Бюро темных дел - Эрик Фуасье
– А если он вам не все сказал? Ведь добрался же он как-то до Эмили и доктора Тюссо! И даже понял, что мы используем гипноз, чтобы подчинить себе разум Шампаньяка. Мальчишка мог и еще что-нибудь разнюхать. А не сказал он вам об этом, вполне возможно, потому, что и вас уже подозревает…
Фланшар пожал массивными плечами, давая понять, что не считает необходимым отвечать на какие-то измышления. Он давно знал, что адвокат Грисселанж – слабое звено в их немногочисленной тайной организации. Когда доктору Тюссо нужны были подопытные, это он, Грисселанж, совершил роковую ошибку, подкинув им сына Доверня. Сказал тогда, что молодой повеса, недавно начавший посещать собрания в «Трех беззаботных коростелях», дескать, порвал все связи с семьей и его внезапная гибель не вызовет шума. Адвокату поверили, признав юношу идеальным материалом для опыта, имевшего целью проверить, можно ли с помощью гипноза заставить человека, принадлежащего к высшему обществу, покончить с собой. Доктор Тюссо считал, что результат такого опыта будет более показательным, чем в случае с Тиранкуром, выходцем из низшего класса, предложенным самим Фланшаром. Мол, если с Довернем все пройдет успешно, можно будет смело начинать работу с их истинной целью – виконтом Шампаньяком, возглавившим судебный процесс над бывшими министрами.
Тюссо честно выполнил свою часть договора, внушив Люсьену мысль о самоубийстве. Но тут оказалось, что выбор Грисселанжа был катастрофическим. Депутат Довернь не только не смирился с внезапной смертью мятежного сына, но и поднял волну. Он задействовал все свои связи на самом верху, чтобы добиться официального расследования. Фланшар сумел вовремя отреагировать: устроил так, чтобы это дело поручили необычному молодому полицейскому, волку-одиночке со спорными методами, который в случае необходимости мог бы дискредитировать все мероприятие. Уж по крайней мере он, Фланшар, все сделал правильно.
Грисселанж же, если подумать, подвел соратников не только из-за Доверня. Он совершил еще одну ошибку. Если бы адвокат действовал посмелее, судьба Валантена Верна решилась бы сразу после его попытки внедриться в «Якобинское возрождение». Расправа над инспектором в погребе «Трех беззаботных коростелей» поставила бы финальную точку в расследовании по делу депутатского сына, ведь всю ответственность тогда можно было бы возложить на идеалистов из республиканского тайного общества, на этих пустозвонов, от которых никакого проку – лишь болтать умеют. Депутат Довернь удовлетворился бы таким результатом, а Фланшара со товарищи никто бы и не заподозрил. Но этот тюфяк Грисселанж позволил Верну уйти живым из погреба кабака, а теперь вот готов обгадиться от страха при мысли, что инспектор напал на их след. Комиссар сейчас с удовольствием влепил бы толстяку пару затрещин, чтобы привести в чувство, но сдержался. У него было дело поважнее.
Фланшар встал напротив Аглаэ, сунул пистолет за пояс и с хрустом размял пальцы.
– Не думаю, что вы настолько глупы, чтобы надеяться выйти отсюда живой, – заговорил он, даже не потрудившись придать голосу интонацию угрозы. – Но имейте в виду: есть разные способы расстаться с жизнью, скажем, более или менее мучительные. Если вы любезно ответите на все мои вопросы, я обещаю вам быструю и безболезненную смерть. В противном случае…
Аглаэ заерзала. Веревка, которой ей связали руки, неприятно врезалась в кожу. Она попыталась вообразить, что ее ждет, и тотчас задохнулась от накатившей паники. Они собираются ее допросить, будут бить, наверное, а может, и того хуже, при этом она знает слишком мало, чтобы долго водить их за нос. Эти люди очень быстро поймут, что она пришла сюда одна и что некому примчаться ей на помощь. Тогда им останется только убить ее и бросить труп в подземельях, где его никто никогда не найдет.
– Первый вопрос, – начал Фланшар, присев на корточки, чтобы оказаться на уровне лица пленницы. – Кто-нибудь сопровождал вас до этого места? Может быть, инспектор Верн?..
Девушка захлопала ресницами, словно хотела прогнать страшное видение. Сейчас ей надо было собраться с силами, чтобы совладать со страхом и попробовать оказать сопротивление.
– Чего я никак не могу понять, – медленно заговорила она, – так это как вы, высокопоставленный государственный служащий, ответственный за охрану общественной безопасности, согласились участвовать в таком преступном деле.
В ее голосе был намек на вызов, и Фланшара это удивило. Он привык к тому, что женщины на допросах быстро ломаются – достаточно словесных угроз. Страх перед насилием развязывает языки самым строптивым. Он не понимал, почему эта девица, находящаяся всецело в его власти, осмеливается сопротивляться.
Грисселанж, стоявший за его спиной, достал из ножен кинжал. Толстяк оскалил крепко сжатые зубы в нервической гримасе; на лбу у него вздулась синяя вена, будто под кожу заползла крошечная гадюка.
– Дайте я ей нос отрежу или глаз пощекочу острием, – процедил он сквозь зубы. – Обещаю, эта девка сразу сделается покорной, как ягненок.
– Спокойно, Грисселанж! – прорычал Фланшар, и, обернувшись, смерил его грозным взглядом.
Отдавать такую смелую девушку в лапы своего жалкого сообщника ему уже не хотелось. Были и другие способы добиться от нее того, что им было нужно. Богатый опыт службы в полиции подсказывал комиссару, что порой упрямцы легко отвечают откровенностью на откровенность, и тут можно получить свое, просто начав признания первым.
Фланшар выпрямился, прошелся по кругу, обойдя соломенный стул, и, снова встав перед Аглаэ, положил тяжелые ладони ей на плечи.
– Снимаю перед вами шляпу, мадемуазель, – сказал он с искренним восхищением. – Отваги вам не занимать. Но вы зря стараетесь. Через два дня виконт де Шампаньяк отправится в Винсенский замок, чтобы присутствовать на первом допросе бывших министров этого ничтожества, Карла Десятого. Нам стало известно, что в камере, где держат принца Полиньяка, есть зеркало, похожее на то, что вы видите здесь. Догадываетесь, что будет дальше? Виконт в необъяснимом приступе безумия набросится на бывшего председателя совета министров – и убьет его. Разумеется, версия временного помешательства не устроит ни республиканцев, которые сочтут, что власти таким образом решили заткнуть Полиньяку рот, дабы избежать опасных для них разоблачений, ни карлистов, которые обвинят короля Луи-Филиппа в том, что он предпочел банальное убийство честному суду. Смерть Полиньяка будет искрой, и от нее вспыхнет сухой порох.
– Такое впечатление, что вас это радует, – резко сказала Аглаэ. – Что, соскучились по резне времен Революции и Империи?
Фланшар покачал головой, словно его огорчила наивность пленницы:
– Вы недавно выразили недоумение, почему я согласился участвовать в преступном деле. И тем самым вы ошиблись
