Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
Тогда человек развернулся и пошел обратно в глубь зала. Там были открытое окно и спасительная вода. Он пересек зал, с трудом подтягивая неслушающуюся левую ногу, перевалился через подоконник и полетел вниз. В последний момент ему удалось вытянуться и войти в воду почти без всплеска.
Вода была ледяная и очень вкусная. Боль в боку тут же свернулась, превратилась в маленькое пульсирующее колечко. Человек с татуировкой на шее попробовал перевернуться и выплыть к поверхности, но ноги вдруг оказались бесполезными кусками мяса, которые тянули вниз, на дно. Свело левую руку, и от нее странная новая боль протянулась в плечо, обхватила сердце. Человек с татуировкой на шее сглотнул, и легкие сразу наполнились водой. Правая рука дернулась, коснулась поверхности воды, но не пробила ее. Человек с татуировкой на шее попробовал изогнуться, но голова оказалась слишком тяжелой и тоже стала тонуть. Следом за головой потянулось все тело.
За окнами орала сирена. Соня попыталась подняться и чуть не захлебнулась. Рот был полон крови. Подняла руку, положила себе на грудь и почувствовала теплую жижу. Что-то в груди хлюпало и текло. Тогда снова закрыла глаза, попробовала заснуть.
– Софья! – позвала совсем рядом детективка. Соня снова открыла глаза и увидела маленькую Мишку. Та устало опустилась рядом, убрала Сонину руку. С улицы раздался усиленный мегафоном голос. – Это полиция! Сдавайтесь! Вы окружены!
– Лежи ровно. – Детективка включила фонарик в телефоне, посветила Соне на грудь и вдруг заплакала. Соня хотела хлопнуть ее по плечу, но рука так и осталась лежать на полу.
– Чего ты? – спросила Соня, сглотнув кровь.
– Сейчас здесь будет полиция, – сказала детективка. – И скорая. Я попросила Алексея вызвать скорую. На всякий случай.
Соня рассмеялась, закашлялась. Держать глаза открытыми было тяжело.
– Будь с Богом, – сказала Соня, – маленькая Мишка.
– Не засыпай. – Детективка замахнулась, ударила Соню по щеке. Соня ничего не почувствовала – только голова качнулась в сторону.
– Еву найди. – Соня попробовала облизнуть губы. – Забери ее, ну?
Она закрыла глаза и умерла.
– Ну нет. – Мишка еще раз ударила Осу. – Давай, просыпайся.
Где-то вдалеке застучали шаги.
– Сюда! – позвала Мишка. – Человек ранен! Сюда!
Она кричала очень громко, так, что перестала слышать сирену. В голове возникли слова молитвы:
Господи, сестра Твоя расторгла узы смерти и взошла на небеса. Удостой усопшую сестру Твою победы над смертью, чтобы она в покое обрела вечную жизнь.
Глава двенадцатая
Дверь распахнулась, Сима вздрогнула. Боль пронзила лицо, и пришлось зажмуриться.
– Знаешь, – отец закрыл за собой дверь, опустился на пол рядом с кроватью, – я ведь в детей твоих верил и в них Веру свою вложил.
Сима все еще не открывала глаз и жалела только о том, что не может заткнуть уши. Отец ткнул ее в бок, потом, когда она не сдвинулась, хлопнул по щеке, по челюсти. Только тогда Сима посмотрела ему на руки. Там светился белый прямоугольник мобильного телефона. Какая-то картинка и заголовок. Буквы расплылись, а вот картинку Сима разглядела – краснокирпичное большое здание, какой-то завод.
– Что-то случилось с Дмитрием? – спросила она. Отец ругался на нее только тогда, когда кто-то из ее детей оступался. А из детей неоступившийся оставался только один.
– Дмитрий вознесся на небеса, – сказал отец. – И теперь пребывает среди святых в Царствии Господа.
Симино сердце вздрогнуло, остановилось. Она попробовала вдохнуть, не смогла, стала дергать челюстью, пытаясь хотя бы ртом схватиться за кислород.
– С ним ушла и отступница Софья, – сказал отец.
