Милан Николич - Современный югославский детектив
На Юлиане был джемпер из Златибора!
У себя за спиной я ощущал дыхание Нино. Его лицо было мертвенно-бледным, в глазах безумный блеск. Вместе с Прпичем мы удерживали юношу, не давая ему приблизиться к кровати.
В комнате появился милиционер.
— Прошу всех освободить помещение! — потребовал он.
У дверей стояли Чедна и Розмари. Девушка непрерывно повторяла:
— Oh, mein Gott! Oh, mein Gott![22]
Она подошла к кровати и прикоснулась к джемперу Юлианы.
— Прошу ничего не трогать! Освободите помещение! — прикрикнул милиционер.
Официант по-прежнему стоял в дверях и вновь посторонился — на этот раз, чтобы дать нам выйти.
IIЯ поддерживал Нино, Чедна помогала идти Розмари.
Ну а кто же поможет истине?
Истину знает только убийца. А убийца истине не помощник, он ее скрывает. Страшнее дьявола он суетится здесь, между нами. Изображает удивление, сочувствие. Сплел паутину, заманил нас в нее и наслаждается, наблюдая за нашими тщетными усилиями выбраться из пут догадок и предположений.
Если честно, то я уже не строил предположений. Что касается убийства Ромео, у меня были кое-какие догадки относительно личности убийцы, хотя, скорее всего, и ошибочные. Теперь, после гибели Юлианы, течение моих мыслей нарушилось. Я никак не мог проследить связь между этими преступлениями. Разве что символичность имен: Ромео и Юлия! Еще утром они не знали друг друга. И вот их жизненные пути пересеклись и оборвались здесь, в мотеле, близ Новской, на пути из Белграда в Загреб. Два таких разных жизненных пути. Ромео прошел войну, был в армии Муссолини, потом сражался вместе с нашими партизанами, храбрый воин, весельчак и покоритель женских сердец. За рулем своего грузовика он проделывал длинный путь от Неаполя до Стамбула — через Рим и Триест, Загреб и Белград, Афины — и назад. И вот в одной из точек этого маршрута, в мотеле близ Новской, после драки с человеком, у которого он отбил жену, его жизнь оборвалась. А Юлиана? Что она видела в жизни? Сны о новых, выстроенных ею городах, некое предчувствие счастья, учеба, любовь и вынужденный отказ от материнства… Случайная встреча на шоссе и смерть в мотеле! Тоже случайная — или нет? Вполне естественно, что у меня возник такой вопрос, поскольку мне никак не удавалось связать между собой эти убийства: не хватало мотива, который объяснил бы оба преступления…
Что их объединяло?
Шелковый шарф!
И Ромео, и Юлиана задушены шарфами, которые несчастный шофер, наверное, купил на каком-то из многолюдных стамбульских базаров.
Шарф — это смертельная петля, в которую сунули голову жертвы, подумал я и вдруг вспомнил, что Ромео подарил три шарфа: Юлиане, Чедне и Розмари. Три совершенно одинаковых шарфа — серийное производство! Ромео задушен шарфом. Юлиана задушена шарфом! А Чедна? А Розмари? Неужели и им грозит та же участь?
Мои размышления нарушил официант:
— Не хотите ли чего-нибудь выпить?
Помню, я тогда потер лоб и вперил взгляд в его лицо. Будто откуда-то издалека до меня донесся голос:
— Ну и заваруха! Приехала специальная группа из Загреба!
Я снова потер лоб и заказал минеральной воды. В тот момент я решил, что не выпью ни капли алкоголя, пока не прояснится эта ужасная история. На трезвую голову всегда лучше думается. Я полагал, что совместными усилиями с Чедной мне удастся найти в густых зарослях тропинку, которая выведет меня на солнечную поляну, иначе говоря, мне удастся разгадать тайну убийств.
Мы с Чедной сидели за одним столиком.
После того как в номере немецкого промышленника была обнаружена задушенная Юлиана и когда мы немного оправились от потрясения, нас вновь собрали в гостиной. Обращенный ко мне вопрос официанта вывел меня из задумчивости и заставил вернуться к действительности. Оглядевшись вокруг, я увидел, что мы расположились, словно соблюдая некое неписаное правило игры, так, как нас расставила сама жизнь.
Мы сидели с Чедной, за другим столом — Штраус со своей дочерью, за третьим — Степан Прпич, за четвертым — Нино Веселица.
Тем временем эксперты, вероятно, пытались установить, когда наступила смерть Юлианы Катич.
Признаюсь честно, я чувствовал себя как подозреваемый, который должен доказать свое алиби. И еще — в тот момент я был уверен в невиновности лишь одного человека — себя самого!
Я старался вспомнить, кто последним видел Юлиану.
Когда Штраус любезно предложил девушке отдохнуть в его номере, ее проводили наверх Чедна и сам немец.
