Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель
Я плачу и беру Изри за руку:
– Если он умрет, я тоже умру.
Маню вздыхает:
– Ладно, отнесу его в кроватку.
Одну руку он просовывает Изри под спину, другую под колени и поднимает его, морщась от усилия.
– Черт, да он целую тонну весит!
Нужно добавить, что он уже второй раз меньше чем за два часа куда-то несет Изри. Я убираю одеяло, и Маню кладет Изри на постель.
– Я останусь на ночь, – говорит он.
– Спасибо, Маню.
Он крепко меня обнимает.
– Ты молодец, Тама, – тихо говорит он. – Ему очень повезло, что ты у него есть…
Маню уснул в кресле, которое принес из гостиной. Я же прилегла рядом с Изри и всю ночь держала его за руку. Заснуть не получалось. Я постоянно думала о том, что сказал врач.
«Если бы пуля прошла в десяти сантиметрах правее, то он бы погиб».
Я чуть не потеряла Изри. Чуть не умерла сама.
Маню просыпается около семи утра. Он не сразу понимает, где находится. Потом потягивается и подходит к кровати.
– Просыпался? – спрашивает он.
– Нет… Так же не должно быть?
– Не волнуйся. Врач сказал, что вколол ему снотворное… Так что скоро придет в себя, я уверен. Я бы кофейку выпил…
– Сейчас приготовлю, – говорю я, вставая. – Есть хочешь?
– Ага.
Я иду в кухню, ставлю на поднос кофе, подсушенный хлеб, масло и варенье. Когда я захожу в комнату, Маню стоит на коленях у кровати и держит Изри за руку. В глазах у него слезы. Как только он меня видит, то быстро их смахивает и смущенно улыбается. Я опускаю поднос на кровать, и мы завтракаем в полной тишине.
– Знаешь, Тама, когда я познакомился с Изри, ему было шестнадцать лет. Я сразу понял, что он не такой, как другие ребята…
– А какой? – спросила я.
– Твердый и холодный, как камень. Было видно, что он много чего пережил… Но я почувствовал, что он человек честный. Честный. И что на него можно положиться. Что он не подлый… Понимаешь, о чем я?
– Прекрасно понимаю.
– И тогда я взял его под свое крыло, как говорится. И никогда об этом не пожалел. Не знаю, что произошло, когда он был ребенком, но…
– Даркави, – говорю я.
– Кто?
– Его отец. Он постоянно его бил. Дьявол во плоти. Мне бабушка Изри рассказывала…
– Гм… Я знал, что это как-то связано с его отцом. Но тот уже умер, так что…
– Умер?
– Мне Изри сказал, – уточнил Маню.
– Он же, кажется, ушел из дому и так и не вернулся. Никто не знает, где он, и тем лучше.
– Ну, для Изри он как будто умер.
– И теперь ему отец – ты.
81
Изри не встает с постели уже две недели. Я постоянно дежурю рядом, и Маню заходит каждое утро. Грег тоже приходил, он, кажется, потрясен тем, что произошло с его лучшим другом.
Изри страдает, но никогда не жалуется. Я его пою, кормлю, обмываю ему лицо и тело теплой водой. Он не захотел объяснить мне, что с ним случилось, но я уверена, что он все рассказал Маню, когда тот оставался с ним наедине. В общем, не так важно, кто в него стрелял. Важно, что убийца промахнулся.
Маню сообщил Изри, что тот жив только благодаря моей интуиции, и он ответил, что я его ангел-хранитель.
Сегодня должен прийти врач, и я жду его прихода, лежа рядом с Изри.
– Если бы не ты, меня бы уже похоронили…
– Тогда похоронили бы и меня, – отвечаю я.
– Не говори так, Тама! Если когда-нибудь меня…
Я прикладываю палец к его губам, и он замолкает.
– Этого никогда не будет. Слышишь? Никто и ничто нас не разлучит. Никогда.
Он целует мою ладонь и смотрит на меня с улыбкой.
– Потому что ты так ко мне привязана, да? – шепчет он.
– Потому что я тебя люблю!
– А… почему ты меня любишь?
Я секунду думаю и говорю:
– Потому что иначе не могу.
* * *
Это случилось зимой. А именно пятнадцатого января.
Мне было тринадцать лет, я ходил в школу. Я искренне радовался тому, что зимние каникулы завершаются, ведь я наконец смогу выйти из нашей проклятой квартиры. У меня появится весомая причина держаться подальше от отца.
В одиннадцать утра учитель математики Бармоль сказал, что я сделал ошибку в вычислениях, хотя это было вовсе не так. Я ему объяснил, что не прав он сам, но он ничего не хотел слышать. После каникул я вдруг понял, что, как бы хорошо я ни учился, Бармолю никогда не понравятся моя рожа и цвет кожи.
В конце концов я его обозвал старой сволочью, и он отправил меня к завучу. Я до сих пор не понимаю, зачем так поступил. То ли потому, что хотел выпендриться перед одноклассниками. То ли потому, что на каникулах дома было настолько невыносимо, что у меня оголились нервы. А может, мне надоело, что меня наказывают за несуществующие проступки.
Или все дело в том, что Бармоль и правда был старой сволочью.
Вечером я вернулся из школы, мать была еще на работе, но в нашей маленькой столовой меня поджидал отец. Как только я пришел, то сразу получил оплеуху.
– Из школы звонили. Неделю сидишь дома, ясно?
Я ничего не ответил. Да и что тут скажешь?
Даркави схватил меня за руку и вывел на лестницу. Мне стало страшно, страх был таким же сильным, как стальная хватка отца. Я понял, что он ведет меня в подвал. Как только мы ступили на лестницу, ведущую в общедомовой подвал, мне удалось вырваться, и я побежал. Я бегал намного быстрее Даркави, и он бы меня никогда не догнал. Но я сразу столкнулся нос к носу с нашим консьержем. Он схватил меня за шиворот, я пытался освободиться…
– Куда несешься? Что ты там еще натворил?
– Пустите! Пустите!
Тут подоспел отец. Он вежливо поблагодарил консьержа и опять повел меня в подвал. В глубине никто уже не слышал моих воплей. Криков о помощи. Я знал, что в этот грязный подвал почти никто не спускается. Отец открыл наш бокс и втолкнул меня внутрь с такой силой, что я отлетел к противоположной от входа стене.
Отец весь день накапливал злость. И теперь, после того как я сделал жалкую попытку вырваться, ярость его достигла своего апогея.
Я поднялся на ноги, чтобы
