Приглашение на смерть - Юлия Фёдоровна Ивлиева
– Тебе нравится Япония? Почему ты выбрала живопись суми-э? – рассеянно спросила Кира, продолжая рассматривать комнату.
– Я раскрашивать люблю. Кисточкой и красками, сразу, а сначала карандашом рисовать не люблю. Это долго и неинтересно. А японские картинки можно рисовать сразу, – живо отозвалась Арина. Она явно радовалась приходу Киры и возможности поговорить о любимом занятии.
Девочка смотрела на специалиста по психопатологии ясным открытым взглядом.
– Я до этого раскраски раскрашивала, только они на плохой бумаге, их красками нельзя. Мокнут. А я люблю красками и чтобы краска как живая ползла. Так… – Арина растопырила обе пятерни, показывая, как ползет краска.
– Тебе нравится рисовать на бумаге для акварели, – догадалась Кира.
Бумага для акварели имеет специфическую структуру, и краска на нее ложится особенным образом.
– Да, бабусечка мне волшебную бумагу делает, – подтвердила девочка. – Мокрит ее сначала и потом сушит. Еще мне рисунки из интернета распечатывали, их через окошко можно перевести и тогда сразу красить. Но это тоже долго. Я не люблю ждать.
Арина размахивала руками, подробно жестами дублируя все, о чем говорила. Кира отметила некоторую неловкость, неточность в движениях. Рассуждения, простые и примитивные, тоже не по возрасту. Арина страдала задержкой развития, предположила Кира. Возможно, еще чем-то.
– Ты не училась в художественной школе? – уточнила Кира.
– Нет. Я не хочу в художественную школу. Я хожу в школу к Тамаре Васильевне и Денису. Больше никуда не хожу. Я не хочу учиться рисовать, я хочу сразу красить, – объясняла девочка. – Мне больше ничего не нравится. Мама сказала, что это все бесполезно. Бабусечка мне бумагу волшебную дала и кисточки.
– Тебя учила рисовать бабушка?
– Она мне не бабушка. Но да, бабушка. Бабусечка, – лепетала девочка.
Кира приглядывалась к собеседнице, и у нее возникало странное чувство, что Арина рассказывает о своей жизни, совершенно не нуждаясь в вопросах собеседницы.
– Петь я не могу, у меня голоса нет, танцевать тоже не могу, я толстая, меня в классе за это дразнят. Мальчишки особенно. Но я не обращаю внимания. Наушники в уши вставлю, слушаю аудиокнигу и ни на кого не обращаю внимания. Меня так бабусечка научила. У меня целая аудиобиблиотека. Хотите, покажу?
Кира кивнула. Девочка схватила планшет, потыкала пальцем в экран, неловко, не сразу попадая в иконки, и придвинула к Кире.
– Вот так включаешь и слушаешь. И как будто бабусечка тебе сказку рассказывает, – продолжала Арина. – А если вот сюда засунуть провод, то звук будет в наушники идти. И все. Больше никого не слышно.
Кира разглядела, что в списке недавно прослушанных книг детские сказки и повести.
– А чему тебя научил папа? – спросила Кира без особых надежд на то, что девочка ответит на ее вопрос. Отсутствие мужчин в жизни матери и дочери было очевидным.
– Папа? У меня нет папы. Я же девочка. Папы бывают у мальчиков, – просто и беззаботно объяснила Арина.
– Вы живете вдвоем с мамой? – продолжала спрашивать Кира.
– Нет. Еще бабусечка. Но она уехала. – Арина нахмурилась. – Мама не разрешает про нее говорить.
– Маму надо слушаться, – согласилась Кира.
Из коридора послышались щелчки открываемой двери, и через секунду женский голос позвал:
– Ариночка, доча!
Девочка сорвалась с места и, как маленький мамонтенок, топая и задевая углы, понеслась встречать мать.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Кира, сожалея, что не успела уйти.
– Кто вы такая? Как сюда попали? – женщина смотрела на Киру зло, возмущенно, вытаращив глаза и тяжело дыша. – Как вы посмели зайти в квартиру? Кто вас пустил?
– Тетя из школы, ей нравятся мои рисунки, – пропищала Арина.
– Вы действительно из школы? – с сомнением переспросила женщина. – Никогда вас там не встречала. Арина ходит только к нескольким педагогам, в основном она на домашнем обучении. Вы по какому предмету?
– Я не по предмету, я психолог, – осторожно представилась Кира. – Я по поводу рисунков. Хотела узнать, где и как Арина научилась рисовать в такой технике.
– Бабушка ее научила, в целях развития моторики и вообще движения. Давно. Еще маленькой. Она много занималась с Ариной, пока могла. Больше не может, – ответила мать, раздражение и настороженность из ее тона не пропали. – Арина не занимается в школе рисованием. Почему вас интересуют ее рисунки?
– Потому что я на самом деле не из школы. Я консультант в полиции. Рисунки в такой же технике фигурируют в делах об убийстве. И это придуманная техника, не классическая японская живопись, а оригинальная, индивидуальная, – объяснила Кира и показала удостоверение. – Поэтому я хотела бы знать, где девочка этому научилась? Где видела подобные рисунки, или, может быть, кто-то ей подсказал?
Женщина побледнела, ее лицо превратилось в каменную маску, она нервно и зло засмеялась.
– Центральное Управление МВД? – искривленными губами прошептала женщина. – Кира Даниловна Вергасова? – В голосе звучала неожиданная ненависть, во взгляде поднималась волна ужаса и ярости, будто она видела Киру не первый раз и имела причину ее люто ненавидеть. – Вы допрашиваете несовершеннолетнюю девочку в связи с убийством? Вы думаете, она тайком встречается с убийцей и он учит ее рисовать? Еще что вы придумаете? Может быть, что она убийца? Или я? – мать Арины перешла на крик. – Вы еще фотографии трупа ей покажите. Мало я с ней хлебаю. Давайте ее еще до смерти перепугаем.
Ее лицо покраснело, лоб покрылся испариной, а шея напряглась. Трясущимися руками она прижимала к себе Арину, которая пыталась высвободиться.
– Я хотела поговорить… – Кира старалась говорить мягко и любезно. – Вдруг вы смогли бы нам помочь.
Мать не слышала ее.
– Помочь? Помочь?! Вы серьезно? Полиция пришла за помощью к матери-одиночке и больному ребенку? Больше полиции некому помочь? Совсем беспомощная? Без нас убийцу не найдет? А почему полиция не помогала нам? Когда я в общаге беременная жила, с одной стороны наркоманы, с другой алкаши? Не помогала? Нет, не помогала. Когда я на трех работах горбатилась, тоже что-то никто помогать не прибежал. Когда ее ни в один садик не брали, во всех школах посылали, а только в интернат предлагали сдать, что-то тоже никто не прибежал помогать. Когда от меня мужики шарахались, потому что на руках больной ребенок и со мной даже трахаться невозможно, потому что мне ее деть было некуда.
Она кричала, брызгала слюной и судорожно прижимала ребенка к себе. Арина громко скулила, вырываясь из материнских объятий.
Кире не удавалось и слова вставить. Надежда на разговор потонула в истерике. Вергасова соглашалась, кивала и двигалась к двери, но женщина с ребенком перегородили коридор, и проскользнуть, не отодвинув и не дотронувшись до них,
