Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
– Не знаю. – Брат поежился. – Ты как к ней вообще пройдешь?
– А так же. – Богдан указал на заднее сиденье, где лежали халат и маска. – Полицейскому скажу, что нужно проверить сахар в крови или что-то такое.
– Там еще полицейский? – Брат убрал одну руку с руля, перекрестился. – А если он зайдет с тобой?
– Так, если я ей растворю таблетки, – сказал Богдан, – что он заметит? Подумает, что я ей лекарство какое-то даю.
– Ты в лекарствах не разбираешься, – сказал брат.
– Как будто полицейский разбирается. – Богдан снова взял телефон. – Сейчас загуглю, какие бывают обезболивающие, выберу самое непонятное. Вот это и скажу.
Он походил по ссылкам, потом спросил:
– Ты про трамадол слышал?
– Нет. – Брат покрепче взялся за руль. – Это что?
– Психотропный опиоидный анальгетик, – прочитал Богдан. – Полицейский, я думаю, тоже не слышал. Это же не какой-то следователь, обычный охранник в погонах.
– Давай я с тобой схожу, – сказал брат.
– Помолись за меня, – сказал Богдан. – И мне нужно, чтобы ты сидел за рулем, чтобы, когда я выйду, мы сразу уехали.
– Хорошо. – Брат кивнул. – Хорошо. Какую молитву читать? За упокой?
– Сплюнь, – сказал Богдан.
Сима молилась долго, иногда вдруг замечая, что на несколько секунд провалилась в сон. Но молитва не замолкала даже во сне:
…За каждого из своих детей благодарю Тебя, Господи, мой спаситель и утешитель. За Варлаама, Царствие ему Небесное, раба Твоего, изошедшего в мир, чтобы обеспечить нашу Обитель, за Дмитрия, раба Твоего, изошедшего в мир, чтобы нашу Обитель защитить, за Адриана-отступника, раба Твоего, которого Ты и отец очистите колодцем и вернете ко мне, за Злату, рабу Твою глупую, слепую, которую вы с отцом на Путь наставите…
Потом она перечисляла внуков и внучек. Они все были еще довольно маленькие, и если из старших только Дмитрий шел по Пути не сворачивая, то про младших Сима всегда верила, что они все вырастут защитниками Обители, настоящими братьями и сестрами во Христе. Она дошла в своей молитве до Авксентия, но не запнулась:
…Прости, Господи, раба Твоего, сына моего, Авксентия, который по малости лет и неразумению свернул с Пути. Прими его в Царствие Вечное, за его короткую земную жизнь и чистую душу, молю Тебя…
Тут в дверь постучали, и Сима широко открыла глаза. Она совсем забылась и перестала прислушиваться к звукам в коридоре. Наверняка это пришел отец, рассказать о том, как прошло наказание девочки.
– Можно, – сказала Сима и сама удивилась тому, как высохли губы за время молитвы.
Дверь открылась, и в комнату заглянул один из мастеровых братьев.
– Баб, нам там совет нужен, – сказал он. – По пропорциям. Можно я схемку покажу?
Алексей сидел даже не на иголках, а на настоящих иглах. Его еще ни разу не ставили ни на одно задание в одиночестве. Вообще до этого расследования он думал, что начальство никогда его не заметит. Его к Сергею Георгиевичу приставили даже не для того, чтобы он следил за «московским» новичком, а чтобы этот самый новичок не забывал про начальство.
Сергей Георгиевич Алексею нравился, но он, конечно, не шел ни в какое сравнение со своей племянницей. Мириам Борисовна произвела на Алексея огромное впечатление. Сначала, когда за минуту разобралась в квартире, которую старшие коллеги до этого прочесывали несколько часов, а потом – когда придумала и организовала операцию с Дилером. Конечно, Алексей понимал, что операция прошла неудачно, но сам факт того, как легко Мириам Борисовна вышла на Дилера и разобралась с его каналом связи, был неоспорим. К тому же по детективке было видно, что она, в отличие от начальников Алексея, умеет признавать свои ошибки.
