долгий жадный глоток. Может, мать и приготовит обед. А может, выпьет бутылку и забудет. В любом случае не будет никакого автобуса, никаких ответов, никакой жизни с чистого листа. Зная, что причинит матери боль, Кри собрала клочки бумаги с пола, открыла дверь и тихо выскользнула в коридор.
* * *
Пять часов спустя она снова была в округе Рейвен, на оживленной улице в центре города. Коснувшись лица, Кри подумала, насколько все призрачно: город, ее плоть, все, что не сон. Она нашла здание, где работал адвокат, и в его окнах увидела отражение девушки с ввалившимися глазами, в заношенной одежде.
Постеснявшись зайти внутрь, Кри посмотрела домашний адрес адвоката на обороте карточки. Пришлось обратиться к целой дюжине прохожих, прежде чем один согласился ей помочь. Когда она назвала улицу, мужчина указал путь вниз с холма и налево, и Кри нашла адрес над узким крыльцом, возле булочной, заполненной упитанными людьми в приличной одежде. Повозившись с дверью, попала на полутемную лестничную площадку. На пути вверх ступеньки делали два поворота. На верхней площадке, у двери в его квартиру, Кри в последний раз спросила себя, правильно ли поступает. Она не знала его. Он не знал ее. Но рисунок принадлежал ему. Возможно, он расскажет больше. Возможно, они хотят одного и того же.
Дважды стукнув, она подождала. Когда никто не вышел, нашла пятно на полу и уселась в углу, где штукатурка пахла старой краской. Представила Леона и дырочку, из которой вытекло так мало крови. Интересно, чем теперь занимается мать, жив ли Джонни Мерримон и почему Вердина так хотела, чтобы она видела сны?
Устроившись в углу, Кри ощутила, как тяжелеют веки. Она устала, ей было страшно, и она представила себя на макушке дерева посреди широкой равнины. Всю равнину устилали осколки черного камня, а тишину нарушал только вой ветра. Он раскачивал верхушку дерева, и Кри качалась вместе с ней. Она была вне досягаемости. Она могла смотреть отсюда вечно.
Айна…
Сколько раз она слышала эту историю?
— Я хочу увидеть сон про Айну.
Кри повторяла эти слова все тише, пока сама в них не поверила и не поплыла куда-то. Она была в безопасности в ветвях своего воображаемого дерева. Они укачивали ее, баюкали на ветру. За пределами ее черной кожи не было другого мира, кроме существовавших вечно неба и каменистой равнины. Она вообразила мир бесконечного тепла, а потом произнесла имя Айны в последний раз. Оно прозвучало во тьме, и Кри исчезла из мира. Она стала путешественницей, сновидицей, моряком в бурном море.
* * *
Когда открылись глаза, она была на каком-то корабле, полумертвая, покрытая въевшейся грязью. Она лежала на боку, и тела стискивали ее настолько плотно, что она не могла двигаться и еле дышала. Ее вырвало; желчь стекла по подбородку и смешалась с кровью, дерьмом и чужой блевотиной. Вокруг плакали и молились люди. Двенадцать человек уже умерли, но оставались в цепях. Была ночь, и волны бились в корпус судна на уровне ее головы. Она оставалась Кри, но лишь отчасти. Всем остальным была Айной, и она ощущала все это: раны, голод, взрослых, мертвых, детей, слишком маленьких, чтобы понимать происходящее. Все они
