Луиза Пенни - Эта прекрасная тайна
– Остаются самими собой, но лучшей частью самих себя.
– Верно. Но конечно, не все подвержены такому воздействию. Правда, на вас они, похоже, оказывают влияние.
Гамаш подумал и кивнул:
– Оказывают. Наверное, не такое сильное, как на гильбертинцев, но я его почувствовал.
– Если ученые называют это альфа-волнами, то церковь – «прекрасной тайной».
– В чем же тайна?
– Почему эти самые песнопения действеннее любой другой церковной музыки? Поскольку я монах, я придерживаюсь теории, согласно которой эти песнопения – голос Господа. Хотя есть и третья возможность, – признал доминиканец. – Несколько недель назад я обедал с коллегой, так вот у него есть теория, что все теноры – идиоты. Это как-то связано с особенностями их черепной коробки и вибрациями звуковых волн.
Гамаш рассмеялся:
– Он знает, что у вас тенор?
– Он мой босс, и он наверняка подозревает, что я идиот. И вероятно, он прав. Но вы представьте себе, какая восхитительная судьба – допеться до идиотизма. Что, если григорианские песнопения оказывают такое же воздействие? Делают всех нас счастливыми недоумками. Мы поем, а они разбалтывают нам мозги. Мы забываем о своих заботах и тревогах. Удаляемся от реальности. – Монах закрыл глаза и унесся куда-то в другое место. А потом так же неожиданно вернулся. Открыл глаза, посмотрел на Гамаша и улыбнулся. – Благодать.
– Экстаз, – подхватил Гамаш.
– Именно.
– Но для монахов хоралы не только музыка, – сказал Гамаш. – А еще и молитва. Песнопения и есть молитвы. Мощное сочетание. И то и другое по-своему влияет на разум.
Доминиканец не ответил. Гамаш продолжил:
– Я просидел в церкви несколько богослужений и наблюдал за монахами. Когда они поют или просто слушают эти песнопения, они все до одного погружаются в какие-то грезы.
– И что?
– Понимаете, я уже видел прежде такое выражение лица. У наркоманов.
Откровение Гамаша ошеломило брата Себастьяна. Он уставился на старшего инспектора:
– Вы хотите сказать, что мы – наркоманы?
– Я говорю вам о том, что наблюдал своими глазами.
Доминиканец поднялся на ноги:
– Но вот чего вы не заметили, так это искренней веры этих людей. Их преданности Господу, совершенства их сердец. Вы унижаете их, сэр, когда говорите об их торжественной преданности как о заурядной наркомании. Вы превращаете песнопения в болезнь. В нечто такое, что ослабляет нас, а не укрепляет. Говорить о монастыре Сен-Жильбер-антр-ле-Лу как о наркопритоне просто смешно!
Он пошел прочь. Его ноги не шаркали по каменному полу, как у других монахов, а постукивали.
Гамаш понимал, что, вероятно, зашел слишком далеко. Но зато он нащупал слабое место.
Брат Себастьян стоял в тени. Оставив Гамаша, он громко протопал к дальней двери, открыл ее, потом отпустил, и она закрылась. Но он не переступил через порог.
Затаился в углу и оттуда стал наблюдать за старшим инспектором. Гамаш сидел на скамье уже около минуты. Монах знал, что большинство людей не могут усидеть на одном месте и тридцати секунд. А этот спокойный человек, видимо, мог просидеть в тишине столько, сколько ему хочется.
Наконец старший инспектор поднялся и без коленопреклонения покинул Благодатную церковь. Он направился к выходу и затем в длинный коридор, заканчивающийся запертой дверью, охраняемой молодым монахом с великолепным голосом. Братом Люком.
Брат Себастьян остался в Благодатной церкви один.
Доминиканец понял: либо сейчас, либо никогда.
Он начал неторопливо, но упорно обследовать помещение. У пустой кафедры он положил руку на потертое дерево, потом продолжил свои методические поиски. Убедившись, что в церкви нет никаких секретов, он бесшумно двинулся по коридору в кабинет приора, где полицейские устроили свой оперативный штаб. Там он осмотрел содержимое ящиков и папок. Заглянул под стол за дверью.
Доминиканец занялся компьютером, хотя и понимал: того, что он ищет, там нет. Но он был исполнен решимости осмотреть все, иначе не имело смысла тащиться в такую даль. В отличие от гильбертинцев, которых устраивало пребывание в шестнадцатом веке, брат Себастьян принадлежал своему времени. Он никогда не смог бы делать свою работу, если бы не знал современных технологий и не восхищался ими. От самолетов до сотовых телефонов и ноутбуков.
Брат Себастьян пользовался научными достижениями как своим инструментом, не менее важным, чем крест и святая вода.