Сима наконец почувствовала, как легкие снова наполняются воздухом, услышала биение сердца. Это означало, что хотя бы и ради оступившихся двоих своих детей ей полагалось жить дальше.
– Я тебя от детей отстраняю, – сказал отец. – От учебы и от работы. Ты уже стара. И чему ты можешь их научить? Смотри, где твои дети?! – Он обернулся, посмотрел ей прямо в глаза. – Варлаам и Дмитрий гниют в земле, Злата ослепла, а Адриан твой любимый превратился в скота. – Отец сжал Симино плечо. – В кого они? В кого отступники? Чему ты их учила?
«Мы же вместе учили», – хотела сказать Сима, но она знала, что малый семейный мир всегда лежал на ее плечах. Отец вел обительскую жизнь. У него было множество детей. У нее – всего четверо.
– Завтра казню Адриана, – сказал отец. – Раньше верил, что он из колодца очищенным выйдет. Теперь не верю. Бог твоих детей проклял, Серафима. И Злату бы убить надо, да только она, может, с ребенком. С ней подожду, а если не народит, то тоже казню.
– Благодарю тебя, отец, за миелосердие. – Сима хотела перекреститься, хотя бы поднять руку ко лбу, но отец все еще сжимал ее плечо и не давал пошевелиться. – Благодарю Бога нашего, Иисуса Христа, за миелосердие. Спасибо тебе, Господи, и прости рабе Твоей прегрешения сыновей и дочери ее.
– Аминь, – сказал отец. Сима видела, что и его лицо неспокойно. Все же Дмитрий был и его сыном, и сыном любимым и самым ценным. Сорок лет ходил по земле Дмитрий и ни разу отца не ослушался и не оступился. Сима знала, что и умер он не от того, что оступился, – просто тело его износилось и выпустило в небо бессмертную его душу.
Они еще долго молчали. Отец смотрел на горящую свечу, Сима – на отца.
– Спать пойду, – сказал отец. – И тебе бы спать.
– Я не ела сегодня. – Сима облизнула верхнюю губу. – Пришли ко мне маленькую Еву, она мне принесет с кухни что осталось.
– Пришлю. – Отец поднялся и вышел.
Вера открыла холодильник и вздохнула. На верхней полке лежали овощи: два кабачка, фиолетовая луковица и пластиковая коробочка с ростками сои. Среднюю полку соседка заставила упаковками миндального молока, видимо рассчитывая, что в Питере они с Верой проведут еще три-четыре месяца. На нижней полке одиноко перекатывалась банка соленых огурцов.
– Мишка! – Вера потыкала кабачки пальцами. Они были совсем неспелые.
– Чего? – Соседка, которая еще секунду назад стучала по клавиатуре ноутбука, возникла в дверях кухни.
– Хлеб есть? – спросила Вера.
– Хлеб есть. – Мишка открыла ящик над плитой. – Я сначала купила какой-то, но он оказался с молоком, и я тогда купила другой.
Она достала с полки запечатанный батон, положила на плиту.
– Тебе нарезать? – спросила она. – Можно на него огурцы положить. И сою. Или кабачки.
Вера вздохнула, повернулась так, чтобы не задеть дверцу холодильника левой рукой.
– Давай сюда, – сказала она. Мишка открыла батон, смяла в руке пластиковую упаковку, а батон отдала Вере.
– Ты его так есть будешь? – спросила она, стараясь не смотреть на Верину повязку. Вместо этого перевела взгляд на собственное запястье, на которое вернулся крестик. Потрогала его, повертела.
– Чего молчишь? – спросила Мишка. Вера подошла к ней поближе, взяла за левое запястье здоровой рукой.
– Что там в сканах? – спросила она. Соседка весь день разгребала статьи, присланные подругой из Петрозаводска.
– Много чего. – Мишка все еще не поднимала взгляда. Ее щеки двигались, как будто она жевала жвачку.
– Ну чего ты? – Вера отпустила Мишкино запястье, прикоснулась к ее щеке, провела пальцем по пластырю. У детективки таких пластырей было семь. Два на щеке, три на левой руке, которую она ободрала, когда прыгнула на лестнице, и еще
