Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
–Но позвольте, Поль! Как же вы тогда объясните его славу? Ведь весь мир признает Чехова!
–Мир признает и Элвиса Пресли, и «Битлз», и каких-то современных поп-идолов, имен которых я даже не знаю. Это как раз легче всего объяснить. Славу создает толпа. Она необразованна, неумна и примитивна. У Чехова на редкость дурной вкус. Он начинал приказчиком в лавке отца и что-то от ловкого приказчика сохранял до последних дней. Гуляя по набережной, он грыз подсолнухи. Скажем, в той же «Даме с собачкой» у героини – шпиц, хотя мелкие собачонки всегда считались признаком редкой пошлости. Героиню в «Доме с мезонином» зовут Мисюсь. Что-то до неприличности сюсюкающее.
–Вы так думаете? – удивленно переспросил дьякон.– А мне нравится.
–Красиво,– подтвердила Лиз. И повторила: – Мисюсь. Надо прочесть.
–Прочтите, – с улыбкой кивнул Норов.– Короче, по моему мнению, рассказы Чехова – не литература, а блины. Как раз – для непритязательного обывателя, не хочу вас обидеть, Пьер. Они делятся на лирические и юмористические, но рецепт у них один: условный сюжет, условные герои, одна-две пейзажные зарисовки и начинка либо из натужного юмора, либо из лирики. Немного муки, немного воды и пара яиц. Ведь блины тоже бывают и с медом, и с икрой, – на любой вкус. Съел пяток, пропустил рюмку – хорошо! Но что рассуждать о блинах?
–Погодите, погодите! – не унимался дьякон.– Вы только что сказали, что вы против благотворительности, так?
–Ну да, – подтвердил Норов.– Никто не испытывает за нее благодарности. Она развращает людей, приводит к взаимным обидам и повышенным претензиям.
–Зачем же вы тогда сами занимаетесь благотворительностью?! – дьякон с лукавой улыбкой погрозил ему пальцем.– Хотите нас разыграть? Вы же дважды жертвовали нашей общине, и я могу назвать суммы! Для наших мест они весьма существенны…
–Считайте, что это – дурная привычка, – поспешно перебил Норов, не давая ему закончить.– Совсем неумная.
–Попался! – со смехом воскликнул Жан-Франсуа, хлопая его по плечу.– И зря ты этого стыдишься! Кстати, я знаю, кто любимый писатель Поля. – Пушкин!
–Вот как? – удивилась Анна по-русски.– Ты никогда мне об этом не говорил.
–Ты никогда меня об этом и не спрашивала.
–А вы, Анна? Вы любите Пушкина? – обратился Жан-Франсуа к Анне.
–Давно его не перечитывала.
–Пушкин в России считается самым большим поэтом, – пояснил Жан-Франсуа дьякону.
Тот кивнул, все еще не придя в себя после замечаний, сделанных Норовым в адрес Чехова.
–Пушкин в России – не просто поэт,– сказал Норов.– Апостол русской культуры. Ругать его – все равно что плевать в икону.
–Все русские писатели поклонялись Пушкину?
–За редким исключением. Толстой относился к нему скептически, но он вообще невысоко ставил поэзию.
–Толстой великий писатель,– одобрительно отозвался дьякон.– И он защищал евреев. А Пушкин?
–Нет, ему не случалось. Но в его время еврейский вопрос еще не обострился.
–Я пытался читать Пушкина, по-французски, конечно, но… не могу сказать, что он произвел на меня сильное впечатление, – проговорил дьякон. Прошу прощения, Поль, если задеваю ваши чувства, – прибавил он с подчеркнутой вежливостью.– Мне показалось, что все, о чем он пишет, я уже встречал во французской литературе. Эти мысли, образы, выражения…
–Такое ощущение возникает у многих иностранцев, – спокойно подтвердил Норов.– И оно имеет свои основания. Пушкин, действительно, свободно черпал из европейских источников.
–Это не имеет значения,– вновь вмешался Жан-Франсуа.– Все писатели друг у друга заимствуют. Пушкин потрясающий поэт! По моей просьбе, Поль читал мне его стихи на русском, переводил на французский и объяснял тонкости. И еще подбирал мне хорошие переводы Пушкина на французский. Вот, например, мне запомнились строки, одного стихотворения, что-то вроде Je ne veut pas mourir. Mais vivre, mes amis, soufrir et reflechir. Tu comprends, Pierre? – спросил он, обращаясь к дьякону.– Vivre pour soufrir et reflechir. C’est beau, n’est pas?
–Жить, чтобы страдать и думать,– повторил дьякон и задумчиво кивнул.– Это весьма близко к тому, о чем сегодня говорил Поль. Это действительно хорошо. А как это звучит по-русски?
–«Но не хочу, о, други, умирать/ Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!» – процитировал Норов.
–Вы сказали, что в России его считают апостолом, – начал дьякон.
–Апостолом русской литературы,– поправил Норов.– Он не был святым в жизни. Но о недостатках его творчества говорить как-то не принято.
–А в чем, по-вашему, его недостатки?
–В поэзии ему, конечно, нет равных, а вот к прозе он относился небрежно, как ко второстепенному жанру, и она ему отомстила. Несмотря на отдельные чудесные сюжеты, проза его в целом слаба, условна и не идет ни в какое сравнение с его поэзией.
–Хуже, чем у Чехова? – улыбнулся Жан-Франсуа.
–Трудно сравнивать, примерно, как Монтеня и Мопассана. Проза Пушкина – это идеи, не получившие должного воплощения, Чехов – это мастерство без глубоких идей. Пушкин – начало русской литературы, Чехов – ее конец.
–Пушкин писал только стихи и прозу?– спросил дьякон.– Или пьесы тоже?
–Его драмы в России принято ставить в один ряд с шекспировскими, но это большое преувеличение. Помню одну юную мамашу, которая как-то одевая своего трехлетнего сынишку на новогодний маскарад в детском саду, натянула на него пышные штанишки и в восторге захлопала в ладоши: «Шекспир! Настоящий Шекспир!».
Все рассмеялись.
–Но ведь стихи Пушкина из этих маленьких пьес нравятся,– сказал Жан-Франсуа.– Ты мне их читал, я помню. Забыл их название…
–«Маленькие трагедии». Стихи там превосходны, но сюжеты и характеры лишь намечены.
–Ты должен написать о Пушкине эссе!– сказал Жан-Франсуа.– О его дуэли и смерти.
–Ваня, ну какой из меня писатель,– запротестовал Норов. – Что ты выдумываешь!
–Он так интересно мне об этом рассказывал!– сказал Жан-Франсуа, обращаясь к остальным.– Ведь Пушкина убил француз, вы знали? Да, француз, Дантес, он потом стал членом сената, разбогател. Поль тонко анализирует характеры и поступки всех действующих лиц той драмы. Поль, напиши непременно! И назови «Смерть русского апостола». Как тебе название, Пьер?
–Мне кажется, что в темах, не связанных с религией, лучше не употреблять религиозных терминов, – осторожно заметил дьякон.
–Можно «La mort d’un voyou» ,– сказал Норов. – Это более современно.
–«La mort d’un voyou»? – изумленно переспросил дьякон.– Что вы подразумеваете под этим словом?
–Дерзкого, безрассудного человека, не признающего над собой никаких законов, кроме им самим установленных. По-русски мы называем таких «отморозками». Это слово имеет