Он просмотрел файлы, каковых, впрочем, обнаружилось немного. Ноутбук не удалось подключить к Интернету: спутниковое соединение не работало. Он уже собирался выключить его, как услышал знакомое жужжание.
Включился оптический привод с компакт-диском.
Доминиканец щелкнул мышкой, и появилось изображение. Видео. Звук был выключен, и это его устраивало. К тому же изображение говорило само за себя.
Он смотрел с растущим смятением – картинка вызывала у него отвращение, и в то же время он не мог оторвать от нее глаз. Пока ролик не закончился.
Брат Себастьян с удивлением обнаружил, что хочет просмотреть его снова. Жуткое видео.
Уже не в первый раз он спрашивал себя, что такого имеется в трагедии, что не позволяет отвести взгляд. И все же он отвернулся. Произнеся короткую, но искреннюю молитву за души тех, кто давно потерялся, и за те потерянные души, что еще бродят среди нас, он выключил ноутбук.
После чего вышел из кабинета приора и продолжил осмотр монастыря Сен-Жильбер-антр-ле-Лу.
Он знал: то, что он ищет, находится где-то здесь. Иначе и быть не могло. Он его слышал.
Глава тридцать вторая
Разговаривая с доминиканцем после первой службы, Гамаш в тени Благодатной церкви заметил Франкёра – старший суперинтендант быстро прошел вдоль стены. Гамашу хотелось использовать слово «прошмыгнул», но оно неточно описывало то, что он видел. Больше подходило слово «прокрался».
В одном он не сомневался: Франкёр не хотел, чтобы его видели.
Но Гамаш его увидел. Когда шаги брата Себастьяна стихли, Гамаш посидел еще минуту-другую, давая суперинтенданту время пройти по длинному коридору и мимо молодого монаха у дверей.
Затем он последовал за суперинтендантом и тоже вышел за стены монастыря.
Брат Люк без слов открыл ему дверь, хотя глаза его смотрели на старшего инспектора вопросительно. Но Арман Гамаш не знал ответов на вопросы молодого монаха.
И потом, у Гамаша имелись свои вопросы. Первый из них звучал так: благоразумно ли с его стороны идти за Франкёром? Не из-за того, что мог сделать суперинтендант, нет. Гамаш опасался того, что может сделать он сам.
Но он хотел узнать, какие секреты заставили Франкёра покинуть монастырь. Уж явно не потребность в утренней прогулке. Гамаш вышел в холодное темное утро и осмотрелся. Еще не было шести, и туман предыдущего вечера превратился в изморось, оттого что холодный воздух сталкивался с поверхностью воды и поднимался над ней.
Франкёр остановился среди деревьев, почти незаметный на фоне темного леса, если бы не синевато-белое сияние в его руке.
Гамаш замер, глядя на стоящего спиной к нему суперинтенданта. Франкёр склонился над телефоном, и со стороны могло показаться, что он смотрит в магический кристалл. Но конечно, он занимался другим делом: то ли читал, то ли набирал послание.
Послание настолько секретное, что ему пришлось покинуть монастырь из боязни, как бы кто-нибудь не застал его за отправкой письма. Но его все же застали: экран телефона в темноте утра служил маячком, выдавал суперинтенданта.
Гамаш многое бы отдал, чтобы заполучить этот телефон.
Ему даже пришла в голову мысль быстро преодолеть расстояние между ними и выхватить телефон из руки Франкёра. Чье имя он увидит на экране? Какое важное дело вынудило Франкёра прийти сюда, рискуя встретиться с медведями, волками и койотами, которые только и ждут, когда какое-нибудь более слабое существо совершит ошибку?
Однако этим более слабым существом может оказаться и сам Гамаш. Если совершит ошибку.
Но он все же стоял и наблюдал.
Он не мог выхватить телефон из руки Франкёра, а если бы и смог, то не узнал бы всю историю. А Гамашу сейчас требовалась вся история. Терпение, напомнил себе Гамаш. Терпение.
И еще один ход.
– Bonjour, Сильвен.
Гамаш чуть не улыбнулся, увидев, как светящийся квадратик задергался вместе с рукой Франкёра. Суперинтендант резко повернулся, и всякое подобие улыбки сошло с лица Гамаша. Франкёра не просто обуяла ярость – он жаждал крови. В свете экрана его лицо выглядело карикатурно.
– Кому вы пишете? – ровным голосом спросил Гамаш и двинулся вперед таким же ровным шагом.
Но Франкёр, казалось, потерял дар речи, и Гамаш, приближаясь, видел на лице суперинтенданта не только ярость, но и страх. Франкёр был в ужасе.