Каждые десять-пятнадцать секунд Алексей проверял адрес Мириам Борисовны – та и вправду поделилась своей геолокацией. Когда плывшая по карте точка замерла, он залез в гугл-карты и нашел нужное место. Мириам Борисовна приехала на территорию завода, заброшенного в начале двухтысячных и некоторое время служившего офисным центром, который в конце концов тоже оказался заброшен. Алексей уже решил, что если в течение получаса точка на карте не сдвинется, то он напишет Мириам Борисовне, а если она не ответит, сразу вызовет к заводу наряд.
Девушка, которую Мириам Борисовна называла Осой, ему совсем не понравилась. И не только потому, что, по словам детективки, Оса попыталась ее убить. Было в этой девушке что-то неприятное, как будто она все время сжимала в кармане пистолет и готовилась в любой момент выстрелить. Алексей посмотрел на закрытую дверь палаты, потом снова на телефон. Нервы начинали его подводить.
Богдан вошел в больницу, держа свернутый халат в руке, но на первой же лестнице развернул его и надел. Потом натянул маску. Охранник на этот раз на него даже не посмотрел.
Богдан прошел по больнице, заглянул через окошко двери в коридор перед палатой свидетельницы. Там сидел только давешний полицейский.
– Господи, спаси и сохрани душу раба Твоего, – пробормотал Богдан и с силой толкнул дверь. Пересек коридор, остановился возле полицейского, показал пакетик с таблетками.
– Доктор сказал, нужно дать пациентке трамадол. – Богдан нетерпеливо щелкнул пальцами. – Можно к ней?
Сначала собирался сам представиться доктором, но потом испугался, что полицейский уже видел лечащего врача девушки и может счесть появление другого доктора подозрительным.
Полицейский вскочил и даже потянулся отдать честь, но в последний момент опустил руку, указал на дверь.
– Проходите, пожалуйста, – сказал он. Богдан ему кивнул, прошел в палату.
Девушка не спала. Она лежала на койке и что-то читала в телефоне. Лицо у нее было немного осунувшееся, а глаза сонно моргали. Богдан боялся, что голос дрогнет, – так ему вдруг стало страшно. Пальцы захрустели пакетиком, и он поскорее опустил руку, сжал ее в кулак. Нужно было прочитать молитву, но при свидетельнице делать этого было нельзя. Вряд ли она бы спокойно отреагировала на врача, читающего молитву. Богдан прикусил губу, в душе поблагодарил Бога за маску.
– Здравствуйте, – сказал Богдан. – Доктор попросил дать вам трамадол, для восстановления.
– Негусто, – сказала Мишка, когда Оса закончила описывать своих питерских братьев.
– Чем богаты, – сказала Оса. – Обитель не такая уж большая, а братьев и сестер нужного возраста мало.
– Понятно. – Мишка потянулась. – Что ж, сейчас позвоню господам федералам и будем договариваться с ними о задержании. А…
Она не договорила, потому что в глубине лофта вдруг раздался мелодичный звон, и лицо у Осы стало каменным. Мишка медленно поднялась с пола, кивнула Осе, которая приложила к губам указательный палец. Раздался щелчок, и лампа погасла.
Среди перегородок прозвучали тяжелые шаги. Оса вытащила из кармана алюминиевую банку, отступила к стене. Мишке указала на кухонный стол. Та поняла – пересекла комнату, опустилась на корточки. Теперь за двумя поваленными столами ее было не видно.
Человек с татуировкой на шее не обратил на звон никакого внимания. В зал он попал, забравшись по стене от реки, и теперь оставлял на полу мокрые следы. Обходя очередную стену, закашлялся, сглотнул кровь. Снял с подвеса топор, взял в левую руку, которая сегодня болела меньше правой. Он точно знал, куда идти: в глубине зала, где-то за этими стенами, он успел разглядеть небольшой отсвет. Там прятались гнилые колосья, которые пора было срубить и выбросить.
Мишка огляделась. Перегородки были не слишком высокие, но она все равно была не уверена, что сможет через них перелезть. Разве что, если забраться на стол, можно было попробовать запрыгнуть на одну из них. К тому же было непонятно, насколько они крепкие. Возможно, их было достаточно толкнуть.
Оса выглядела очень мрачно. Мишка помнила, что никаких колокольчиков в коридоре, ведущем на лестницу, не было, а значит, неизвестный ночной посетитель
