Зов пустоты - Максим Шаттам
Увидев, что Ишам уезжает на велосипеде и его никто не преследует, Марк наконец завел мотор и пристроился за ним.
Ишам почти сразу же заметил их и несколько раз обернулся, чтобы проверить.
– Ты уже понял, что это мы, останавливайся давай, – буркнул Марк и прибавил скорость, чтобы поравняться с велосипедистом.
Но тот вдруг свернул влево и бешено закрутил педали. Он промчался между двух бетонных блоков и ринулся прочь, к перпендикулярной улице, выходившей к крытой галерее, где заканчивалась дорога и начиналась пешеходная зона.
– Чертов придурок!
Марк резко затормозил, Людивина выскочила из машины и кинулась вдогонку за Ишамом. Тот едва увернулся от детской коляски, прибавил скорость и помчался на другой конец галереи. Людивина на миг засомневалась: она знала, что по классике в таком квартале полагается отпустить беглеца, чтобы тот случайно не попал под машину и тем самым не спровоцировал десятидневные беспорядки. Но решила, что велосипед не мотоцикл и что ставки слишком высоки.
На параллельной улице взвизгнули шины – это Марк пытался отыскать главную улицу.
Людивина вспрыгнула на мусорный бак и взобралась на плоскую крышу галереи, вскрикнув от боли в ребрах. Она стрелой промчалась по крышам, спрыгнула с другой стороны и рванула к насыпи. Если Ишам решил сбежать, на другом конце пешеходной улицы у него будет два варианта: вернуться на парковку, где его встретит Марк, или поехать сюда.
Велосипед показался чуть впереди. Ишам притормозил, чтобы оглянуться, и Людивина бросилась к нему.
Едва заметив ее, он нажал на педали, набрал скорость и покатил к грунтовой дорожке.
Людивина выверяла каждое движение. Она скользила по улице, словно львица, – касалась земли одними носками, контролировала дыхание, руки двигались в такт ногам. Поначалу было непросто, тело все еще не оправилось от повреждений, но, согревшись на бегу, оно словно расплавилось, и Людивина свыклась с болью настолько, что перестала обращать на нее внимание.
Ишам обернулся, с ужасом обнаружил погоню и как бешеный помчался вперед.
Но львица не сдавалась.
С каждой секундой она все больше отдалялась от него и потому рассчитывала путь заранее, старалась как можно точнее откорректировать траекторию. Ишам же так не мог, он изо всех сил крутил педали, мчался куда глаза глядят, в последний миг объезжал препятствия, притормозил перед группой подростков, возвращавшихся из школы, пробуксовал в грязи.
Людивина неотступно следовала за ним. Она бежала чуть позади, не спуская с него глаз, глубоко, размеренно дыша.
Параллельной улицы здесь не было, и она задумалась о том, сумеет ли Марк их найти, но тут Ишам резко повернул и выехал на узкую парковку перед высоким и длинным зданием, похожим на склад. Открылась дверь, выпустив человек десять. Ишам подкатил прямо к ним, так что они подпрыгнули от неожиданности, чуть не упал с велосипеда, ринулся прямо на людей, растолкал их и нырнул в здание без окон.
Людивина метнулась следом сквозь группу и оказалась на плохо освещенной лестнице. Наверху в полумраке она заметила Ишама и с трудом перевела дух.
Она слышала, как неистово бьется сердце в груди. Воздух начал обжигать легкие. Ребра вздымались с болью.
Не бросать начатое. Боль – лишь послание, которое можно игнорировать.
Морщась и обливаясь потом, она ворвалась в огромный полутемный зал. Кинотеатр. По экрану побежали титры, публика, к счастью малочисленная, начала двигаться к выходу, к ней.
Ишам мчался вниз, перепрыгивая через несколько ступенек.
Ему удалось немного оторваться.
Людивина снова бросилась вперед, сосредоточившись на движениях. Она знала, что надо держать темп, пусть быстрый, но ровный, и равномерно дышать. Она спортсменка, добежит, успокоила она себя.
Наверху показался охранник с мусорным пакетом в руках и сделал Ишаму знак, что туда нельзя, но беглец отпихнул его и бросился за противопожарную дверь.
Людивина выскочила в центральный коридор здания: бордовый ковер, бесконечная череда афиш и номеров кинозалов. От усталости ее поле зрения сузилось, периферическое зрение почти пропало, и она принялась быстро вертеть головой. Вправо. Влево.
Дверь с огромной цифрой 6 рядом на стене плавно закрылась на автоматических петлях.
Он там. Он может быть только там.
Она рванулась внутрь и оказалась еще в одном гигантском кинозале, где шел фильм.
В полутьме она едва различала сидящие силуэты, неподвижные, словно манекены.
На лестнице никого. Он не успел бы добежать до другого конца зала или до выхода внизу экрана.
Прячется?
Людивина хотела крикнуть, чтобы включили свет, спросить у зрителей, не заметил ли кто вбежавшего человека, но передумала, не желая сеять панику.
Она медленно пошла вниз по ступенькам, вглядываясь в темноту в поисках знакомой фигуры. Как он там выглядел?
Ее шумное дыхание раздражало зрителей, сидевших у прохода, сильнее, чем то, что она стоит над душой. Она слышала их ворчанье.
Внезапно ее осенило: она на несколько секунд задержала дыхание и прислушалась.
Ничего.
Она спустилась ниже и сделала то же самое.
Сердце колотилось прямо в ушах.
И вдруг, уже собираясь набрать полные легкие воздуха, она услышала прерывистое, приглушенное дыхание чуть дальше в ряду.
Ишам спрятал нижнюю часть лица в вороте толстовки, чтобы сидеть как можно тише.
Она подошла ближе, пытаясь опознать его по звуку.
Одинокая фигура рядом ниже, лицом к экрану. Просто зритель?
Людивина двинулась по ряду над ним.
Одним прыжком он вскочил на спинку сиденья перед собой и с цирковой ловкостью пошел по рядам вниз, к запасным выходам.
Людивина сделала то же самое, внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться и не упасть.
Он был совсем близко, в трех рядах.
Уже в двух.
Внезапно он оступился и нырнул головой вперед.
Людивина прыгнула и приземлилась прямо на Ишама. Тот попытался ее оттолкнуть.
Это он зря.
Людивина ухватилась за протянутую руку, сомкнула хватку и четким движением вывернула ее из сустава, вынудив Ишама подчиниться, чтобы не переломались кости от локтя до ключицы.
Спустя три секунды он был в полной ее власти.
В зале слышались крики и ругань.
– Конец! – сообщила Людивина, едва переводя дыхание. – Это новый эксперимент, кино прямо в зале. Надеюсь, вам понравилось.
Ишам у ее ног стонал от боли и ярости.
51
Зимним вечером сад Людивины словно превращался в театр теней.
Здесь шел зловещий спектакль. В бледном свете луны на ночном ветру танцевали то скрюченные пальцы, то скелетообразные конечности. Существа без головы. Без души. Узники собственных наваждений.
Прямо как религиозные экстремисты.
Людивина сидела в темноте, в кожаном кресле, закутавшись