Розмари отправилась в комнату переодеться после того, как обнаружила мертвого Ромео; тогда она сняла златиборский джемпер. Его надела Юлиана: она жаловалась, что мерзнет, очевидно, ее знобило.
Нино Веселица поднимался наверх, чтобы напомнить Юлиане про лекарство. Нино? Дверь была заперта. Юлиана откликнулась, но в комнату его не впустила.
Значит, Розмари последняя, кто разговаривал с Юлианой.
А что, если Юлиана все-таки впустила Нино?
У меня голова пошла кругом.
На этот раз из задумчивости меня вывела Чедна:
— Двойное виски!
Ого! Я — минеральную воду, Чедна — виски!
Когда официант отошел, она обратилась ко мне с предложением:
— Давай объединим наши усилия! Идет?
— Я чувствую себя как в мышеловке. Кто-то за кем-то охотится, а кто кого поймает, неизвестно.
— Я буду ловить Штраусов, а ты — Прпича и Веселицу. Договорились?
— Я — отца с дочерью, а ты — вероятных убийц! — не согласился я.
Чедна усмехнулась:
— Убийцей можешь быть ты, хоть ты и исключил нас из списка подозреваемых.
— Тебя — нет, — мягко возразил я. — Если у тебя найдется мотив, ты остаешься в игре…
— Мотив есть и у тебя: когда-то вместо ягненка Ромео подсунул тебе старого кота! — И она многозначительно усмехнулась.
Я ценю чувство юмора, особенно в критических ситуациях, и еще — веские доводы.
— Соглашайся, — настаивала Чедна. — Ты уже нашел общий язык с Прпичем и Веселицей, а я даже не раскрыла тайну двуспальной кровати в номере Штраусов.
Я вздрогнул. Двуспальная кровать?
Ну да! Как это я не додумался, а ведь видел своими глазами!
Юлиану задушили шелковым шарфом, когда она отдыхала на единственной кровати в номере. Этот номер с этой кроватью взял для себя и своей дочери Штраус.
Отец и дочь в общей постели? Шестидесятилетний отец и семнадцатилетняя дочь — под одним одеялом?
И под этим одеялом нашла смерть Юлиана!
Я всегда преклонялся перед особенностью женщин чувствовать всем своим существом. Вот Чедна: ее незримые антенны улавливали таинственные сигналы, которые каким-то образом помогали разуму безошибочно приблизиться к истине.
— Ты до чего-нибудь докопалась? — спросил я подозрительно.
Она посмотрела на меня с таинственным видом.
— Вот выпью двойное виски, и в голове прояснится! А пока только домыслы. Штраусы постоянно ссорятся, у них — конфликт поколений. Оба пышут здоровьем, энергичны, как истые германцы. Самодовольны, я бы сказала, исполнены желания завоевать все окружающее пространство и… — Она замолчала. — Не знаю, — после краткого раздумья продолжила Чедна, — или я заблуждаюсь, или на правильном пути. Если на правильном — тогда я близка к истине, хотя не верю, что кто-то из них… — она подыскивала слова, — виновник преступления.
— Ты думаешь, они состоят в кровосмесительной связи? — произнес я осторожно.
— Вроде того, — подтвердила Чедна.
— Какая испорченность! — вырвалось у меня. — Как тебе могло прийти в голову такое?
— Но и тебе «такое» пришло в голову! — заметила Чедна. — Может, и ты, когда доживешь до шестидесяти, захочешь ощутить рядом под одеялом тепло молодого тела!
— У тебя есть доказательства?
— Нет, но я рассуждаю с позиции женщины, которая своим телом хочет обеспечить себе красивую жизнь!
— Неужели тебя не потрясла смерть Ромео и Юлианы?! — спросил я, изумленный ходом ее мысли.
— Тут ничего не поделаешь, — ответила Чедна. — Смерть — вне нашего понимания. Никто нам не вернет умерших. Лишь одно известно наверняка: когда-нибудь мы присоединимся к ним, и тогда, если дух живет и вне тела, они расскажут, кто повинен в их гибели.
— Красиво!
— Истина куда неприглядней, — парировала Чедна.
— И недоступней, — добавил я. — Ты не думаешь, что убийца кто-то из Штраусов?
— А ты? — ответила Чедна вопросом на вопрос. — Ты не думаешь, что кто-нибудь из двоих… — она взглядом указала на Прпича и Веселицу, — что убийца один из них?
— Не знаю! — проговорил я и сам удивился искренности, с какой высказал свое сомнение. — Не знаю! — повторил я. — Уверен я только в себе.
— Ну, значит, нас двое, — усмехнулась Чедна. — Добавь и Джордже. Не думаю, что он стал бы мстить Ромео из-за кошачьего жаркого. Круг сужается. Объединим наши усилия!
